— 163 —
найти слабое мѣсто въ позиціи своего противника и затѣмъ напасть на это мѣсто быстро и рѣшителыю; если же такого мѣста не находится, то онъ готовъ признать свое пораженіе. Но человѣческая натура—по крайней мѣрѣ, бостонская чело-вѣческая натура—представляетъ большую загадку для мистера Пинни! Онъ, поэтому, ошибочно принимаетъ меня за софиста, придирчиваго адвоката, за любителя словопреній. Посмотримъ же, въ такомъ случаѣ, кто первый выказалъ любовь къ словесному препирательству въ нашемъ спорѣ.
Въ неосторожную минуту справедливаго раздраженія по поводу безразсудства сторонниковъ запрещенія продажи спирт-ныхъ напитковъ мистеръ Пинни высказалъ приверженность къ нѣкоей очень крайней анархической доктринѣ. Я поддер-жалъ его въ этомъ и рѣшился обратить его вниманіе на одну-двѣ другихъ формы запреіденія, столь же противорѣча-іцихъ его теоріи свободы, какъ и запрещеніе торговли спиртными напитками, и, не смотря на это, защищаемыя имъ. Одной изъ этихъ формъ былъ протекціонизмъ. Онъ отвѣтилъ мнѣ на это, что «между запрещеніемъ торговать спиртными напитками и покровительственными пошлинами нѣтъ никакой аналогіи. Послѣднія никому не запрещаютъ удовлетворять свое желаніе торговать, гдѣ угодно». Именно здѣсь, по отно-шенію къ слову «запрещать», мистеръ Пинни и проявилъ впервые свою любовь къ словеснымъ препирательствамъ. Я указалъ на двѣ формы государственнаго вмѣшательства въ торговлю, которыя на практикѣ, смотря по обстоятельствамъ, либо стѣсняютъ торговлю, либо мѣшаютъ ей, либо фактически не допускаютъ ея. Но эта аналогія въ существенныхъ выводахъ представляла для мистера Пинни большое затруд-неніе. Онъ и попытался обойти его, начавъ со мною споръ о значеніи слова ^запрещать»,—вопросъ чисто формальнаго свойства, поскольку онъ вообще имѣетъ отношеніе къ нашему спору. Онъ указывалъ, что покровительственный та-рифъ не аналогиченъ закону о воспрещеніи торговли спиртными напитками, такъ какъ онъ никому не запрещаетъ торговать, гдѣ угодно. Но это различеніе, самое большее, чисто словеснаго свойства. Слѣдовательно, мистеръ Пинни, выдавая
его за различеніе реальное, былъ повиненъ въ софистикѣ.