Замыкаю-ль рѣсницы усталыя, —
Я тону въ безднѣ сладостныхъ грёзъ:
Все-то вижу глаза ея впалые…
Плечи блѣдныя… волны волосъ…
Начинаю-ль дремать,— тяжко дышится,—
Я безумца въ себѣ узнаю;
Мнѣ сквозь сонъ ея жалоба слышится
На безпутную юность мою…
И, въ слезахъ призывая Спасителя,
Крикъ ребенка я слышу — и въ немъ,—
Въ сиротѣ, чую вѣчнаго мстителя
За любовь, что покрылъ я стыдомъ…
И нѣтъ силъ одолѣть искушеніе!
Забывая молитву мою,
У погибшей прошу я прощеніе,
Передъ ней на колѣняхъ стою…
Замыкаю ль ресницы усталые, —
Я тону в бездне сладостных грёз:
Всё-то вижу глаза её впалые…
Плечи бледные… волны волос…
Начинаю-ль дремать,— тяжко дышится,—
Я безумца в себе узнаю;
Мне сквозь сон её жалоба слышится
На беспутную юность мою…
И, в слезах призывая Спасителя,
Крик ребенка я слышу — и в нем,—
В сироте, чую вечного мстителя
За любовь, что покрыл я стыдом…
И нет сил одолеть искушение!
Забывая молитву мою,
У погибшей прошу я прощение,
Перед ней на коленях стою…