душной А. Н. Зыбиной. Анна Ивановна несла изъ Кіева въ пузырькѣ святое масло отъ лампады и подходила къ колодцу напиться. По чрезмѣрной худобѣ и сильному иностранному выговору ее приняли за „холеру“, и не умѣвши сказать: „я православная“, она говорила: „я восточная“.
Влослѣдствіи я не разъ встрѣчалъ Анну Ивановну въ церкви и въ домѣ Зыбиныхъ, и даже съ подвязанною лѣвой рукой, которую ей сильно повредили мужики, еще разъ гдѣ-то принявшіе ее за холеру.
Такъ какъ мнѣ пошелъ уже десятый годъ, то отецъ, вѣроятно, убѣдился, что получаемыхъ мною уроковъ было недостаточно, и снова нанялъ ко мнѣ семинариста Василія Васильевича. Въ то же время отецъ заботился о доставленіи мнѣ общественныхъ талантовъ. На мое стремленіе къ стихамъ онъ постоянно смотрѣлъ неблагосклонно, зато музыку считалъ вѣрнымъ средствомъ для молодого человѣка быть всюду пріятнымъ гостемъ. Рѣшено было, что такъ какъ я буду служить въ военной службѣ и могу попасть въ мѣста, гдѣ не случится фортопьянъ, то мнѣ надо обучаться игрѣ на скрипкѣ, которую удобно всюду возить съ собою. Послѣднее мнѣніе поддержалъ и отецъ Сергій, весьма образованный мценскій священникъ, къ тому же и музыкантъ; родители мои нерѣдко прибѣгали къ нему за совѣтами въ домашнихъ недоразумѣніяхъ. По просьбѣ отца моего, отецъ Сергій купилъ для меня скрипку и подговорилъ скрипача пріѣзжать на урокъ два раза въ недѣлю. Помню, съ какимъ отчаяніемъ въ теченіе двухъ зимнихъ мѣсяцевъ я вечеромъ наполнялъ домъ самыми дикими звуками. Но судьбѣ угодно было избавить меня и домъ отъ
