сутолоке своих бесчисленных форм и который беспрестанным разрушением поддерживает свое собственное бытие. И в то же время в этой симфонии слышатся все человеческие страсти и аффекты: радость и горе, любовь и ненависть, ужас и надежда, — во всех своих бесчисленных оттенках, но все — как бы in abstracto, без частных определений: пред нами только форма этих страстей и аффектов, а не их материя, — словно мир бесплотных духов. Конечно, когда мы слушаем эти отголоски человеческой души, у нас является стремление реализировать их, облечь их, в фантазии, плотью и кровью и видеть в них разного рода сцены из жизни и природы. Но все это, взятое вместе, не содействует ни лучшему пониманию музыки, ни наслаждению ею: наоборот, все это является чужеродным и произвольным придатком к ней; вот почему лучше воспринимать музыку в ее непосредственности и чистоте.
До сих пор я, как и в тексте, рассматривал музыку исключительно с ее метафизической стороны, т. е. по отношению к внутреннему смыслу ее произведений. А теперь уместно будет подвергнуть общему рассмотрению и те средства, с помощью которых она, воздействуя на наш дух, осуществляет эти произведения, — другими словами, надо показать связь метафизической стороны музыки с достаточно исследованной и известной физической стороной ее.
Я исхожу из той общеизвестной и новыми возражениями нисколько не поколебленой теории, что всякая гармония тонов основывается на совпадении вибраций, которое, при одновременном звучании двух тонов, наступает при каждой второй, или при каждой третьей, или при каждой четвертой вибрации, вследствие чего они находятся между собою в отношении октавы, квинты или кварты и т. д. И вот, пока вибрации двух тонов образуют между собою отношение рациональное и выразимое в малых числах, они, ввиду часто повторяющегося совпадения, могут в нашем восприятии соединяться: звуки сливаются между собою, и через это возникает их созвучие. Если же это отношение иррационально или выразимо только в больших числах, то внятного совпадения вибраций не получается, а они obstrepunt sibi perpetuo, вследствие чего не допускают соединения в нашем восприятии, — и мы зовем их поэтому диссонансом. Согласно этой теории, музыка представляет собою такой прием, благодаря которому рациональные и иррациональные соотношения чисел вводятся в наше чувственной познание непосредственно и сразу, а не раскрываются нам как в арифметике через понятия. Связь метафизиче-
