турками). Как это нередко бывало и в Зап.
Европе (Италия в 1820 — х гг., Польша 1831), националистически — революционное движение и свило себе гнездо именно среди европеизированного офицерства. Пример русской революции 1905 еще более поднял настроение, и в 1908, в стройном военном порядке, стоявшая в европейских областях Турции армия (центром были Салоники) ликвидировала самодержавие Абдул-Гамида.
Он вынужден был сначала уступить, восстановить конституцию, попытался организовать контр-революцию и был окончательно свергнут (в 1909). Все громадное значение этого события, фактически означавшего возникновение национального турецкого государства на месте интернациональной Оттоманской империи, было понято распоряжавшимися судьбою Турции европейскими державами лишь долго спустя, уже после империалистской войны. В первое время эти державы оценивали совершившееся с грубо эмпирической точки зрения своих ближайших интересов: революцию произвели ученики Германии, значит, все это — герм. интрига. Герм. капитализм к этому времени давно уже начал завоевание Ближнего Востока. Он делал это с большим шумом и театральными эффектами, на к-рые так падок был Вильгельм II, торжественно объехавший Турцию, Сирию и Палестину (1898), всюду произносивший политические речи и бравший все и вся под свое покровительство. Все это было еще, может быть, более смешно, чем страшно, но у дела сейчас же оказалась и серьезная сторона. В 1903 герм. компания принялась строить ж. д. от Константинополя до Багдада (см. Багдадская железная дорога, т. IV, ст. 303). Повторялась история с Лессепсом и Суэцким каналом: англичан опять обходили с фланга, только в другом направлении. Справиться с франц. обходом стоило некоторых хлопот, но тут помогла Франко-прусская война (канал был открыт почти накануне этой войны) и ее последствия. С тех пор как Англия приобрела в 1876 большую часть суэцких акций, а в 1882 оккупировала Египет своей армией, это дело можно было считать ликвидированным; с 1904 Англия и Франция были притом союзницами. Теперь возникало новое осложнение:, держава, которую Англия никак не могла рассматривать как свою союзницу, могла оказаться со своими войсками ближе к Египту, Суэцу, Персидскому заливу и Индии, чем сама Англия; Турция явно была только ширмой; стратегического значения Багдадской дороги герм. публицисты и не думали скрывать. Новая, национальная Турция или должна была стать орудием Антанты или не должна была существовать вовсе.
Но первое означало бы конец всем романовским мечтаниям о Царьграде: Турция как член Антанты была бы неуязвима. В интересах России было пойти вторым путем, а с Россией приходилось считаться, готовясь к конфликту с Германией. К тому же турецкий национализм был плохим примером: из-за него выглядывал национализм арабский, египетский, алжирский, мароккский и т. д., а это очень усложняло положение как Англии, так и Франции. Словом,России позволили и даже помогли образовать союз балканских государств против Турции (см. Балканские войны 20 в., т. IV, ст. 501), из предосторожности ввели только в него Грецию, чтобы в союзе были и «свои» люди. Очень, впрочем, скоро оказалось, что Болгарию Россия не имеет оснований считать «своей» и что главная «опасность» Константинополю грозит именно от болгар (см. там же).
Лондонский мир (30 мая 1913) фактически покончил с «Европейской Турцией». За турками в Европе остался только Константинополь с его районом. В. в. слился с вопросом о Константинополе и проливах. После поражения Болгарии (см. Балканские войны 20 в.) на этот остаток европ. части империи оттоманов было два соискателя: Россия и Греция.
Англия всего охотнее уступила бы Константинополь грекам, что легко было бы оправдать и национальными соображениями: и в 20-м столетии греков в Константинополе было больше, чем турок. Но это опять означало разрыв с Россией, а, между тем, англо-германская война приближалась.
Оставалось уступить Константинополь русским на возможно менее выгодных для последних условиях и взяв с них максимальную плату. Что Турция, превратившись в национальное государство, сможет лучше защищать старую оттоманскую столицу, чем это могла старая империя султанов, это никому не приходило в голову: поражение в Балканской войне казалось безошибочным ручательством, что Турция «разложилась». Зимою 1913—14 план новой константинопольской авантюры был готов в Петербурге, и не было Столыпина, который мог бы ему помешать. Предлогов было сколько угодно — и экономических и политических.
Война с Италией из-за Триполи, а позже Балканские войны давали Турции повод несколько раз закрывать проливы: между тем, в 20 столетии почти 90% экспортного хлеба шло из России через проливы, и закрытие последних означало для рус. торговли 30 млн. р. убытка в месяц. С другой стороны, все военные поражения Турции не только не вытеснили нем. инструкторов из турецкой армии, но, наоборот, обострили нужду в них; младотурки были убеждены, что их побили лишь потому, что армия не была достаточно германизирована, и крупный герм. генерал Лиман фон Сандерс был приглашен на роль фактического главнокомандующего турецкой армией. Хотя это фактическое командование турецких войск герм. военными специалистами имело место и раньше, — турецким же флотом командовал англ. адмирал, так что равновесие как будто было соблюдено, — тем не менее в Петербурге появление Лимана фон Сандерса сочли достаточным предлогом для вооруженного захвата Константинополя. Но младотурки ловко отпарировали удар, превратив герм. генерала из главнокомандующего в простого консультанта. Из-за этого начинать войну не мог даже Николай II; приходилось дожидаться нового предлога. Но младотурки оказались хитрее, чем кто бы то ни было мог ожидать. В июне 1914 великий визирь Талаат-паша был в Ливадии с
