Перейти к содержанию

Journal intime de Benjamin Constant. Paris 1895. (Дневник Бенжамена Констана)… (Констан)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Journal intime de Benjamin Constant. Paris 1895. (Дневник Бенжамена Констана)
авторъ Бенжамен Констан, переводчикъ неизвѣстенъ
Оригинал: французскій, опубл.: 1895. — Источникъ: az.lib.ru

Journal intime de Benjamin Constant. Paris 1895. (Дневникъ Бенжамена Констана). Въ политической и литературной исторіи Западной Европы есть личности, къ которымъ современные изслѣдователи возвращаются все чаще и съ возрастающимъ интересомъ, не смотря на существующія уже многочисленныя изслѣдованія. Къ числу такихъ счастливцевъ принадлежитъ Бенжаменъ Констанъ. До послѣдняго времени это имя обыкновенно упоминалось рядомъ съ именемъ г-жи Сталь, и, рядомъ съ блестящей личностью и по истинѣ романической жизнью знаменитой писательницы, Констанъ, какъ человѣкъ и какъ дѣятель, производилъ сравнительно блѣдное впечатлѣніе. Любопытнѣйшей главой въ его біографіи считались его отношенія къ геніальной дочери Неккера. Такъ продолжалось до восьмидесятыхъ годовъ, когда наполеоновская эпоха стала возбуждать особенное вниманіе — именно своими психологическими, интимными чертами. Тогда вопросъ о Констанѣ выступилъ на первый планъ и занялъ въ литературѣ почти такое же мѣсто, какъ и наполеоновская легенда.

И это положеніе вполнѣ заслуженное, оно до послѣднихъ дней оправдывается громаднымъ интересомъ всей личности и дѣятельности автора Адольфа[1]. Когда, нѣсколько времени тому назадъ, появился Дневникъ Констана, главнѣйшіе органы французской печати поспѣшили познакомить публику съ его содержаніемъ. Дѣйствительно, предъ читателями была книга, переносившая ихъ къ далекимъ временамъ исповѣди Руссо: съ такой искренностью и психологической проницательностью авторъ разсказывалъ о себѣ, объяснялъ сокровеннѣйшія думы и чувства, возникавшія у него подъ вліяніемъ историческихъ событій и фактовъ будничной жизни, на каждой страницѣ разсыпалъ мѣткія характеристики своихъ современниковъ. Онъ, кромѣ того, бросалъ яркій свѣтъ на центральный вопросъ своей необыкновенно пестрой біографіи, — на романъ съ г-жей Сталь.

Констанъ былъ одаренъ отъ природы блестящими способностями, въ десять лѣтъ онъ производилъ впечатлѣніе скорѣе глубокомысленнаго студента, чѣмъ только-что начинающаго свое ученіе школьника: до такой степени разумны и тонки его замѣчанія на счетъ людей и окружающей жизни. Но этимъ талантамъ, развивавшимся съ поразительной быстротой, не суждено было осуществиться ни въширокой общественной дѣятельности, ни въ безсмертнымъ литературныхъ произведеніяхъ. Констанъ самъ постоянно указываетъ на это трагическое противорѣчіе, отравлявшее его жизнь до самаго конца.

Чѣмъ же объясняется неудача?

Авторъ Дневника имѣлъ несчастіе явиться въ эпоху, менѣе всего благопріятную для личной оригинальности и возвышенныхъ идейныхъ стремленій. Констана окружало общество реакціи, состоявшее, какъ всегда, изъ разныхъ поколѣній. Старшее, пережившее революцію и, слѣдовательно, испытавшее великія разочарованія въ просвѣтительныхъ задачахъ философскаго вѣка, — радо было какому бы то ни было общественному порядку, будь это даже казарменный режимъ Наполеона. Дѣти этого поколѣнія отчасти были воспитаны наполеоновскимъ режимомъ; для нихъ были смѣшны и непонятны мечтатели прошлаго, ихъ «разумъ» казался имъ самообольщеніемъ резонеровъ и скептиковъ, не понимавшихъ настоящей исторической философіи. Это было поколѣніе безцвѣтное, безличное, сильное своей, такъ называемой, практической мудростью, и здравымъ смысломъ. А это такого рода свойства, рядомъ съ которыми даже сильныя натуры проникаются чувствомъ усталости и отвращенія къ дѣйствительности.

Констанъ не былъ сильной натурой. Для дѣятельности ему требовалось внѣшнее поощреніе, сочувствіе людей близкихъ и единомышленныхъ. Онъ могъ одерживать блистательныя побѣды на всѣхъ поприщахъ политики и литературы, но съ однимъ условіемъ, чтобы надъ нимъ бодрствовалъ «добрый геній», олицетворяющій совѣсть и вдохновеніе. Въ лучшія времена такимъ «добрымъ геніемъ» является духъ самого общества, бодрое настроеніе общественной жизни. Оно захватываетъ даже людей равнодушныхъ и безразличныхъ, а для личностей, лишенныхъ иниціативы, служитъ въ полномъ смыслѣ муpой-руководительницей. Но такого настроенія не было въ теченіи десятковъ лѣтъ, слѣдовавшимъ за революціей. Во всей литературѣ нашелся лишь одинъ писатель, достаточно сильный личною волей и культурными надеждами, чтобы протестовать противъ боговъ современнаго рабства и равнодушія. Й этимъ писателемъ — была г-жа Сталь.

Констанъ превосходно понималъ французское общество первой имперіи, чувствовалъ на себѣ его тлетворное вліяніе и, естественно, его Дневникъ переполненъ негодованіемъ и презрѣніемъ къ современнымъ французамъ. Болѣе жестокой характеристики трудно представить. Въ его глазахъ французская нація лишена рѣшительно всякихъ задатковъ для серьезной умственной работы правильнаго политическаго развитія. Послѣ разговоровъ съ французами на болѣе или менѣе серьезныя темы, Констанъ чувствуетъ какую-то нравственную тошноту: до такой степени тягостно ему выносить французскую риторику, національную самонадѣянность и безшабашную бойкость при рѣшеніи какихъ угодно вопросовъ. Мы постоянно послѣ этихъ сценъ слышимъ отъ Констана тоскливое желаніе одиночества. Онъ бѣжитъ изъ салоновъ свѣтскихъ дамъ и остроумныхъ кавалеровъ, находя «умныхъ дамъ» — чѣмъ-то вродѣ олицетворенія «безцѣльнаго движенія» (mouvement sans but), а у салонныхъ острослововъ видя «почти столько же монотонности въ разговорахъ, сколько у обыкновенныхъ глупцовъ» (Journal intime, рр. 7, 85). Констану невыразимо тяжка и ненавистна банальность свѣтскаго общества, хотя онъ имѣетъ здѣсь блестящій успѣхъ. Этимъ объясняется, почему вся жизнь его проходитъ въ мимолетныхъ вспышкахъ. По временамъ ему кажется, онъ встрѣтилъ оригинальную личность, женщину, не похожую на другихъ, но это только — впечатлѣнія, приподнятыя вѣчной жаждой глубокаго сердечнаго чувства. Они разлетаются такъ же быстро, какъ и возникаютъ.

Г-жа Сталь — единственный человѣкъ, заполонившій всецѣло душу Констана. Это — интереснѣйшій эпизодъ въ исторіи французской литературы, своего рода цѣлая психологическая задача. Въ теченіи длиннаго ряда лѣтъ Констанъ чувствуетъ надъ собой громадную нравственную силу женщины, почти деспотической въ личныхъ отношеніяхъ, часто прихотливой и необыкновенно страстной въ минуты обиды и гнѣва. Бѣдный герой не можетъ не признавать надъ собой ея превосходства — «во всѣхъ отношеніяхъ», по его неоднократному признанію, и въ то же время изнываетъ подъ гнетомъ одной изъ самыхъ нетерпимыхъ властей въ мірѣ, — власти любящей, но избалованной всеобщимъ преклоненіемъ — женщины. Дневникъ даетъ богатѣйшій матеріалъ для характеристики героя и героини этой оригинальной романической драмы. Только другая сильная страсть спасла Констана отъ его владычицы, и Констанъ съ обычной откровенностью разсказалъ и объ этомъ, не менѣе злосчастномъ, приключеніи своей жизни. Это было уже въ эпоху реставраціи, и героиней явилась женщина, отнюдь не похожая на г-жу Сталь духовными дарованіями, но обладавшая весьма простой, и въ то же время вѣрной, тайной очаровывать сердца: — пользуясь внѣшней красотой, не останавливаться ни предъ какимъ кокетствомъ ради побѣды и лично сохранять полнѣйшее равнодушіе и холодъ чувства. Такова была г-жа Рекамье, другая фатальная героиня Констана.

Въ исторіи нѣтъ примѣра, чтобы несчастный влюбленный, попавшій въ сѣти сирены, съ такой откровенностью разсказывалъ о своихъ униженіяхъ, какъ нашъ авторъ Дневника. По его замѣткамъ искусный художникъ можетъ написать настоящій психологическій романъ, изобразить, какъ часто проницательный умъ, многообразная жизненная опытность, блистательная популярность и свѣтскіе успѣхи, — все склоняется во прахъ предъ холодной женской красотой. Г-жа Рекамье могла гордиться, что у нея не было поклонника, который бы съ большимъ умомъ и краснорѣчіемъ засвидѣтельствовалъ сказочную власть ея чаръ.

Констанъ и теперь, какъ и всегда, превосходно понималъ предметъ своего увлеченія. Его бѣглыя замѣтки о г-жѣ Рекамье стоятъ цѣлыхъ трактатовъ, посвященныхъ этой волшебницѣ. Но никакое пониманіе не спасало страдальца отъ сѣтей, — спасли его «сто дней» Наполеона, эпоха, бросившая его въ круговоротъ политики. Констанъ немедленно записалъ въ своемъ Дневникѣ, что члену государственнаго совѣта зазорно думать о любви. И онъ сдержалъ свое слово, всѣми силами души отдался созданію новаго государственнаго строя, твердо вѣруя въ искреннія стремленія много перетерпѣвшаго Бонапарта къ политической свободѣ Франціи. «Сто дней» окончились полнымъ развѣнчаніемъ цезаря, — Констанъ долженъ былъ на время уйти съ политическаго поприща, — но эти дни ясно показали, что въ натурѣ Констана заключался и болѣе достойный матеріалъ, чѣмъ мечты и муки влюбленнаго. Злосчастное время не дало развиться этимъ задаткамъ, толкало нерѣдко Констана на ложные пути дѣятельности или, по цѣлымъ годамъ держало его въ состояніи безсильнаго гнѣва на личное безсиліе. Вообще, жизнь Констана одинъ изъ поучительнѣйшихъ историческихъ уроковъ, и его «Записки» должны считаться едва ли не драгоцѣннѣйшихъ матеріаломъ для общественной психологіи начала нашего вѣка.

"Міръ Божій", № 6, 1895



  1. Прекрасный романъ этотъ, характеризующій интеллигентные типы первой четверти XIX вѣка, изданъ въ 1894 г. съ портретомъ, біографіей и предисл. князя П. Вяземскаго; см. «Моя библіотека» М. М. Медерле, ц. 40 к.