Языкову (Бывало, свет позабывая — Боратынский)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Языкову (Бывало, свет позабывая…)
автор Евгений Абрамович Боратынский (1800—1844)
См. Из собрания стихотворений 1835 г. В изд. 1835 г. — впервые. Датируется концом 1831 г. на основании письма, в котором было послано Баратынским Языкову, и полученного последним 13 января 1832 г. («Литературно-библиологический сборник», П., 1918, стр. 69). В письме стихотворение имеет иное начало (ст. 1—7, см. ниже).

Языкову

Бывало, свет позабывая
С тобою, счастливым певцом,
Твоя Камена молодая
Венчалась гроздьем и плющом
И песни ветреные пела,
И к ней, безумна и слепа,
То, увлекаясь, пламенела
Любовью грубою толпа,
То, на свободные напевы
Сердяся в ханжестве тупом,
Она ругалась чудной девы
Ей непонятным божеством.
Во взорах пламень вдохновенья,
Огонь восторга на щеках,
Был жар хмельной в её глазах
Или румянец вожделенья…
Она высоко рождена,
Ей много славы подобает:
Лишь для любовника она
Наряд Менады надевает.
Яви ж, яви её скорей,
Певец, в достойном блеске миру:
Наперснице души твоей
Дай диадиму и порфиру;
Державный сан её открой,
Да изумит своей красой,
Да величавый взор смущает
Её злословного судью,
Да в ней хулитель твой познает
Мою царицу и свою.

<1831>

Вариант[править]

Письмо к Языкову[править]

Вместо 1—8:

Плющом и гроздием венчая
Чело высокое своё,
Бывало, Муза молодая
С тобой разгульное житьё
И удалую радость пела,
И к ней безумна и слепа,
То, забываясь, пламенела
Любовью грубою толпа…

Примечания[править]

Очевидно послание является ответом на своего рода творческую декларацию Языкова в его стихотворении того же 1831 г. «И. В. Киреевскому» (в альбом):

… Не в том вся жизнь и честь моя,
Что проповедую науку
Свободно-шумного житья
И сильно-пьяного веселья —
Ученье младости былой.
Близка пора: мечты похмелья
Моей Камены удалой
Пройдут; на новую дорогу
Она свой глас перенесёт
И гимн отеческому богу
Благоговейно запоёт,
И древность русскую быть может
Начнёт она благословлять… и т. д.

Посылая свое стихотворение Языкову, Баратынский писал: «Вот что внушило мне твое послание, исполненное свежести и красоты, и грусти, и восторга… Твои студенческие элегии дойдут до потомства, но ты прав, что хочешь избрать другую дорогу (курсив наш — Ред.). С возмужалостью поэта должна мужать и его поэзия, без того не будет истины и настоящего вдохновения» («Литературно-библиологический сборник», П., 1918, стр. 70).

С конца 20-х гг. Баратынского и Языкова связывала принадлежность к единому литературному кругу, центром которого был дом Киреевских — Елагиных. Последним Языков приходился родственником. В 1829 г. Погодин предполагал передать издание «Московского Вестника» Баратынскому, Языкову и Киреевскому. Общую оценку Баратынским творчества Языкова находим в его письме 1832 г. к И. Киреевскому: «Как цветущая его муза превосходит все наши бледные и хилые. У наших истерика, а у ней настоящее вдохновение» («Татевский Сборник», стр. 39). За несколько месяцев до написания комментируемого послания Баратынский обратился к Языкову с другим посланием, но остался неудовлетворён им (см. «Языков буйства молодого…» и примечание к нему).

Высокоценимый в кругу близких Баратынскому литераторов, группировавшихся вокруг «Литературной Газеты» Дельвига, прозванный Пушкиным «Вдохновенным», — Языков с конца 20-х гг. постоянно подвергался нападкам враждебных группе «Литературной Газеты» журналистов, в особенности Н. Полевого, оценивавшего его «свободно-шумные» и «вакхические» стихи как «единообразное удальство», «старание изыскать новые обороты для старой мысли» («Московский телеграф», 1829, часть I, с. 108; 1829, ч. I, стр. 377). Позиция Баратынского, выступающего в послании против «хулителя» языковской поэзии, «Полевого», совпадает с позицией «Литературной Газеты». Так в № 131 последней от 17 марта 1831 г. читаем: «Прекрасное «Подражание псалму XIV» служит ответом Языкова брюзгливым его критикам, которые не видят в стихах его ничего, кроме какого-то удальства: выражения, показывающие удальство самих критиков, не хотящих отдать справедливости таланту светлому и разнообразному».

Послание предназначалось Баратынским для «Европейца» (см. примечание к стихотворению «Языков буйства молодого»), но не успело появиться в нём, так как журнал был запрещён.

Послание стилизовано в духе поэтической манеры Языкова.