Мирский Д. С.
Сухово-Кобылин, Писемский и малые драматурги
'''Глава из книги "История русской литературы с древнейших времен до 1925 года ".'''
----------------------------------------------------------------------------
Мирский Д. С. Сухово-Кобылин, Писемский и малые драматурги // Мирский
Д. С. История русской литературы с древнейших времен до 1925 года / Пер. с
англ. Р. Зерновой. - London: Overseas Publications Interchange Ltd, 1992. -
С. 382-386.
Оригинал находится здесь: '''Фундаментальная электронная библиотека'''
----------------------------------------------------------------------------
Было только два драматурга, приближавшихся к Островскому если не по
количеству, то по качеству своих произведений, и это были Сухово-Кобылин и
Писемский, оба более традиционные, более "искусственные" и более
театральные, чем он.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин (1817-1903) был типичный
образованный дворянин своего поколения, пропитанный Гегелем и немецким
идеализмом. Он считал метафизику своим истинным призванием, перевел всего
Гегеля на русский язык и много лет работал над оригинальным философским
трудом в гегелевском духе. Но его рукописи погибли во время пожара, а в
печати не осталось никаких следов его философских сочинений. Писание пьес
было только коротким эпизодом в его жизни. Поразительно то, что ни его
метафизические наклонности, ни отсутствие профессионализма в драматургии
никак не повлияли на его пьесы. Они на удивление свободны от идей, а по
сценичности не имеют соперников в русской литературной драме. Единственным
важным событием в жизни Сухово-Кобылина было убийство в 1850 г. его
любовницы-француженки, к которой он был глубоко привязан. Его заподозрили в
том, что он виновен в этом преступлении, и семь лет он находился под судом
(некоторое время и в тюрьме); только в 1857 он был наконец оправдан. Этот
эпизод, столкнувший его лицом к лицу с ужасами и нелепостями дореформенных
судов, оставил глубокий след в его душе и внушил ему ту злобную ненависть
ко всему классу чиновников, которая переполняет две его последние пьесы.
Все его драматургическое наследие - это три комедии: '''Свадьба Кречинского'''
(поставлена в 1855 г.), '''Дело''' и '''Смерть Тарелкина'''. Последние две появились в
печати в 1869 г., но надолго были запрещены к постановке. '''Свадьба
Кречинского''' - чистая плутовская комедия, где жулик одерживает победу над
глупостью добродетельных персонажей. Критики нашли, что в ней не хватает
идей, что она слишком зависит от интриги и вообще слишком выдержана во
французском стиле. Но у зрителей она имела небывалый успех и сделалась
одной из любимых и надежнейших пьес русского репертуара. По известности
своего текста она может соперничать с '''Горем от ума''' и с '''Ревизором'''. Цитаты из
нее до сих пор у всех на языке. Как комедия интриги она не имеет соперниц
на русском языке, за исключением '''Ревизора''', а характеры обоих мошенников,
Кречинского и Расплюева, принадлежат к самым запоминающимся во всей
портретной галерее русской литературы.
'''Дело''' и '''Смерть Тарелкина''' совершенно иные по тону. Это сатиры,
рассчитанные, по словам самого автора, не на то, чтобы зритель рассмеялся,
а на то, чтобы он содрогнулся. Злость этой сатиры такова, что рядом с этими
пьесами Салтыков кажется безобидным. Даже для радикалов шестидесятых годов
это было чересчур. Сухово-Кобылин использовал тут метод гротескного
преувеличения и неправдоподобного окарикатуриванья, типа того, что применял
Гоголь, но гораздо бесстрашнее и яростнее, - а методы эти были глубоко
чужды русскому реализму. В наше время, когда мы расстались с условностью
непременного жизнеподобия, мы более способны оценить по достоинству сатиру
Сухово-Кобылина. '''Смерть Тарелкина''' с ее колоссальным цинизмом и жестокостью
в обрисовке торжествующего и бесстыдного порока, в последнее время имела
значительный успех. Это единственная в своем роде вещь, которая совмещает
мудро рассчитанную жестокость Бен Джонсона со страстной серьезностью
свифтовской ярости.
Писемский начал свою карьеру драматурга комедиями ('''Ипохондрик''', 1852),
в которых он щедро пользовался гоголевской традицией фарса и совмещения
несовместимого. Но главным его достижением была реалистическая трагедия.
Этот жанр в России представлен фактически только двумя вещами -''' Горькой
судьбиной''' Писемского (1860) и '''Властью тьмы''' Толстого. При всей силе и
напряженности толстовской драмы непредубежденный критик вряд ли усомнится в
том, что хотя обе они равны по человеческому и трагическому значению, пьеса
Писемского выше как пьеса, это более полная художественная удача. В ней
есть напряжение и неотвратимость классической драмы, и если '''Власти тьмы'''
больше всего подходит определение "моралите?", то '''Горькая судьбина''' -
подлинная трагедия, в которой соблюдено то высшее логическое единство, что
является главной чертой трагедий Расина. Сюжет ее, как и у Расина, прост,
почти геометричен. Помещик, слабый человек гамлетовского идеалистического
типа, соблазнил в отсутствие мужа одну из своих крепостных. Муж - сильный
характер, того типа, который встречается в народных рассказах Писемского и
Лескова. Хоть он и крепостной, он благоденствующий торговец и заработал в
Петербурге большие деньги. Он возвращается домой (с этого начинается
действие), постепенно обнаруживает преступление жены и реагирует
соответственно. Помещик - господин мужа, в то время как муж - господин
своей жены; таким образом, это конфликт между правами господина, как
владельца крепостного, и достоинством крепостного, с одной стороны; с
другой стороны - конфликт между правом свободной любви (тут крайне важно
то, что помещик и жена крепостного действительно любят друг друга) и правом
главы семьи по отношению к жене. Двойной конфликт разворачивается с
необычайным мастерством, и сочувствие зрителя колеблется между правом на
человеческое достоинство и правом свободной любви. Трагедия кончается тем,
что муж убивает жену и затем (эта черта особенно высоко оценена русской
критикой, но Писемскому ее подсказал актер Мартынов) отдает себя в руки
правосудия.
Другие пьесы Писемского не достигают высоты '''Горькой судьбины'''. Они
грубоваты и как бы специально нападают на все то, что ценила публика того
времени. Они делятся на два цикла - серия исторических мелодрам из
восемнадцатого века ('''Самоуправцы, Поручик Гладков''') и серия драм,
сатирически изображающих погоню за деньгами шестидесятых и семидесятых
годов ('''Ваал, Хищники''' и т. д.). Исторические драмы - дразняще странные
творения. Они написаны сжато, почти как наброски. Они (особенно
'''Самоуправцы''') наполнены быстрым, мелодраматическим действием. Драматург как
будто сознательно избегает тонкости и дает психологию, достойную театра
марионеток. И все-таки этим пьесам свойственно странное очарование, и если
бы их теперь поставить на сцене, они бы произвели невероятное впечатление.
Отсутствие психологической глубины и сознательное применение сильных
эффектов пришлось бы по вкусу нынешнему зрителю гораздо больше, чем
тогдашнему.
Сатирические пьесы из современной жизни яростью сатиры напоминают
Сухово-Кобылина. Но они длинны и технически несовершенны и свидетельствуют
о явном угасании творческих сил писателя.
Многочисленные второстепенные драматурги этого периода частично
старались усвоить метод Островского при изображении русского быта, а
частично писали так называемые "разоблачительные пьесы", т. е. изобличали в
драматической форме всевозможные административные и общественные пороки,
особенно дореформенные. Здесь они тоже тянулись за '''Доходным местом'''
Островского. Достаточно будет просто назвать самых популярных из них, ибо
никто не поднялся выше посредственности.
Настоящей соперницей, оспаривавшей у реалистической драмы Островского
любовь зрителя, была оперетта Оффенбаха, во второй половине шестидесятых
годов заполнившая русскую сцену и сделавшая непопулярными все прочие виды
искусства. Но она осталась импортным товаром: русские авторы не пытались ей
подражать.
