Михаил Михайлович Иванов
[править]В конце восьмидесятых и в начале девятидесятых годов в Италии появился ряд поэтов и поэтесс, совершенно как у нас, когда после продолжительной, упорной проповеди утилитаризма неожиданно начали нарождаться на Божий свет поэты в таком количестве, какого, казалось бы, ожидать не было причин.
Некоторые из этих поэтов и особенно поэтесс обратили на себя особое внимание итальянской публики и критики. В числе их были графиня Лара и Анни Виванти, обе иностранки или полуиностранки по происхождению. Обе принадлежали, по матери или по отцу, к англосаксонскому племени, но выросли в Италии и провели там жизнь или окончили ее, потому что одной из них, писавшей под псевдонимом графини Лары, уже нет на свете; она убита своим любовником не то из ревности, не то вследствие ссоры из-за денежных расчетов. Анни Виванти, появление которой на литературном поприще было приветствовано с особыми симпатиями итальянскою публикою, кончила или кончает тоже довольно печально. В прошлом году против нее был начат в Лондоне чрезвычайно скандальный процесс одним американским миллионером, обвинявшим ее в грубом шантаже и вымогательстве. Чем кончился процесс, я хорошенько не помню; знаю только, что к невыгоде поэтессы.
Я слегка касаюсь личной жизни обеих, потому что эти подробности несколько освещают и объясняют общий характер их поэзии. Они совершенно откровенны, эти поэтессы; они язычницы в полном смысле слова. Для них эпикурейское наслаждение, хотя бы только и мимолетное, является главною целью жизни, основным ее законом. Получивши космополитическое воспитание, проводя свою жизнь среди международного праздного общества, кочующего в Европе, они не могли иметь прочных корней ни в английском, ни в итальянском обществе; эти общества даже были поражены смелостью их взглядов на жизнь, их требований от нее. Так как обе-- Лара и Виванти — писали по-итальянски, то естественно причислить их к представительницам итальянской литературы, несмотря на то, что общий характер и направление их поэтических работ, отличается от произведения, принадлежавших итальянкам. Последние вообще консервативны, также и в вопросах любви. Легкомысленных, мимолетных связей они не допускают, тогда как господствующая нота у названных мною итальянских поэтесс английского происхождения совсем иная; наслаждение, даже минутное, --вот основная черта их мировоззрения, в которой они сходятся с поэтами из Болоньи. В предисловии к «Odi barbare» известный критик Киарини, между прочим, заявляет: «мы более не христиане, мы — язычники; мы хотим жить, наслаждаясь жизнью, хотим слушать голос природы, действующей для нашего блага и удовольствия. Все силы, влагаемые ею в нас, должны соответствовать нашим требованиям от жизни».
Итак, наслаждение--основное требование итальянских эстетов и поэтов болонской школы, последователей Кардуччи. Не все итальянские поэты смотрят подобным образом на жизнь. Отмеченное мною направление является только одним из течений современной итальянской поэзии, может быть даже и не заслуживающим особенного внимания, потому что она, как смею думать, не отвечает взглядам и направлению мыслей огромного большинства итальянского общества и писателей. Это можно заметить и из предлагаемой книги. Но для полноты картины следует отметить подобное течение.
Я не буду останавливаться на стихотворениях графини Лары, так как считаю дарование ее второстепенным. Упомянул я о ней, только желая наглядно указать влияние чужеземных элементов, проникающих в итальянскую литературу. Гораздо живее и цельнее дарование Виванти. Ея первые стихотворения «Lirica» сопровождались горячею рекомендацией Кардуччи. Последний занимает несколько странное положение на итальянском Парнасе и в общественном самосознании. Он — признанный всеми первоклассный поэт, которого, однако, мало читают и которому мало сочувствуют. Рекомендация же его весит очень много. На Виванти обратили большое внимание, прежде всего потому, что о ней горячо говорил Кардуччи. Ошибся ли поэт в своей рекомендации — как это нередко бывает с выдающимися представителями литературы — покажет время. Но первые опыты Виванти появились при благоприятных для нее условиях. Любители поэзии не были удовлетворены произведениями Кардуччи, стихами д’Аннунцио с его «Isotea е la Chimera», Артуром Графом, писавшим только для небольшого кружка и остававшимся туманным для массы. Об остальных поэтах нечего говорить; их произведений не замечали; они проходили и исчезали бесследно, как китайские тени. Как раз во время этого застоя итальянской поэзии появились две молодые девушки, одинаково возбудившие внимание своими стихами, хотя по направлению обе отличались друг от друга. Эго были Ада Негри — поэт рабочих и Анни Виванти — поэт наслаждения и эпикуреизма. Первая нашла, впрочем, больше успеха, чем вторая. Так и должно было быть и это делает честь итальянскому обществу. Слишком много горестей в жизни и страдание всегда имеет более шансов привлечь к себе, чем гимны наслаждению. Аду Негри оценила публика, тогда как Виванти одобрялась критикой, которая в Италии преимущественно ценит живость фантазии, не нуждающейся для своего проявления во внешних поводах, взятых из действительности. В этом смысле дарование Виванти перевешивает на весах итальянской критики дарование Негри. В конце концов, обе, хотя по разным причинам, перестали писать, указывая тем самым, что, быть может, дарование их было менее глубоко, чем все полагали.
Как бы то ни было стихотворениям Виванти нельзя отказать ни в смелости мысли, ни в чувстве, иногда и в простоте. Язык ее стихов мало отделан; для иностранных читателей, я полагаю, это обстоятельство совсем второстепенное. Важнее общее направление ее стихотворений — тот эпикуреизм, который так странно развивается в современной Италии наряду с социализмом и анархическими движениями. Я, впрочем, думаю, что направление Виванти и ее единомышленников не имеет корней в итальянском обществе; этим направлением более занимается критика, чем публика.
Ея стихотворения сравнивают с народными песнями. Я думаю, что сравнение это имеет смысл только относительно их формы, более или менее небрежной. В родные песни, однако, при недостатках формы всегда отличаются глубиною истинного чувства, чего нельзя сказать о стихотворениях Виванти с ее эфемерными увлечениями и случайными страстями с нескромностью ее выражений. В сущности, в натуре Виванти есть что-то цыганское, что и показала ее последующая жизнь. Она сама говорит в одном из своих стихотворений («Sindaco di villagio»).
Пойдем своей дорогою мы оба:
Я возвращусь к былым мечтам,
Ты станешь жить среди крестьян;
Я буду странствовать по свету,
Пойду с цыганами туда, где мне мелькнет
Хоть призрак мимолетный счастья,
Под голубые небеса как птичка унесусь--
А ты, об удобрении полей подумай,
Заботься о головах пустых и полных кошельках.
Источник текста: Иванов М. М. Очерки современной итальянской литературы. — Санкт-Петербург: А. С. Суворин, 1902. — 343 с.; 21 см. С. 300—304.