mais pour les bons principes. Ah, le méchant, ce prince Hippolyte![1] — сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
— Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, — говорил l’homme à l’esprit profond,[2] — почему же SS не может получить той же награды?
— Je vous demande pardon, une tabatière avec le portrait de l’Empereur est une récompense, mais point une distinction, — сказал дипломат, un cadeau plutôt.[3]
— Il y eu plutôt des antécédents, je vous citerai Schwarzenberg.[4]
— C’est impossible,[5] — возразил другой.
— Пари. Le grand cordon, c’est différent...[6]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтоб он был у нее во вторник.
— Мне это очень нужно, — сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна тою грустною улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких-то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему:
- ↑ — Ваша игра слов нехороша, очень остроумна, но несправедлива. Мы воюем за добрые начала, а не за прусского короля. О, какой злой, этот князь Ипполит!
- ↑ человек глубокого ума,
- ↑ — Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.
- ↑ — Были примеры — Шварценберг.
- ↑ — Это невозможно,
- ↑ — Лента — другое дело...
