Дорошевич В. М. Воспоминания
М., «Новое литературное обозрение», 2008.
АДВОКАТ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
(Памяти присяжного поверенного Миронова)
[править]Слова Жюля Фавра:
— Преступление чудовищно. Улики сомнительны. Преступник внушает одно отвращение. Где же вы, адвокат, почерпнете сил для защиты? У вас есть неиссякаемый колодец святой воды. Ему имя — Милосердие. В нем!
Один русский адвокат говорил:
— Улики — никаких сомнений. Обвиняемый — жулье из жулья. Плюнуть хочется. Вы спрашиваете: в чем почерпнуть силы для защиты! Господи! Да в мысли: «Такие ли жулики у нас безнаказанными остаются?!» Это жулик? Да это, в сравнении с ними, щенок, которому жаль наступить на лапу. Вот вам и силы для защиты.
Природа не была расточительна по отношению к покойному Миронову.
У него не было ни златоустия Плевако, ни бурно-пламенного негодования Карабчевского, ни тонкого, изящного анализа Андреевского, ни злой иронии Шубинского.
Но если бы я был директором банка и ампешировал1 кассу, — я взял бы адвокатом Миронова.
Мне жаловался один судья, перед которым только что защищал Миронов. Судья слышал знаменитого адвоката впервые.
— Престранный адвокат. Мне все время казалось, что он говорит мне: «Плюнем на это дело! Стоит ли заниматься такой ерундою? Пойдем лучше в ресторан есть телятину!»
У Миронова была толстая добродушная фигура. Толстое добродушное лицо. Толстые руки, которые он разводил необыкновенно добродушным жестом.
Словно:
— И ума не приложу, за что же нас, собственно, обвиняют? Кажется, мы ничего особенного не сделали!
Приятный добродушный голос.
Я любил слушать Миронова.
Но это с трудом удавалось.
Он говорил хорошо.
Но его толстая добродушная фигура, его толстое добродушное лицо, его толстые добродушные руки, его толстый добродушный голос говорили еще красноречивее:
— Ну, украл! Ну, верно! Кто же говорит, что хорошо? Понятно, скверно. Да ведь и тюрьма-то — тоже гадость? И так гадостей наделано, а мы еще от себя гадость добавляем. Ну, что же тут хорошего?
Я старался отделаться от этого гипноза добродушия. Слушать, что говорит адвокат. Но фигура, лицо, жесты, голос, тон говорили громче:
— Ну, жулье! Верно! Жулье! Эх, господа, а какое жулье у нас на свободе ходит! Да еще почетом пользуется! Вот жулье так жулье! А тут человек сколько-то там десятков тысяч свистнул. Обрадовались! Налетели. «Ату его!» Словно, кроме него, и жуликов нет! Экую птицу, подумаешь, поймали! Отечество от опасности избавили! Воробья на костре жарить собрались! Даже противно!
Я старался не смотреть.
Слушать, только слушать. Что он в действительности говорит?
Но голос! Но тон!
Они говорили:
— И все-таки мы, если хорошенько посмотреть, в грязи валандаемся. Ей-богу! Ну, разве это жизнь у нас? Ну, подумайте! Черт знает! Прозябанье какое-то. Грязь! Миримся же со всем! А тут! Скажите! Какими гражданскими добродетелями преисполнились! Вознегодовали! Неужто же во всей русской жизни только и есть на то негодовать, что мещанин Сидоров у цехового Поликарпова поношенные штаны украл! Налетели на муху с обухом! Если уж мы не умеем негодовать на что-нибудь покрупнее, — так нам, значит, и на роду написано. Так в грязи и жить. И черт с ним, кто что делает! Ей-богу! «Иди, мол, с миром, — и покрупнее тебя пакости делают, и ничего. Тебе-то уж и Бог велел!» Право! А?
И если б я был присяжным заседателем, я бы пошел в совещательную комнату, закурил папиросу, сел в кресло поудобнее и сказал:
— А действительно, ну его к черту! Конечно: «Нет, не виновен».
— Но позвольте! — закипел бы около меня присяжный, желтый, бритый, с бачками, сухой.
Или учитель, или чиновник.
— Но позвольте-с! Как так «черт с ним»? Таких терминов юриспруденция не знает! Улики налицо. Факт доказан. Мы не можем. Принцип!
Я посмотрел бы на него лениво:
— Э, батенька, принципы! Да если б с точки зрения-то принципов смотреть, так вся наша жизнь пятака сломанного не стоит. Мало ли с чем мы миримся. А тут налетели на кого одного, на щенка. И начали к нему принципы применять!
И полный купец присяжный улыбнулся бы и принял мою сторону.
— Оно, конечно, оправдать всегда как-то спокойнее. И щи потом как-то лучше едятся.
— И щи!
Он посмотрел бы на часы:
— Самое время. Так как же?
— Валяйте за оправдание!
Что уж тут одну крысу ущемлять, ежели весь дом ими полон! Только пачкотня.
КОММЕНТАРИИ
[править]Впервые: Рус. слово. 1905. 27 июня.
1 Ампешировать (от фр. empЙcher) — мешать, противодействовать. Здесь: воспользоваться в корыстных целях.