Как дело измены, как совесть тирана, Осенняя ночка черна…
Черней этой ночи встает из тумана Видением мрачным тюрьма.
Кругом часовые шагают лениво; В ночной тишине то и знай.
Как стон, раздается протяжно, тоскливо: — Слу-шай!..
Хоть плотны высокие стены ограды, Железные крепки замки,
Хоть зорки и ночью тюремщиков взгляды И всюду сверкают штыки,
Хоть тихо внутри, но тюрьма не кладбище, И ты, часовой, не плошай:
Не верь тишине, берегися, дружище, — — Слу-шай!..
Вот узник вверху за решеткой железной Стоит, прислонившись к окну,
И взор устремил он в глубь ночи беззвездной, Весь словно впился в тишину.
Ни звука!.. Порой лишь собака зальется Да крикнет сова невзначай,
Да мерно внизу под окном раздается: — Слу-шай!..
«Не дни и не месяцы — долгие годы В тюрьме осужден я страдать,
А бедное сердце так жаждет свободы, — Нет, дольше не в силах я ждать!..
Здесь штык или пуля — там воля святая. Эх, черная ночь, выручай!
Будь узнику ты хоть защитой, родная!..» — Слу-шай!..
Чу!.. шелест… Вот кто-то упал… приподнялся.. И два раза щелкнул курок…
«Кто идет?..» Тень мелькнула — и выстрел раздался, И ожил мгновенно острог.
Огни замелькали, забегали люди… «Прощай, жизнь, свобода, прощай!» —
Прорвалося стоном из раненой груди… — Слу-шай!..
И снова всё тихо… На небе несмело Луна показалась на миг.
И, словно сквозь слезы, из туч поглядела И скрыла заплаканный лик.
Внизу ж часовые шагают лениво; В ночной тишине то и знай,
Как стон, раздается протяжно, тоскливо: — Слу-шай!..