ляется преодоленным, так как растительный мир стремится вверх, в направлении, ему как раз противоположном, и что тем самым непосредственно возвещает о себе феномен жизни, как новый и высший порядок вещей. Порядку этому мы принадлежим сами, он нам родствен, он — стихия нашего бытия; и сердце наше раскрывается перед ним. Итак, прежде всего вид растений непосредственно радует нас своим вертикальным направлением; красивая группа деревьев поэтому очень выигрывает, если из средины ее поднимается несколько прямых, острых еловых верхушек. Напротив, срубленное дерево уже на нас так не действует; даже растущее очень косо действует уже меньше, чем стоящее прямо. Опущенные книзу, т. е. уступающие тяжести, ветви плакучей ивы (saule pleureur, weeping willow) именно и доставили ей это имя. — Вода безотрадное действие своей неорганической природы в значительной степени умаляет тем, что она очень подвижна и в силу этого создает иллюзию жизни, и тем, что она постоянно играет со светом; к тому же вода — первое условие всякой жизни. — Что кроме того делает нам вид растительности столь приятным, это — выражение спокойствия, мира и удовлетворения, которым она запечатлена; тогда как мир животных мы, по большей части, видим в состоянии беспокойства, неудовлетворенности, даже борьбы; поэтому растительная природа так легко и приводит нас в то состояние чистого познания, которое освобождает нас от самих себя.
Поразительно, как даже самая заурядная и незначительная растительность тотчас же располагается красиво и живописно, как только освободится из-под человеческого произвола; мы видим это на каждом запущенном или еще не затронутом культурой клочке земли, хотя бы на нем только и росло, что колючий кустарник, грубые травы и самые обыкновенные полевые цветы. Напротив, на хлебных и овощных полях эстетическая сторона растительного мира опускается до своего минимума.
Давно уже признано, что каждое предназначенное для человеческих целей произведение человека, т. е. каждое орудие и каждое здание, чтобы быть красивым, должно иметь известное сходство с произведениями природы; при этом, однако, ошибочно считали, что сходство это должно быть прямым, непосредственно сказываться в формах, что колонны, например, должны изображать собою деревья или даже члены человеческого тела, сосуды должны иметь вид раковин, улиток или цветочных венчиков, и что всюду вообще должны воспроизводиться растительные или животные формы. Нет, сходство это должно быть не прямым, а только косвенным; именно, оно должно заключаться не в формах, а в их
