Виндшейд, Бернгард, один из крупных юристов нового времени, родился в 1817 г. в Дюссельдорфе, начал преподавать римское право, в качестве приват-доцента, в 1840 г., был затем профессором того же права в Бонне, Базеле, Грейфсвальде, Мюнхене, Гейдельберге и с 1874 г. — в Лейпциге, где и умер, оставаясь до глубокой старости на своем посту, в 1892 г. Столь продолжительная академическая деятельность, обаяние которой испытали на себе все многочисленные и разноплеменные слушатели В., была прервана только в промежуток времени от 1879 до 1883 г., когда уже маститого романиста пригласили в комиссию по выработке нового немецкого гражданского уложения. Здесь влияние его было опять настолько значительно, что составленный этой комиссией проект уложения называют до сих пор „маленьким Виндшейдом“, т. е. сокращенным изданием его же учебника римского пандектного права. Этот трехтомный учебник („Lehrbuch des Pandektenrechts“), выдержавший при жизни В. 7 изданий и разбухший почти вдвое еще в 2-х изданиях, выпущенных после его смерти, благодаря сделанным к нему одним из современных нам юристов, Киппом, примечаниям, — составляет теперь настольную книгу одинаково для тех, кто учится праву, и кто применяет его. Почти все современные немецкие юристы прошли через школу этого учебника, и проводимые в нем взгляды не только руководят судьями и адвокатами в их профессиональной деятельности, но и для высших немецких судов служат суррогатом отсутствующих или устаревших юридических норм. Объяснить это влияние преподавания и учебника на теорию и практику права можно, с одной стороны, качествами преподавания и учебника, и с другой — фактическим состояниям современной, особенно немецкой, юриспруденции.
Не будет преувеличением сказать, что В. был идеальным преподавателем права: основательным, глубоким и до такой степени проникнутым величием предмета своего преподавания, что слушатели его не могли ни минуты сомневаться в том, что они подготовляют себя к благороднейшему призванию в жизни. Он не блистал ни красноречием, ни остроумием, но подкупал аудиторию мастерством и объективностью изложения, не закрывавшего глаз ни на слабые стороны, ни на сомнения, возбуждаемые излагаемыми им учениями. Изящная простота и торжественность его манеры и аргументации производили впечатление священнодействия и столько же увлекали, сколько и убеждали. Учебник В. отличается теми же достоинствами: он дает верную, ясную и равномерно во всех частях исполненную картину всего действующего в Германии пандектного права, тщательную и осторожную обработку этого права, не упускающую ни одного из обычно принимаемых в нем моментов и не только обширные и постоянно растущие литературн. указания по всем рассматриваемым в учебнике вопросам, но и критическую поверку этих указаний, никогда не умаляющую чужих заслуг и всегда остающуюся в пределах благожелательного и академического обсуждения. Если сюда присоединить еще то, что В. держится, в общем, издавна установленных взглядов и озабочен не столько исправлением, сколько подведением итогов действующего права, что та же тенденция преобладает и в современной юриспруденции, следующей тем же приемам разработки права, что и В., то сделается понятным, почему он пользуется в Германии таким авторитетом, как ни один другой юрист, и почему его называют так часто вожаком господствующих в современной юриспруденции воззрений. Ничего не изменяет в этом положении дела парадоксальность или явная непрактичность некоторых из учений В., отвергаемых современной юриспруденцией без того, чтобы это сколько-нибудь задевало его авторитет. Таково, напр., учение В. о трехчленном делении вины (culpa), принятое в первом проекте к немецкому гражданскому уложению, но выкинутое из его окончательной редакции. Таково изложенное в одном из ранних сочинений В., под заглавием „Die Lehre des römischen Rechts von der Voraussetzung“ (1850 г.), но отстаиваемое им до конца жизни и перенесенное во все издания учебника — учение о так наз. „предположении“, как „недоразвившемся условии“, применимом, как будто, ко всем сделкам и стоящем между настоящим условием и мотивом сделки. Таковы же и многие положения, выставленные в его монографии „Wille und Willenserklärung“ (1878 г.), как, напр., выведенное логически из принципа решающего значения для сделок воли, а не ее изъявления — положение, в силу которого доверитель, запретивший устно своему поверенному заключение известных сделок, не несет перед третьими лицами ответственности по этим сделкам только потому, что он не имел воли на их заключение.
Из других работ В., совершенно затушевываемых его учебником и посвященных, главным образом, римскому праву, следует назвать: „Zur Lehre des Code Napoléon von der Ungültigkeit der Rechtsgeschäfte“ (1847), „Ueber das Princip des Sc. Vellejanum“ в „Archiv f. civ. Praxis“, XXXII (1849), „Die Wirkung der erfüllten Bedingung“ (1851), „Die Actio“ (1856). Более значительны две последние работы, из коих в одной В. оспаривает с успехом общепринятое учение о так наз. „обратном действии“ наступившего условия, а в другом — устанавливает различие между римским и современным представлением об иске. Надо еще упомянуть о блестящей академической речи, озаглавленной: „Die Aufgaben der Rechtswissenschaft“ (1884), где В., признавая себя благодарным учеником Савиньи и сторонником „исторической школы“ — в том смысле, что и для него понимание права невозможно помимо изучения его возникновения и развития, — не разделяет, однако, ни слепой веры этой школы в бессознательный рост права, ни ее увлечения антикварными исследованиями всех мелочей римского права, принимаемых за моменты действующего и в настоящее время права, ни столь характерного для этой же школы стремления „очистить“ римское право от всех идей, внесенных в него „заблуждениями новых юристов“. В. настаивает, напротив, в своей академической речи на том, что римское право имеет цену для современной юриспруденции лишь настолько, насколько оно применимо к современной жизни, и стоит за такое же отношение ко всякой истории права, лишенной, в его глазах, для юриспруденции, как таковой, значения, если она не оказывает помощи пониманию действующего в настоящее время права. Но учебник В. много консервативнее его академической речи: он стремится гораздо более к примирению римского права, в его целом, с потребностями и запросами новой жизни, нежели к осилению этого права путем выделения его мертвых или омертвелых частей от живых и жизнеспособных. Римское детальное право представлено в этом учебнике как „общее право“ Германии, когда из 50 миллионов немцев этому праву следовало и до введения в силу нового гражданского уложения менее 2 миллионов населения этой страны. Римскому иску, известному под именем actio institoria utilis, приписано решающее значение в комиссионных сделках, заключаемых от своего имени, но за чужой счет, так что доверитель и комиссионер оказываются по этим сделкам совместными ответчиками и в настоящее время, как и в древнем Риме! Реципированными, но отмененными последующей практикой объявлены даже такие институты, которые не применялись никогда в Германии, напр., толкование законов императором. Эти уклонения от общепризнанных положений могут быть отнесены на счет увлечения романиста излюбленным предметом его занятий и недостатка практического чутья, затемненного формальной методой изучения права. Но эта метода господствует и в современной юриспруденции, и поэтому уже не мешает учебнику В. оставаться наиболее чтимым пособием и к изучению „общего права“ Германии, и к толкованию ее нового гражданского уложения, для которого он получает то же значение, что сочинения Потье для французского гражданского кодекса.
В заключение можно сказать, что учебник В. представляет единственное в своем роде явление концентрации всех сил и способностей недюжинного ума в одной учебной книге, которая поглощает всю остальную работу этого ума и получает, в глазах современников, авторитет, почти равный авторитету „священной книги“.