сам умерший, — это просто ειδωλον, образ того, кто некогда существовал, возникающий в органе сновидений предрасположенного к этому человека, — возникающий в силу какого-нибудь остатка, какого-либо сохранившегося следа. Он имеет, поэтому, не больше реальности, чем явление того, кто видит самого себя или воспринимается другими там, где его нет. А случаи этого рода известны на основании достоверных свидетельств; кое-какие из них собраны в Горстовой Девтероскопии т. 2, отд. 4; сюда же принадлежит упомянутая история Гёте, равным образом и те нередкие факты, когда больным, близким к смерти, кажется, будто они лежат в постели в двойном виде. „Как дела?“ спросил недавно один врач своего тяжко больного пациента; „теперь лучше, когда нас стало в постели двое“, последовал ответ, — вскоре затем больной умер. — Таким образом, спиритическое явление разбираемого нами характера, находясь в объективном отношении к прежнему состоянию лица, образ которого является, совсем однако не стоит в таком отношении в его теперешнему состоянию: ибо лицо это решительно не играет здесь никакой роли, — так что отсюда нельзя заключать и о его продолжающемся еще индивидуальном существовании. С данным объяснением согласуется также и то, что являющиеся в этих случаях умершие большей частью бывают одеты в то платье, какое они обычно носили; точно также вместе с убийцей является убитый, со всадником лошадь и т. п. К таким видениям надо, по-видимому, отнести и большинство призраков, являвшихся префорстской ясновидящей; разговоры же, какие она с ними вела, надо считать продуктом ее собственного воображения, которое своими средствами добывало текст к этому немому зрелищу (dumb show) с целью его объяснения. Человек ведь от природы стремится как-нибудь объяснить все, что он видит, или по крайней мере внести в виденное некоторую связь, заставляя даже его, в своих мыслях, говорить: вот почему дети часто приписывают диалог даже неодушевленным вещам. Таким образом, ясновидящая, сама того не зная, была суфлером представлявшихся ей образов, при чем ее фантазия обнаруживала ту же бессознательную деятельность, какая позволяет нам направлять и объединять события в обыкновенном, не символическом сновидении, даже иногда заимствовать стимул к нему в объективных, случайных обстоятельствах — в каком-нибудь давлении со стороны постели, либо в извне дошедшем до нас звуке или запахе и т. д., — в зависимости от которых мы видим потом целые длинные истории. Чтобы уяснить себе эту драматургию ясновидящей, надо прочесть то, что Бенде Бендсен рассказывает (Архив Кизера, т. II. тет. 1, стр. 121) о своей сомнамбуле, которой при магнетическом сне являлись иногда ее живые знакомые, при чем она громким голо-
