Странное племя (Ильф)
| Странное племя |
| Источник: Илья Ильф, Евгений Петров. Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска / сост., комментарии и дополнения (с. 430-475) М. Долинского. — М.: Книжная палата, 1989. — С. 254-256. • Единственная прижизненная публикация: Чудак. 1929. № 10. |
Совсем недавно, когда Горький был в Москве[1], ко мне пришел знакомый художник. Одет был он с той беспорядочностью, которая присуща теперь не только художникам, но и всем покупающим готовое платье в госмагазинах.
Был на нем волосатый бумажный костюм аспидного цвета с плохо вшитыми рукавами. Была на нем и экономическая графитная сорочка с галстуком ящеричного оттенка. Были на нем и негнущиеся хромовые башмаки на высоких каблуках, которые так выгодно выделяют скоро-ходовскую продукцию среди обуви, изготовляемой во всем остальном мире. Словом, было на нем все то, что носят маломощные советские граждане.
— Как попасть к Горькому? — торопливо сказал художник. — Вы не можете познакомить меня с ним?
— А зачем вам это?
— Нужно до зарезу.
— Написали роман и хотите получить аттестацию Алексея Максимовича?
— Да нет, какой там роман! Я хотел написать с него портрет.
— К Горькому очень трудно попасть Зачем вам именно он, пишите с кого-нибудь другого.
— Какой вы, однако, чудак! Кому нужен портрет с кого-нибудь другого? А портрет Горького у меня купят, особенно если он на нем распишется.
— У вас есть заказчик?
— Теперь нет заказчиков. Кто-нибудь да купит. Музей Революции, или ГИЗ, или трест сжатых газов. Горький теперь в моде. Устройте мне это знакомство.
Но оказалось, что я сам незнаком с Горьким и ходов к нему не имею. Художник, огорченно прищелкивая языком, надел тяжелое, словно не ватой, а оловом подбитое пальто, и стал прощаться.
— А как дела вообще?
— Плохи. Нет сбыта, рынка нет.
— Но все-таки…
— Не все-таки, а именно.
И, стоя у вешалки, где пальто висели, как убитые волки, художник
произнес печальный монолог о музеях, которые ничего почти не покупают, о клубах, загромождаюпщх свои подоконники бюстами матнин-ной выработки, о рабочих и служащих, которые обходятся покуда без живописи.
— А нэпманы?
— Это зверье картин не покупает. Не та стадия развития! Засим — до свиданья! Пойду еще в один дом, попробую все-таки насчет Горького.
Через месяц мы снова встретились. Как и прежде, на бумажном костюме художника торчали во все стороны волоски и зловеще поблескивал ящеричный галстук. Но художник был весел.
— А я напал-таки на жилу!
— Написали портрет?
— Написал и продал.
— С Горького?
— Сказали! С Горьким ничего не вышло. Я одного замечательного старика написал.
— Какого старика?
— Это тоже, знаете, редкая комбинация. У меня есть один приятель, старый политкаторжанин. Живет он в общежитии ветеранов. И однажды застал я у него какого-то очень живого и очень сердитого старика.
— Познакомьтесь, — говорит мне приятель, — это товарищ Дегейтер, автор «Интернационала».
Я читал о его приезде из Франции. Он тут в Москве выступал и даже сам дирижировал оркестром, исполнявшим «Интернационал».
— А не согласится ли он, — говорю я, — позировать мне для портрета?
— Надо узнать. Пробудет он здесь порядком. Он приехал сюда с французскими коминтерновцами и вместе с ними, видно, уедет.
Стали они разговаривать, и старик сразу согласился. Оказалось, что он изрядно скучал. Спутники сидят на конгрессе[2], а он особенно много носиться по городу не может. Возраст. Написал я с него хороший портрет, он сделал свой автограф, и все это я продал в один из исторических музеев.
— И много получили?
— Получил 200 рублей.
— И вы довольны?
— Ну еще бы. Это почти все мои доходы за полгода!
— А дальше как? Предвидится работа?
— Не знаю. Все может быть. Может, Ромен Роллан приедет[3]. Тогда постараюсь к нему пробиться.
На этом кончился наш замечательный разговор. Чтобы художнику продать картину, нужно необыкновенное стечение обстоятельств.
Нужно, чтобы из Франции в Москву приехал знаменитый человек, чтобы человек этот был автором «Интернационала», чтобы он был стар, не мог выйти из комнаты и очень скучал, покинутый товарищами, занятыми делом.
Тогда художник может написать с него портрет и продать за очень скромные деньги.
Счастливый художник!