— 131 —
отмѣнившее всѣ законы, каравшіе самое любодѣяніе, поддерживало множество мелкихъ надоѣдливыхъ мѣръ, карающихъ такое поведеніе, которое можетъ повести къ любодѣянію. Другими словами, любодѣяніе вполнѣ правомѣрно, а пѣсенка, которая, быть можетъ, поведетъ къ нему, непра-вомѣрна! Развѣ-это послѣдовательно?
— Извините меня,—крикнулъ громкимъ голосомъ высокій мужчина.— Я—юристъ и потому, быть можетъ, знакомъ съ этимъ вопросомъ ближе, чѣмъ мистеръ Макъ-Дудль. Джентльменъ, только что предложившій воп-росъ, заблуждается. Онъ исходитъ изъ ложной предпосылки. Любодѣяніе въ нашей странѣ есть преступленіе въ силу 23 и 24-го законовъ, издан-ныхъ въ 32-мъ году царствованія Викторіи.
— Извините,—возразилъ голосъ изъ зэднихъ рядовъ.—Я тоже юристъ и утверждаю, что законъ, на который вы ссылаетесь, не считаетъ любо-дѣянія преступленіемъ. Онъ относится только къ соучастію въ вовлеченіи женщины въ соверщеніе грѣха. А это двѣ совершенно различныя вещи.
— Я этого не вижу, — возразилъ высокій мужчина. — Ибо, что такое соучастіе, какъ не согласіе совершить беззаконіе? Но въ такомъ случаѣ соглашеніе между мужчиной и женщиной совершить беззаконіе есть именно соучастіе. А такъ какъ они не могутъ совершить этого грѣха безъ соглашенія — если они совершаютъ безъ него, то это, конечно, относится къ другой статьѣ,—то, слѣдовательно, я правъ.
— Нисколько,—упорствовалъ задній юристъ,—нисколько. Боюсь, что ваше пониманіе соучастія смутно. Если вы обратитесь къ своду уголов-ныхъ законовъ Стифенса, который у меня теперь въ рукахъ, то найдете тамъ слѣдующія слова: «само собою подразумѣвается, что соглашеніе между мужчиной ^и женщиной совершить любодѣяніе не есть соуча-стіе». Я думаю, что судью Стифенса можно считать нѣкоторымъ знато-комъ права.
Но тутъ пришелъ на выручку предсѣдатель, который, обращаясь къ собранію, сказалъ:—Мнѣ кажется, джентльмены, что мы уклонились отъ темы. Быть можетъ, мистеру Гатти угодно будетъ сказать намъ нѣсколь-ко словъ.
— Сознаюсь, сэръ,—отвѣтилъ на это обращеніе мистеръ Гатти,—что я нахожусь въ затруднительномъ положеніи. Обсуждаемъ ли мы вопросъ о томъ, правомѣрна ли неблагопристойность; или же передъ собраніемъ поставленъ другой вопросъ: являются ли мистеръ Макъ-Дудль и его товарищи подходящими лицами для того, чтобы быть цензорами нравовъ. Я смотрю на эти вопросы слѣдующимъ образомъ. Неблагопристойность, над-лежащимъ образомъ опредѣленная, несомнѣнно, неправомѣрна. Но мистеръ Макъ-Дудль и его друзья не компетентны ни опредѣлять ее, ни предлагать средства для борьбы съ ней. Наконецъ, государство сдѣлало бы гораздо лучше, если бы предоставило рѣшеніе этого вопроса общественному мнѣ-нію и здравому смыслу и опыту народа.
Рѣчь эта вызвала цѣлую бурю аргументовъ—убѣдительныхъ и
неубѣ-дительныхъ, — ссылавшихся на многочисленность сторонниковъ государ-