Лукиан Сильный[править]
«От Чехова до наших дней».[править]
Несколько мыслей по поводу книги К. Чуковского.[править]
Об одном, ныне забытом, газетном критике, Дорошевич сказал, что он был «лампадкою, которая прилежно, своим мерцающим светом, освещала все явления литературы». О Чуковском можно бы сказать, что он… фейерверкер, который яркими, разнообразными, многоцветными, моментальными вспышками освещает новейших писателей и их творения. Но если Чуковский фейерверкер, то отнюдь не фейерверкер-ремесленник, работающей по шаблону, а фейерверкер-художник, создающий новые, оригинальные, неожиданные формы литературной критики.
Критики? Уместно ли это слово по отношению к г. Чуковскому?
По-моему — нет. Г. Чуковский не критик. По крайней мере, не критик в том смысле, как мы привыкли понимать это слово. Он скорее литературный силуэтист, или даже портретист-карикатурист.
Есть в Петербурге превосходный карикатурист Каррик. Несколькими штрихами Каррик удивительно метко и ловко умеет схватить сходство, несколькими талантливо набросанными очертаниями создает настоящие портреты, хотя и карикатурные, но на диво схожие. Г. Чуковский — своего рода Каррик в русской критике. В его книге целая масса удивительно метко и талантливо схваченных литературных портретов, но схваченных «по-карриковски»: взяты все три особенно типичные линии головы, лица, глаз, к этим линиям приделан небольшой бюст тоже в самых легких очертаниях, — и портрет готов.
Такова вся книга г. Чуковского. Брюсов — поэт прилагательных, певец свойств, качеств, пассивно пребывающих признаков; Леонид Андреев — фокус всех типических черт, разрозненно пребывающих в других современных писателях; Бальмонт, Андрей Белый, Ив. Рукавишников — городские поэты, которые ввели в русскую поэзию городские формы (?) и городские фабулы; Александр Блок — поэт Невского проспекта, поэт расплывчатых образов и афиш, и котелков, и электрического света. Осип Дымов — мистик, но мистицизм его курортный, он курортный гений; Куприн — зрячий крот среди остальных слепых кротов новейшей беллетристики; Горький — сочинитель, а не поэт: у его мыслей нет мяса, только скелеты; Анатолий Каменский — анекдотист. Юшкевич — певец горя человеческого; Зайцев — поэт сна; Брюсов — поэт-кристаллизатор и, в то же время, поэт прилагательных, и т. д., и т. д.
Вот несколько карриковских линий из книги г. Чуковского. Несколько — потому, что вся книга пересыпана подобными линиями, оригинальными, своеобразными, смелыми. И как в карриковских портретах, несмотря на всю их карикатурность, вы сразу узнаете изображаемое лицо (если только вы знаете это лицо), так в портретах г. Чуковского вы сразу узнаете изображаемых писателей, если вы только знакомы с их произведениями -узнаете и признаете характеристику верной, несмотря на ее поразительную краткость. Это одно уже показывает, что г. Чуковский талантливый портретист.
И — что самое приятное — от его таланта буквально веет свежестью молодого задора, не признающего никаких условностей, никаких шаблонных трафаретов. Наши критики — не будь им это сказано в обиду — при всей их солидности, ужасно скучны; г. Чуковский, напротив, критик остроумный, интересный, увлекательный. И это несомненно одна из причин небывалого успеха его книги. Одна — потому, что в книге г. Чуковского много других достоинств.
Если вы читали Брюсова, Блока, Бальмонта, Ленского, Рославлева, Тарасова, Цензора, Чулкова, Сергеева-Ценского, Юшкевича, Мережковского, Сологуба, и хотите посмотреть их портреты-характеристики при карриковско-фейерверочном свете, — прочтите книгу Чуковского. Вы не пожалеете потраченного времени и будете вспоминать эти портреты и характеристики с таким же удовольствием, как вспоминаете виденные вами красивые, художественные фейерверочные огни…
Источник текста: Вестник литературы, № 4, 1908.
Оригинал здесь: http://www.chukfamily.ru/Kornei/Biblio/silniy.htm.