гл. 91 и кн. IX, гл. 16, а также Лукиана, „Разговоры мертвых“, XIX и XXX. Древние неустанно, в стихах и прозе, настаивают на всевластии судьбы, указывая при этом бессилие перед ней человека. Везде заметно, что они проникнуты этим убеждением, чувствуя таинственную и более глубокую связь вещей, нежели чисто-эмпирическая. Отсюда в греческом языке — многочисленные термины для выражения этого понятия: ποτμος, αἰσα, εἱμαρμενη, πεπρωμενη, μοιρα, Ἀδραστεια и, может быть, еще другие. Что касается слова προνοια, то оно затемняет дело, отправляясь от νους, вторичного, отчего понятие становится, правда, ясным и постижимым, но зато поверхностным и ложным. — Все это зависит от того, что наши действия — необходимый продукт двух факторов, из которых один, наш характер, отличается неизменным постоянством, но делается нам известен лишь a posteriori, т. е. постепенно, а другой, это — мотивы: они лежат вне нас, необходимо обусловливаются мировой жизнью и определяют данный характер, предполагая неизменность его природы, с такою необходимостью, которая равна механической. Но то „я“, которое составляет себе суждение о таком положении вещей, это — субъект познания, и как такой, он чужд обоим названным факторам и является просто зрителем-критиком их деятельности. Временами, конечно, ему приходится диву даваться.
Но коль скоро человек уже усвоил себе точку зрения трансцендентного фатализма и рассматривает с нее индивидуальную жизнь, его глазам иногда представляется удивительнейшее из всех зрелищ, — контраст между очевидной физической случайностью какого-нибудь события и его морально-метафизической необходимостью, которая однако никогда не может быть доказана, а может быть только представлена в воображении. Чтобы пояснить это общеизвестным примером, который в то же время, благодаря своей яркости, может быть признан типичным в нашем вопросе, возьмем шиллеровское „Поручение в плавильный завод“. Именно, промедление Фридолина, вызванное его прислуживанием у обедни, с одной стороны произошло здесь совершенно случайно, а с другой стороны оказалось для него в высшей степени важным и необходимым. Быть может, каждый, при надлежащем размышлении, отыщет аналогичные случаи в своей собственной жизни, хотя бы и не столь важные и не столь знаменательные. Иных же все это склоняет к мысли, что всеми оборотами и изворотами нашего жизненного пути управляет некая тайная и необъяснимая сила, и хотя она очень часто уводит нас от той цели, к которой в данную минуту мы стремимся сами, но действует все же так, как это соответствует объективной цельности и субъективной целесообразности нашего жизненного поприща, — иными словами: она способствует нашему
