Увидѣлъ тѣхъ я, чья любовь
Меня заботливо хранила —
Тѣхъ милыхъ, добрыхъ, дорогихъ,
О комъ всегда среди чужихъ
Мнѣ вспоминать отрадно было.
Какъ будто, плача, я припалъ
Къ корнямъ знакомой, старой ели
И весь въ слезахъ, смущень, не зналъ,
Какъ сердцемъ радостнымъ страдалъ,
Чтò — кровь иль слезы въ немъ кипѣли?…
Вотъ стадо скрылося изъ глазъ,
Вотъ, по дорогѣ пыль взбивая,
Чуть видный, на гору въѣзжая,
Тащится тройкой тарантасъ.
Кто это ѣдетъ? Сердце бьется….
Несносно тихо онъ плетется!
Гостей ли жданныхъ Богъ даетъ?
Не убѣжать ли отъ воротъ?
Ну, вдругъ она!… Ну, вдругъ она!… Густую прядь волосъ
Хорошенькою ручкой поправляя,
Разскажетъ мнѣ, какъ дома ей жилось,
Какъ ѣхали. Пойдетъ не умолкая
Нашъ разговоръ веселый и простой,
И слышенъ смѣхъ порывисто живой
Въ томъ уголку, гдѣ мы съ ней пріютились,
Гдѣ, все забывъ, мы съ ней заговорились…
Но вотъ затихъ шумливый разговоръ,
Блеститъ графинъ, гремятъ ножи, приборъ
И сѣли мы. И сѣли мы. Какой румянецъ чистый!
Какъ милъ загаръ ея щеки пушистой —
Прозрачный слѣдъ іюльскихъ, жаркихъ дней,
Какъ просто все и неподдѣльно въ ней!
Пока еще не умеръ сердцемъ ты,
Не размѣнялъ сердечныхъ впечатлѣній
На пошлыя слова ходячихъ мнѣній;
