Бальзаминова. Развѣ она и разговаривать не любитъ?
Красавина. Какъ не любить! Только чтобы не торопясь, съ прохладой. Ну, такимъ-то родомъ, сударыня ты моя, отъ этакой-то жизни стала она толстѣть и тоску чувствовать. И даже такъ, я тебѣ скажу, тяжесть такая на неё напала, въ родѣ какъ болѣзнь. Ну сейчасъ съ докторами совѣтоваться. Я была при одномъ докторѣ. Вотъ докторъ ей и говоритъ: «вамъ, говоритъ, лекарства никакого не нужно; только чтобъ, говоритъ, развлеченіе и безпремѣнно чтобъ замужъ шли».
Бальзаминова. А она чтожъ?
Красавина. Она ему сейчасъ въ руку три цѣлковыхъ бумажку. Порядокъ этотъ знаетъ.
Бальзаминова. Нѣтъ, я не про то! Я насчётъ того, что замужъ-то идти?
Красавина. «Я, говоритъ, замужъ не прочь; только гдѣ его найдёшь, дома-то сидя?» — А я-то, говорю, на что? — «Ну, говоритъ, хлопочи!» Такъ вотъ какіе дѣла и какіе оказіи бываютъ.
Бальзаминова. Ну, а какъ насчётъ состоянія?
Красавина. Сверхъ границъ. Одних только денегъ и билетовъ мы двѣ считали-считали, счесть не могли, такъ и бросили. Да я такъ думаю, что не то что намъ, бабамъ, а и мужчинамъ, если двухъ хорошихъ взять, и то не счесть!
Бальзаминова. Какъ же это не счесть?
Красавина. Такъ вотъ и не счесть. Посчитаютъ-посчитаютъ, да и бросятъ. Ты думаешь, считать-то легко? Это, матушка, всѣмъ вамъ кажется, у кого денегъ нѣтъ. А поди-ка попробуй! Нѣтъ, матушка, счётъ мудрёное дѣло. И чиновники-то, которые при этомъ приставлены, и тѣ, кто до сколька умѣетъ, до столька и считаетъ: потому у нихъ и чины разные. Твой Михайло до сколька умѣетъ?
Бальзаминова. Да я думаю, сколько ни дай, всё сочтётъ.
Красавина. Ну гдѣ ему! Тысячъ до десяти сочтётъ, а больше не сумѣетъ. А то вотъ ещё какіе оказіи бываютъ, ты знаешь ли? Что-то строили, ужь я не припомню, такъ артитехторы считали, считали, цыфирю не хватило.
Бальзаминова. Можетъ ли это быть?
Красавина. Вѣрно тебѣ говорю. Такъ что же придумали: до которыхъ поръ сочтутъ, это запишутъ, да опять цыфирь-то сначала и оборотятъ. Вотъ какъ! Такъ чтожъ тутъ мудрёнаго, что мы денегъ