pourra pas imputer à la fin de non-recevoir notre dépêche du 28 novembre. Voilà comment tout cela finira.[1]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
— Demosthènes, je te reconnais au caillou que tu as caché dans ta bouche d’or![2] — сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
— Ну, вот чтò, господа, — сказал Билибин, — Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Вене, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave,[3] это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brünn.[4] Вы возьмите на себя театр, я — общество, вы, Ипполит, разумеется, — женщин.
— Надо ему показать Амели, прелесть! — сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
— Вообще этого кровожадного солдата, —сказал Билибин,— надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
— Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, — взглядывая на часы, сказал Болконский.
— Куда?
— К императору.
— О, о! о!
— Ну, до свидания, Болконский! — До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, — послышались голоса. — Мы беремся за вас.
— Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с
- ↑ Подождите, я не кончил... Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство. И... Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября... Вот чем всё это кончится.
- ↑ Демосфен, я узнаю тебя по камню, который ты скрываешь в своих золотых устах!
- ↑ в этой гадкой моравской дыре,
- ↑ Надо его поподчевать Брюнном.