ГЛОТТОГОНИЯ (греч.), проблема происхождения языка, и отсюда отдел лингвистики, посвященный рассмотрению этой проблемы. Как и все проблемы генезиса, глоттогоническая проблема ставится еще в глубокой древности, получая разрешение в многочисленных мифах о происхождении речи (ср. Frazer, «The Golden Bough»). Освобождение от мифологического мышления намечается уже в античной философии, выдвигающей естественное объяснение происхождения языка (теория звукоподражания у стоиков, теория междометий у эпикурейцев), но осуществляется полностью лишь в философских системах эпохи Просвещения. Резко критикуя теорию «божественного откровения», отстаиваемую реакционными мыслителями ортодоксальных толков, просветители противопоставляют ей два противоречащих друг другу разрешения. Одно направление ищет объяснения возникновения и развития языка в «человеческом обществе», в коллективе и через коллектив (Гоббс, Мопертюи, Гаррис), выводя возникновение языка то из необходимости общения людей между собой, то из «общественного договора». Другое направление, сосредоточивая свое внимание на взаимосвязанности языка и мышления, ищет объяснения возникновения и развития языка «во внутренней жизни» человека, ы индивидуальном акте речи и мысли (Де-Брос, Горн-Тук, Гердер и др.).
Основным недостатком всех теорий 18 в. является чрезмерное упрощение глоттогонической проблемы. Выводя происхождение языка из из общественного договора, сторонники социальной теории языка совершенно не ставят вопроса о возможности «договора» до существования речи. Точно так же при объяснении слова как знака мысли остается не разъясненным характер самого мышления,—с типичным для эпохи Просвещения рационализмом исследователи отождествляют первобытное мышление с логическим мышлением обладающего уже развитой речью человека. Всю сложность глоттогоническ. проблемы осознает лингвистика 19 в., впервые настойчиво подчеркивающая необходимость взаимосвязанного и взаимоопределяющего развития мышления и речи (В. Гумбольдт). Вместе с тем, благодаря характерному для языкознания 19 века индивидуализму, на первый план выступают индивидуалистические разрешения глоттогонической проблемы.
Так, звукоподражательная теория, связывающая происхождение языка с подражанием крикам животных и другим шумам окружающей природы, становящимся сигналами соответствующих предметов и явлений (в своей некритической форме представлена у Уитнея и некоторых других менее известных лингвистов), сменяется т. назыв. ономатопоэтической, или рефлексивной теорией Штейнталя (H. Steinthal, Der Ursprung der Sprache, 1877; А. Потебня, Мысль и язык, 1862), обосновывающей связь между звуками и их значением общностью эмоций и связывающей языковое творчество с образным мышлением. Вместе с тем, выводя звуки первичной речи из анализа аффективных рефлексов (Лацарус, Штейнталь), ономатопоэтическая теория приближается к противоположной звукоподражательной теории—теории интеръекционной.—В теорию интеръекционную—теорию междометий или естественных криков,—выводящую звуки первичной речи из непроизвольно издаваемых человеческих криков (L. Geiger, Ursprung und Entwicklung der menschlichen Sprache und Vernunft, 1868—1872), лингвистика 19 века вносит ряд существенных поправок. Таково, прежде всего, признание отсутствия принципиальной разницы между порождающими звуки жестами органов речи («звуковыми жестами») и другими мимическими и пантомимическими жестами (W. Wundt, Die Sprache, 1900). Таковы, далее, многочисленные попытки найти в жизненных формах первобытного человека необходимые условия для дальнейшего развития непроизвольных криков.—С инстинктом сохранения рода, половым инстинктом, пытается связать испускание криков Дарвин (Ch. Darwin, Descent of Man, 1871), находящий ему аналогию в брачном пении птиц. В новейшее время точку зрения Дарвина развивает Иесперсен (O. Jespersen, Language, 1922).—С трудовыми процессами связывает испускание криков т. н. синергастическая, или рабочая, теория происхождения языка, представленная работами Нуаре (C. Noiré, Der Ursprung der Sprache, 1877) и отчасти М. Мюллера (M. Müller, Natürliche Religion, 1890). Наблюдения над «сопутствующими выкриками» известных актов физического труда подкрепляется наблюдением над обычаями первобытных народов производить коллективные трудовые процессы под ритмические крики (K. Bücher, Arbeit und Rhythmus, 1896). Более детальное изучение трудовых процессов первобытного человека заставляет некоторых лингвистов новейшего времени (Vendryes, Le langage, 1920), примыкающих к французскому этноглогу Levy-Brühl'ю, связывать их с первобытной магией, являющейся вместе с тем, древнейшей формой синкретического искусства.
В глоттогонических построениях 19 и начала 20 вв. приходится отметить существенные достижения по сравнению с Г. 18 века. Это—указание взаимообусловленности языка и мышления в их развитии, расширение понятия языка, благодаря включению в него выразительных движений (не только звуковых) и, в лице «трудовой теории происхождения языка», попытка связать Г. с изучением трудового процесса в первобитном обществе. Именно на последнюю теорию и опирались (углубляя в ней коллективный момент) первые теоретики марксизма (ср. Ф. Энгельс, Роль труда в очеловечении обезьяны).—Однако, нетрудно установить и ряд существенных недостатков Г. 19 века. Таково, прежде всего, отождествление сигнала или приметы—факта индивидуального сознания—с социальным явлением языкового знака—факта общественной идеологии. Отсюда—стремление вывести речевой знак из сигнала чисто эволюционным путем, окончившееся неудачей. Явная несостоятельность построений эволюционизма в области Г. приводит в конце 19 в. лингвистику к отказу от глоттогонической проблемы в целом (франц. школа де Сосюра, отчасти младограмматики). Отсутствием различения между сигналом и знаком в приведенном выше понимании страдают и новейшие работы, которые пытаются связать «рабочую теорию происхождения языка» с данными рефлексологии (см. Презент, Происхождение мышления и речи; Богданов, Учение о рефлексах и загадки первобытного мышления, «Вестник Коммунистической академии», кн. 10, 1925). Разрешение глоттогонической проблемы для марксистского языковедения соединено, т. о., не только с углубленным изучением трудовых процессов и связанного с ними становления общественных форм; оно связано также с отказом лингвистики от эволюционизма, с применением ею диалектического метода, позволяющего объяснить, как в становлении новых хозяйственных форм человеческого коллектива возникает факт социальной идеологии—языковой знак, качественно отличный от генетически связанного с ним индивидуального сигнала—выразительного движения. Учет диалектики историческ. процесса в области глоттогонии намечается на последнем этапе яфетической теории (см.) академика Н. Я. Марра (библиография—Н. Марр, Классифицированный перечень печатных работ по яфетидологии, 1926; И. Мещанинов, Введение в яфетидологию, 1929), синтезирующий многие из достижений Г. 19 в. (теория выразительного движения, рабочая теория Г., теория первобытной магии и т. д.), но впервые отчетливо устанавливающей качественное отличие языкового знака от доязыкового сигнала.
Лит.: Помимо приведенной в тексте. Giessewein A., Die Hauptprobleme der Sprachwissenschaft, Freiburg i. Berlin, 1892 (устарело); Delbrück B., Grundfragen der Sprachwissenschaft, Strassburg, 1901 (приближается к воззрениям Дарвина); Sütterlin L., Werden und Wesen der Sprache, Lpz., 1913 (популярное изложение Вундта); Winteler I., Naturlaut und Sprache, Aarau, 1892; Oehl W., Elementare Wortschöpfung «Anthropos», XII—XIII; Dauzat A., La philosophie du langage, Paris, 1912; Rousselot J., Étude philologique sur l'origine du langage, Paris, 1889. Любопытны попытки в наше время возродить «божественную» теорию происхождения языка со стороны католической пропаганды—см. Schmidt W., Die Sprachfamilien und dieSprachenkreise d. Erde, Heidelberg, 1926. О полигенезисе и моногенезисе языков см. Праязык.