Шопенгауэр (Schopenhauer), Артур, немецкий философ, сын банкира и писательницы Иоганны Ш., род. в 1788 г. в Данциге. Сперва, по желанию отца, готовился во Франции, в Англии и в Гамбурге к коммерческой деятельности, но, по смерти отца, предпочел стать ученым. С матерью жил не в ладах. В 1809 г. поступил в геттингенский университет, где изучал естествознание и — под руководством скептика Г. Э. Шульце (Энезидема) — философию. В 1811 г. слушал в Берлине лекции Фихте, система которого его не удовлетворила. В 1813 г. получил в Иене за сочинение „Ueber die vierfache Wurzel des Satzes vom zureichenden Grunde“ степень д-ра философии, затем жил в Веймаре, где сблизился с Гете, усвоил себе его учение о цветах и изучал индийские древности (ср. XLII, 407). В 1814—18 г.г. писал в Дрездене свое сочинение по оптике „Ueber das Sehen und die Farben“ и свой главный труд „Die Welt als Wille und Vorstellung“ (1819), затем путешествовал по Италии. С 1820 по 1831 г. был приват-доцентом берлинского университета, с 1831 г. жил частным человеком во Франкфурте-на-Майне, где и умер в 1860 г.
Осыпая в своих блестящих афоризмах („Parerga und Paralipomena“, 1851) сарказмами „послекантовских“ философов (Фихте, Шеллинга, Гегеля и их последователей), Ш. обвиняет этих „оплачиваемых правительством“ и „замалчивающих“ его представителей „университетской науки“ в неспособности к последовательному мышлению и в порче немецкого языка. Надо заметить, что сам Ш. писал очень хорошим слогом, и это способствовало популярности его произведений в широких кругах, тем более, что основные положения Ш. легко усваивались и распространялись в форме афоризмов, „лучей света“ его философии. Ш. признает исходным пунктом своей философии кантовский критицизм. Усматривая величайшую заслугу Канта в различении явления и вещи в себе и упуская из виду, что в философии Канта, как признают вдумчивые истолкователи, вещь в себе играет роль предельного понятия (Grenzbegriff), Ш. считает самоочевидным, что весь объективный мир есть не что иное, как явление или представление. Но признаваемые Кантом различные априорные элементы наших представлений (12 категорий, из которых категорию взаимодействия Ш. считает „воистину чудовищной“; трансцендентальный синтез силы воображения, схематизм чистых понятий рассудка и т. д.) должны быть сведены к одной форме представления, и все законы представления должны быть сведены к одному закону, именно к закону основания, выражающему существенную форму всякого объекта. По своему общему содержанию закон основания выражает, что между всеми представлениями существует закономерная и по форме a priori определимая связь, которая, соответственно разнообразию рода объектов, оказывается разнообразной, так что закон основания принимает четвероякий вид, как закон достаточного основания: 1) бытия, 2) становления, 3) познавания, 4) действия (в систематическом порядке), или: 1) становления, 2) познавания, 3) бытия, 4) действия (в дидактическом порядке). Закон достаточного основания становления есть закон причинности, имеющий силу для всех изменений без исключения, т.-е. для всех явлений, но и только для них. Представления об объектах получаются благодаря применению этого закона к ощущениям; но это применение совершается не путем умозаключений, а непосредственно. Материя есть неизменный субстрат, являющийся предпосылкой всякого изменения состояния. Итак, материя есть не что иное, как созерцаемая причинность. Нематериальная субстанция немыслима, так как материя оказывается единственной формой, в которой представляется что-либо действующее, а следовательно, и что-либо действительное. Однако, Ш. отвергает материализм, усматривающий в познающем субъекте продукт того, что само существует лишь благодаря его познаванию и для его познавания.
Ш. отвергает учение Канта о практическом разуме, как о самостоятельном источнике этических понятий. Закон достаточного основания действия есть закон мотивации. Воздействие мотива познается не только „извне“, посредственно, но и „извнутри“, совершенно непосредственно. Желая освободить теорию познания от противоречия, в которое, по его мнению, впал Кант, не решившийся устранить вещь в себе, как причину наших ощущений, Ш. утверждает, что вещь в себе недопустима именно потому, что, как ощущение, так и закон причинности, согласно которому мы умозаключаем от ощущения к вещи в себе, лишь субъективны и, следовательно, не выводят нас из сферы наших представлений. Отвергая фихтеанское выведение нашего представления о мире из Я, но признавая, что лишь в самосознании можно найти разрешение основного вопроса теории познания, Ш. усматривает независимую от нашего представления реальность в воле. Ш. утверждает, что наше тело дано нам не только, как представление, как все другие объекты, но в то же время и совершенно иным образом, а именно „как то каждому непосредственно известное, что обозначается словом воля“. Действие тела рассматривается как объективный акт воли, а все тело — как объективность воли. Познающий субъект есть индивидуум благодаря его отношению к единому телу, тождественному с его волей. Сам Ш. признает, что это тождество может быть лишь констатировано, как непосредственнейшее из всех познаний, но не доказано. Вопрос о реальности внешнего мира сводится к вопросу о том, следует ли признать и остальные объекты, известные индивидууму в качестве его представлений, подобно его собственному телу, явлениями воли, или только он оказывается волею и представлением, остальные же лишь представлением. Решение этого вопроса в смысле „теоретического эгоизма“, сторонник которого полагает, что его личность есть единственное реальное существо в мире, неопровержимо, но, „как серьезное убеждение, может быть найдено лишь в доме сумасшедших“. Итак, мы вправе рассматривать все другие объекты по аналогии с нашим телом и признать волю „сокровеннейшею сущностью“ мира („Ueber den Willen in der Natur“, 1836).
Ш. признает различные ступени объективации воли, реальные виды, стоящие между единством воли вообще и индивидуумами, платоновские идеи. Произвольно расширяя смысл слова воля, Ш. утверждает, что всякая сила природы должна мыслиться как воля. Самые общие силы природы — тяжесть, магнетизм и т. д. — являются низшею ступенью объективации воли. Отрицая свободу человеческой воли, Ш. допускает, что, в качестве мирового принципа, воля (напр., в животном магнетизме) вызывает действия, необъяснимые естественными причинами, впадая в противоречие с утверждаемою им подчиненностью всех явлений закону причинности. Всякая ступень объективации воли оспаривает у других ступеней материю, пространство, время; все сохраняется лишь благодаря взаимному истреблению. Благодаря преодолению низших идей высшими возникает градация, находящая свое завершение в человеческом мозгу, благодаря которому для воли „загорается свет познания“, т.-е. мир является „представлением со всеми его формами, объектом и субъектом, временем, пространством, множественностью и причинностью“. Тогда инстинкт уступает место размышлению; но именно благодаря этому возникает и возможность ошибки. Однако, первоначально познание оказывается лишь механизмом, служащим для объективации воли, и у большинства людей оно всегда подчинено ей. Воля есть стремление, подавление этого стремления есть страдание, а так как воля проявляется в мире лишь при постоянном ее подавлении, мир полон страдания, будучи не наилучшим, а наихудшим из всех мыслимых миров (ср. пессимизм). В этом смысле характерны высказывания Ш. о трагедии (см. драма, XIX, 60/61). Человеческая жизнь, как маятник, качается между страданием и скукой („Die beiden Grundprobleme der Ethik“, 1841). Основой истинной нравственности Ш. считает сострадание, простирающееся и на животных. Отрицая положительный прогресс, Ш. утверждает, что нравственный уровень человечества остается неизменным. Ш. проповедует своеобразное пессимистическое искупление, заключающееся в преодолении воли к жизни путем подвижничества, приближающегося к буддийскому. Философское мировоззрение становится уже не мотивом воли, а „квиетивом“. В личной жизни Ш. был далек от таких достижений.
В основе эстетики Ш. лежит его учение об идеях. Наслаждение прекрасным возникает благодаря „чуждому интересов“, не служащему воле познанию, подлинным предметом которого оказывается идея, лишь представителем которой является единичный предмет. Гениальность заключается в сильно развитой способности к такому созерцанию, в „совершеннейшей объективности“.
Наиболее выдающимися из последователей Ш. были: его популяризатор Ю. Фрауэнштедт и историк индийской философии П. Дейссен. В философских построениях Ю. Банзена и Э. ф. Гартмана сказывается влияние не только Ш., но и других мыслителей, главным образом Гегеля. Под сильным влиянием Ш. находились Р. Вагнер и Ф. Ницше. Отдельные меткие афоризмы Ш. усваивались писателями, весьма далекими от его миросозерцания, по существу не приемлемого для лиц, чуждых общественно-политического индифферентизма. В России по существу аполитическим Ш. особенно увлекались в эпоху разочарования в политической борьбе.
Собрание сочинений Ш. было издано Ю. Фрауэнштедтом (Leipz., 1873—74; 5-ое изд. 1916) и Гризебахом (в „Reclam’s Univ.-Bibl.“, 1891—93, 6 т.т.; 3-ье изд. 1920), затем Frischeisen-Köhler (1913). Выходят критические полные изд. P. Deussen (14 т.т., Münch., 1911 сл.) и О. Weiss (12 т.т., Leipz., 1920 сл.). На русск. язык Ю. Айхенвальд перевел почти все сочинения Ш. Из огромной литерат. о Ш. назовем: J. Frauenstadt, „Briefe über S.-s Philosophie“ (1854); его-же, „S.-s Lexicon“ (1871); W. Gwinner, „S.-s Leben“ (1878); Th. Ribot, „La philosophie de S.“ (1885); G. v. Gizycki, „Kant und S.“ (1888); W. C. Hertslet, „S.-Register“ (1891); M. F. Hecker, „S. und die eindische Philosophie“ (1897); J. Volkolt, „А. S.“ (5 изд. 1923; есть русск. пер.); Laban, „Die S. Literatur“ (1880); H. Hasse, „S.“ (1928), S. Wagner, „Encycloped. Register zu S.-s Werken“ (1919); Д. Цертелев, „Философия Ш.“ (1880); его-же, „Эстетика Ш.“ (1890); „Труды Моск. психол. общ. (1-ый вып., 1888 — к столетию со дня рожд. Ш.); Куно Фишер, „А. Ш.“ (перев. под ред. В. Преображенского, 1894—96).
А. Воден.