Гербарт, Иоганн Фридрих, видный немецкий философ и психолог, основатель научной педагогики. Род. в 1776 г., в семье судьи в Ольденбурге. Рано познакомившись с философией Хр. Вольфа и Канта, поступил в 1794 г. в иенский унив., где слушал Фихте. В 1797—1800 гг. был домашним учителем в Интерлакене; из этой деятельности Г. вынес на всю жизнь сохранившийся у него интерес к педагогике и основы развитых им позже педагогических воззрений; в Швейцарии Г. познакомился с Песталоцци, образовательный метод которого также оказал на него влияние. С 1802 по 1809 г. Г. преподает в Геттингене, в качестве сначала приват-доцента, а потом э.-орд. профессора; в 1809 г. переходит в Кенигсберг и в 1811 г. основывает здесь педагогическую семинарию, в которой применяет на практике свои педагогические теории; в 1833 г. уходит обратно в Геттинген, где и остается професс. до смерти (1841). В 1837 г. не примкнул к протесту „семи геттингенцев“. Главнейшие сочинения Г.: „Allgemeine Pädagogik“ (1806), „Hauptpunkte der Metaphysik“ (1806 и 1808); „Allgemeine praktische Philosophie“ (1808); „Lehrbuch zur Einleitung in die Philosophie“ (1815); „Lehrbuch zur Psychologie“ (1816, 3 Aufl. 1850); „Psychologie als Wissenschaft neu begründet auf Erfahrung, Metaphysik und Mathematik“ (1824—1825); „Allgemeine Metaphysik nebst den Anfängen der philosophischen Naturlehre“ (1828—1829); „Umriss pädagogischer Vorlesungen“ (1835); „Psychologische Untersuehungen“ (1839—1840). Полный список сочинений Г. в хронологическом порядке дан в 12-м томе 2-го гартенштейновского издания его сочинений (стр. 785—796). Резко противополагая себя субъективному идеализму Фихте и пантеистической натурфилософии Шеллинга, Г. и в Канте относится отрицательно к тем элементам, благодаря которым Кант стал отцом нового немецкого идеализма: а именно, Г. отвергает кантову „умопостигаемую свободу“, как тот пункт, к которому прикрепил свою теорию Фихте, и кантову „Критику способности суждения“, как источник философии Шеллинга. Напротив, Г. примыкает к тем сторонам учения Канта, которые тот удержал из лейбнице-вольфовой философии. В конце концов, Г. возвращается, в сущности, к построению метафизики старого, до-критического типа с некоторыми уступками критицизму. Необходимость начинать философию с критики познавательной способности Г. отвергает тем соображением, что эта способность и самый факт познания могут быть оправданы только опять-таки познанием, которое, след., для своего оправдания требует новой критики познания, и т. д., — получается regressus in infinitum. Поэтому остается прямо обратиться к объектам познания и изучать их, а не само познание. В наших понятиях о познаваемых объектах мы замечаем целый ряд внутренних противоречий, которые мы должны примирить; научная обработка наших понятий и исправление их с целью уничтожения этих противоречий и составляет задачу философии. Философия распадается на логику, метафизику и эстетику. Логика указывает приемы для достижения отчетливости понятий; отчетливость состоит в различении отдельных признаков понятия; отчетливые понятия могут принимать форму суждений, из соединения суждений возникают умозаключения. В логике Г. придерживается строго „формального“ направления. Метафизика задается целью исправить и преобразовать наши понятия; всего более нуждаются в таком исправлении и преобразовании понятия „вещи, обладающей несколькими признаками“ (проблема субстанции и акциденции), „изменения“ (проблемы процесса, причинности и т. п.) и „я“ (проблема субъекта и души). Пусть все данное есть только явление или видимость (Schein); все же „сколько есть видимости, столько указаний на бытие“ (soviel Schein, soviel Hindeutung auf Sein), и таким образом явления опираются на нечто являющееся, на метафизическое бытие. Это бытие состоит из множества простых субстанций („реалов“), из которых каждая обладает только одним качеством; всякая конкретная вещь, обладающая несколькими признаками, есть результат соединения и взаимопроникновения этих простых элементов всего сущего. Всякое изменение в вещах Г. сводит на выделение тех или других „реалов“ из данного комплекса (вещи); в сущности, в бытии, как целом, нет никакого качественного изменения, а также ни возникновения, ни уничтожения, — есть лишь перемещения, происходящие, однако, не в том феноменальном пространстве, которое есть форма нашего восприятия, а в ином, „умопостигаемом“, в котором надо мыслить метафизические „реалы“. Так решаются для Г. смущающие его внутренние противоречия единства вещи и множественности ее свойств, изменений в вещах и неизменности полноты бытия, как целого. В понятии „я“ внутреннее противоречие состоит также в несовместимости единства души, выражающегося в единстве самосознания, с множественностью ее состояний, или „представлений“. Г. решает эту трудность так: все „реалы“ обладают некоторыми внутренними состояниями, до известной степени аналогичными нашим представлениям; такие состояния присущи и нашей душе, но сначала лишь в скрытом виде; когда же на душу начнут оказывать воздействие и как бы давление другие „реалы“, душа, отстаивая устойчивость своего бытия, оказывает им противодействие в форме „представлений“. Так. обр., представления суть как бы акты самосохранения душевной субстанции; или, применяя другой образ, остальные „реалы“ высекают в душе представления, как сталь искры в кремне. Как видно, Г. в своей метафизике совмещает лейбницианство с некоторыми древними учениями (особенно элейцев). В психологии Г. — 1) решительный интеллектуалист: все душевные состояния суть в основе своей „представления“: чувствования и желания суть лишь частные случаи взаимодействия представлений; 2) вместе с тем Г. — горячий противник теории психических способностей, как отдельных сил души: в душе происходит лишь один процесс — взаимодействия представлений, а потому и основная способность одна: способность представления; 3) самое взаимодействие представлений Г. понимает динамически: вся система их представляет некоторое связное целое, каждая точка которого оказывает давление на каждую другую, и реальный процесс душевной жизни, поднятие представлений над „порогом сознания“ (понятие, также введенное в психологию Г-м), есть равнодействующая всех этих частичных напряжений (этой своей чертой психология Г. выгодно отличается от психологии „ассоциационной“); 4) вместе с тем Г. удачно подчеркивает значение накопленного опыта, прошлого души — для ее дальнейшей жизни; каждый момент психического процесса (Г. называет эти моменты апперцепциями; см.) он понимает как взаимодействие двух масс представлений: образовавшейся до данного момента и притекающей в данный момент, при чем организующая роль принадлежит первой, которая поэтому и называется апперципирующей в отличие от второй, апперципируемой; 5) наконец, Г. — решительный детерминист: психологическая свобода воли есть не что иное, как упроченное господство сильнейших масс представлений над отдельными состояниями; поэтому учение Канта о трансцендентальной свободе ошибочно и в то же время противоречит запросам практической жизни, так как оно уничтожает возможность образования характера. В свою „механику представлений“ Г. вводит множество математических выкладок, пытаясь точно учесть величины взаимных „задержек“, „стеснений“ представлений, а также формы их „слияний“, „масс“, „рядов“, „сведений“ (Wölbungen), „заострений“ (Zuspitzungen) и т. д. До известной степени прав Рибо, говоря, что, пытаясь основать психологию на опыте, метафизике и математике, Г. взял „очень мало из опыта, несколько больше из метафизики и почти все из математики“. — Третья часть философии Г. — „эстетика“ — основывается у него не на каком-либо метафизическом принципе, общем с его теоретической философией, а независимо от последней — на психологическом факте оценки, одобрения и неодобрения. Эстетика распадается на искусство (деятельность, заниматься или не заниматься которой зависит от желания каждого отдельного лица) и мораль и право (область, с необходимостью составляющая объект деятельности всех людей). В эстетике Г. „формалист“ (прекрасное основано на форме отношений между элементами: основной тип прекрасного — музыкальная гармония). В морали Г. выставляет 5 „идей“, не выводимых ни друг из друга, ни из чего-либо высшего, а опять основанных на суждениях оценки волевых отношений; это идеи: внутренней свободы, совершенства, благожелательности, права и справедливости (или воздаяния). На этих идеях основаны производные или общественные идеи: одухотворенного общества (высшая из этих идей), культурной системы, системы управления, правового общества и системы возмездия. Основа религиозной веры, по Г., созерцание целесообразностей в природе; создается вера моральной потребностью.
Особенно велико значение Г. в педагогике. Прежде всего, Г. указал на то, что педагогика должна основываться, с одной стороны, на этике (вопрос о целях воспитания), с другой — на психологии, и осветил некоторые пункты метода этой дисциплины. Далее, он выдвинул значение в воспитании процесса „апперцепции“ и тем подчеркнул значение процесса усвоения и активной переработки, а также заставил считаться с индивидуальностью и личностью воспитываемого и его подготовкой („апперципирующая“ масса представлений). Цель воспитания — добродетель; главное средство воспитания расширение интеллекта, развитие всестороннего интереса. „Нет обучения без воспитания; нет воспитания без обучения“, всякое обучение имеет воспитательное значение. Воспитание проходит три стадии: управление (внешняя дисциплина), обучение и нравственное развитие (Zucht). Интерес бывает либо к занятиям, даваемым опытом, либо к чувствам, внушаемым общением с людьми (эмпирический и симпатический); высшие стадии первого: спекулятивный и эстетический интересы, высшие стадии второго: интересы социальный и религиозный. Обучение должно проходить четыре „формальных ступени“: на первой отчетливо усваиваются элементы (ступень ясности), на второй элементы связываются в группы (ассоциация), на третьей дается понимание целого (система), на последней разумно применяется на практике усвоенное (метод). Обучение имеет предметом вещи (произведения природы и искусства, люди, семья, государство и т. д.), формы (математика, основные понятия метафизики) и знаки (языки). И Г. рассматривает с педагогической точки зрения отдельные учебные предметы. Г. сторонник классического образования. — Г. имел в Германии, а особенно в Чехии, очень большое число последователей, частью весьма выдающихся. См. Fr. A. Lange, „Grundlegung der mathematischen Psychologie. Ein Versuch zur Nachweisung der fundamentalen Fehler bei H. und Drobisch“; De Garmo, „H. and the Herbartians“ (1896); O. Flügel, „Н.’s Lehren und Leben“ (1907); B. Croce, „La filosofia di H.“ (1908); Mauxion, „L’éducation par l’instruction et les théories pédagogiques de H.“ (1901); L. Gockler, „La pédagogie de H.“ (1905); P. Dietering, „Die H.-’sche Pädagogik vom Standpunkte moderner Erziehungsbestrebungen“ (1908); L. Credaro, „La pedagogia di H.“ (3 ed., 1909). Резко критиковали философию Г. А. Тренделенбург, а педагогику — Фр. Диттес. М. Троицкий, „Немецкая психология в текущем столетии“ (2 изд., 1883, том II); Н. Ланге, „История нравственных идей XIX века“ (1888); А. Нечаев, „Психология Г.“ (Образование, 1895, №№ 1—3); Вл. Ивановский, „К вопросу об апперцепции“ (Вопр. фил. и псих., янв., 1897); Хр. Уфер, „Краткий очерк педагогики Г.“ (1898); В. Алексеев, „Плоды воспитательного обучения в духе Коменского, Песталоцци и Г.“ (1906); А. Музыченко, „И. Фр. Г. и его школа“ (в VII томе „Педагогической Академии“, М. 1911); Фр. Ге, „История образования и воспитания“ (1912).