Перейти к содержанию

Белый Туркестан (Литвинов)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Белый Туркестан
автор Борис Нилович Литвинов
Опубл.: 1928. Источник: az.lib.ru • (Фрагмент).
1. Немецкий дранг в Туркестане.
2. Революция 1905—1907 гг. Евреи и Сербская группа.
3. Персия, Афганистан, англичане.

Б. Н. Литвинов.
Белый Туркестан

[править]

Представляем читателям отрывки из рукописи генерал-майора Бориса Ниловича Литвинова (1872—1945) «Белый Туркестан». Это наиболее полное описание событий гражданской войны в Закаспийской области и в сопредельных с ней районах Туркестана. Ценность воспоминаний генерала Литвинова несомненна. Автор не только описывает боевые действия, состав, особенности организации красных и белых войск, действовавших в Закаспии в 1918—1920 гг., но и дает широкую геополитическую характеристику тех условий, в которых сформировалось и была позднее уничтожена, как он пишет, «Русская Белая идея» в Туркестане.

После окончания Казанского юнкерского училища в 1893 г. Б. Н. Литвинов начал службу в Туркестанском военном округе (в 11-м Туркестанском линейном батальоне). Вместе с туркестанскими стрелками отправился на фронт Первой мировой войны. С ноября 1915 г. в чине полковника был назначен на должность командира 19-го Туркестанского стрелкового полка. Участвовал в боях на Кавказском фронте. Летом 1917 г. Литвинов принял должность начальника запасной бригады. В 1918 г. во Владикавказе сформировал отряд, с которым начал боевые действия против частей 11-й красной армии. С весны 1919 г. участвовал в операциях в Закаспийской области, командовал Туркестанской стрелковой дивизией, затем (с августа 1919 г.) — Сводно-Закаспийской стрелковой дивизией. В 1920 г., после эвакуации Закаспийского фронта из Туркестана, состоял в резерве чинов Русской армии. В эмиграции проживал в Югославии. В 1945 г. был выдан в СССР и умер в лагере.

Хотелось бы обратить внимание на оценку Литвиновым, в первых главах рукописи, причин роста оппозиционных настроений среди различных групп населения Туркестана в начале ХХ столетия, а также на оценку автором борьбы за влияние в регионе между Германией, Великобританией и Российской Империей.

1. Немецкий дранг в Туркестане

[править]

Нас, русских, обвиняют в незнании России и самих себя.

Это справедливо. Россия и славяне — это не какие-нибудь Deutchland или Франция.

Нельзя объять необъятное, хотя бы по пространству. Тем меньше можно предъявить русским обвинение в незнании ими Русской Центральной Азии. В этом им надо помогать, а не сетовать.

Поэтому перед изложением белой борьбы в Туркестане считаю необходимым вкратце изложить причины, почему русские в Русском Туркестане резко поделились на две группы…

Ташкент — столица края, центр просвещения, русский уже более 50 лет, оказался опорой красных. Асхабад — другая, маленькая столица, второй большой административный центр, оказался белым. Причин тому много.

Первая — увы, евреи. С завоеванием части Бухарского ханства и особенно Самарканда, мы получили в числе прочих подданных и огромную группу бухарских евреев. По изданному Русским Правительством закону (проект Кауфмана), все туземные евреи получали полные и равные права со всеми остальными гражданами новых областей. Поэтому в коренном Туркестане (Ташкент, Самарканд, Коканд) сразу появилась крупная группа евреев и притом зажиточных, а часть и богатых. А так как в соседнем Бухарском ханстве оставшиеся там бухарские евреи продолжали быть под прежним тяжелым гнетом ограничений, то на радость бухарского народа и властей, масса бухарско-подданных евреев стала переливаться в Русский Туркестан под видом родственников, их собратьев, что законом допускалось…

Вторая причина — рабочий элемент. Анненков, а за ним и Куропаткин, которого так привыкли бранить, разрешили рабочий вопрос весьма просто. Рабочими в Туркмении и на Закаспийской железной дороге были или туземцы, по преимуществу персы — им шла обычная плата; или нижние чины 1-го и 2-го Закаспийских железнодорожных батальонов, саперы и запасные — им кроме платы давался кусок казенной земли в 200 кв. сажень и 600 рублей ссуды на постройку дома. Кроме того, строились больницы, школы, церкви, прекрасные здания ремесленных собраний (их собрания посещали министры и Главные начальники края). Им отводились огромные участки орошаемой земли для общественных нужд. Из одного такого поселка вырос целый город Кизил-Арват с 15-17 тысячами жителей; появились другие менее крупные городки, как Теджен, Каахка, Бахардск и др. Асхабад и Чарджуй и Мерв имели свои слободки.

Ясно, что рабочие были благоустроены, богаты, организованы, имели свое лицо и, главное, были собственниками. Почему быть большевиками, то есть коммунистами, они никак не могли. Социалистами они охотно соглашались быть до тех пор, пока не увидели, что это есть и посягательства на их солидную собственность. Кизил-Арват был образцовой, красивой рабочей столицей. Его мастерские были чудом техники, и ими гордились не только рабочие, но и Россия. Голытьбы в городах Закаспийского края, этой всеотрицающей шпаны еще не было. Ее успевали высылать из края.

Совсем другое было в коренном Туркестане и в особенности в Ташкенте.

На постройку Оренбург-Ташкентской, Андижанской и головы Сибирско-Туркестанстской магистрали чуждые краю и незаинтересованные в нем строители, не видя протеста со стороны заснувшей власти в крае, навезли ради дешевизны всякую шпану из Ростова, Одессы, Харькова, Саратова и прочих злачных мест. Эта шпана осела целыми городками в Ташкенте, Коканде и Чарджуе (на постройке знаменитого Чарджуйского моста). Полуголодная, выжатая подрядчиками и строителями на коммерческих началах, она сделалась центром справедливой пропаганды против гнета предпринимателей. (Вспомним мартиролог российских городов, умышленно обойденных железной дорогой). К ней присоединилась местная шпана, известная в Ташкенте под названием зачиулинцев (квартал за р. Чиули, куда были согнаны эти орлы, и куда слабая численно полиция боялась показываться), в Самарканде вокзальная слободка, а в Чарджуе — Уралка…

Третья причина крылась уже в интеллигенции. Как Закаспийскую, так и Кушкинскую железные дороги строили казенные и военные власти. Военный и служило-чиновничий элемент был, как и везде, беден, но он был первым и, конечно, моральнейшим; а потому держало свою марку высоко. На постройку же Ташкентской, Ферганской и Оренбург-Ташкентской железных дорог и Чарджуйского моста наехали гражданские инженеры-строители уже по найму, большей частью не русские, с колоссальными многотысячными окладами и швырянием денег. Они развратили общество и низшую братию, а офицерский и чиновничий кадр, основу морали страны, загнали в скромную казарму и канцелярию. Кроме того, они сделали патриархальную, красивую жизнь коренного Туркестана дорогой и потому заставили Ташкентского, Ферганского и Самаркандского офицера и чиновника искать дополнительного заработка в виде приобретения фруктовых садов, клеверных и хлопковых плантаций и каменноугольных копей, ковров, перекупки лошадей. Чиновник стал недоволен своей судьбой, офицер перестал быть рыцарем и только им; семья давила его; менее энергично стали бегать по урокам вместо прежнего сверх службы просиживания в казарме с солдатами и на лекциях в офицерском собрании и т. д.

Ничего подобного пока не было в Закаспийском крае, «Бухарских владениях» (Керки, Термез, Сарай) и в Хиве (Петро-Александровск). Там офицер продолжал гореть, был только рыцарем, а чиновник и администратор — начальниками в управлениях. Дух Куропаткина, Боголюбова и Ионова еще долго витал над краем. Близость солдата к офицеру доходила до разрешения солдатам участвовать в любительских спектаклях и гуляния их по особо определенным аллеям парков высших собраний в дни балов и пр. Это отвлекало их от кабаков и убеждало в том, что офицеры вовсе не пьянствуют, как говорили им о том агитаторы.

Зато значительно хуже обстояло дело в Закаспии с русским крестьянством, то есть с поселками.

В коренном Туркестане поселенцы были в большинстве русские, хотя не ахти как работали — где же им угнаться в трудолюбии и трезвости за туземцами, но зато были хотя бы просто индифферентны. Им важно было одно — вовсе не платить налогов и не знать никакого начальства. Как все крестьянство на земном шаре, они были анархичны в чистом виде. Конечно, пограбить чужое в мутной воде многие из них не прочь. Но все же они были русские и знали, что власть защищает их от «гололобых», которые иначе неминуемо их перережут.

Совсем другое было в Закаспии. Там поселенцы были или русские, избалованные Куропаткиным до того, что не пожелали косить сами себе сена, а требовали «солдат» для покоса, или немцы.

Алексей Николаевич Куропаткин в своей бешеной работе проглядел, как немецкий «дранг-нах-остен», по его же благословению, захватил все пограничные с Персией горные поселки. Это было проделано очень просто: под именами Ивана Иванова и Петра Сидорова и прочих «православных» присылались чьею-то рукой Карлы Фирстеры, Вильгельмы Шварцы и проч. Открылось это, увы, очень поздно, десять лет спустя, после окончательного заполнения почти всех поселков немецкими подданными и немцами чистой воды, едва бурчащими на русском. Открыл это в 1900 году его преемник генерал Боголюбов, когда стал получать ответы старосты «Ивана Петрова» поселка Тумановского на ломанном русском языке. Оказалась сплошь штунда (они звали себя баптистами); царь у них оказался кайзер Вильгельм, на стенах его портреты и проч.

Вот это обстоятельство во время гражданской войны, естественно, сделало все поселки Закаспийского края нашими врагами, ибо им приказано было сверху быть красными.

Если к этому прибавить, что на немецко-еврейскую закваску коренного Туркестана наша власть во время войны прибавила до 50 тысяч германо-мадьярских военнопленных, расселив их по всему цветущему Туркестану при наличии блестящей немецкой подготовки в Афганистане и Персии, то читателю будет ясна глубокая серьезность красного фронта в Ташкенте и слабые ресурсы белого.

И, наоборот, в Закаспии сила Белой Русской Славянской идеи была крепче, нежели красная, хотя «русское» крестьянство и встало на сторону последней, в противовес рабочим.

К этим онемеченным поселкам присоединилась, увы, пограничная стража по понятным причинам: в момент развала власти она вместе с этими немцами занималась контрабандой.

2. Революция 1905—1907 гг. Евреи и Сербская группа

[править]

Было бы ошибкой, если бы не коснуться, хотя бы вскользь, этой эпохи, коренным образом повлиявшей на обстановку в Туркестане и Закаспии во время Белой борьбы.

С конца 1901 г. Закаспийский край подпал под начальство, кто говорит, серба-гречанина, а кто говорит, — сербского еврея, генерал-лейтенанта Генерального штаба русской службы Деана Ивановича Суботича.

Маленький, красивый, молодой человек, лет 42-х, получивший за «боксерские беспорядки» чин генерал-лейтенанта и орден Св. Георгия, а через это неограниченное покровительство А. Н. Куропаткина, он получил отдельный корпус и маленькое генерал-губернаторство, едва откомандовав для ценза полком и не командуя дивизией. Он настолько ненавидел русское и русских, что тотчас же повесил у себя за креслом в приемном кабинете спасательный круг с надписью «Космополит» и тотчас же начал истреблять русский служебный элемент, заменяя его сербами и немцами (Пламенар, Иванович, Будберг, Веттерштранд, Штакельберг и пр.). Самая сильная ругань его была: «Что вы хотите, ведь это русский». Только несколько человек из русских он полюбил, в том числе и меня. Но я все же поспешил откланяться, однако, дав ему, по его требованию, слово снова явиться ему, когда мы во второй раз встретимся. И тогда я, «квасной патриот», пойму его.

При всем том он был честный, по-обывательски благородный и истерик. Роты поручить ему было невозможно.

Он наделал бы еще и в 1902 году революционных бед, если бы его не сдерживал Главный начальник всего Туркестанского края, знаменитый Николай Александрович Иванов, которому Куропаткин, в моем присутствии, венчая Суботича на Закаспийское царство, поручил для вразумления «как молодого».

С его легкой руки инородческий революционный элемент с группой сербов (генерал Джуричич, полковник Немира) и полуевреев, армян и осетин (Панкратьев, Стегалин, Голиев и др.) стал пышно цвести. И расцвел в полной мере в 1905 году, уже без участия Суботича, уехавшего тогда на пост Приамурского генерал-губернатора творить такие же «русские» дела и там.

Его заместитель поляк генерал-лейтенант генерального штаба Уссаковский в 1905 явно революционировал при поддержке этих и других групп. Революция в Закаспии и Туркестане сорвалась только благодаря твердости войск и начальников двух крепостей — Кушки и Керки (Прасолов и Моторный), где были разбросаны: еврейская группа в Кушке и еврейско-сербская инородческая в Керках. Революция во всем Туркестане была погашена бурно в Ташкенте и еще бурней в Закаспии. Причем было видно, что Закаспий в вопросах принципов круче, а коренной Туркестан расплывчато. В последнем укрепились все бежавшие от судилища (Панкратьев, Голиев, Немира, Стегалин и др.). Из Закаспия им бежать уже не удалось. Так известный убийца председателя военно-окружного суда в Асхабаде генерала Ронкевича — социалист-революционер Морозов тут же на месте был убит поручиком Борисоглебским; а в это время Ташкентские генералы или покорно садились по предложению рабочих в скотские вагоны, или революционировали по политической наивности, как, например, «князья» войсковой Семиреченской области (знаменитый Памирский герой и матерый туркестанец генерал-лейтенант Ионов) и Ферганской области (действительный статский советник Наливкин)…

Центром всей революции в крае и центром политического переворота уже, пожалуй, мирового масштаба становится ничтожный городишко (туземный-то город большой) Чарджуй, правда, важней узел сообщения — железнодорожный мост через р. Аму, связывающий Закаспий с Туркестаном, и водный пункт в Хиву на Аму-Дарьинских пароходах со штабом явно революционировавшей флотилии.

Войска гарнизона изнывали под тяжестью службы и бешеной пропагандой и стали расшатываться. Для водворения порядка вне города (236 верст) там уже был создан карательный отряд № 6, который вскоре тоже стал разлагаться. Были сменены 4 начальника отряда. Тогда назначили меня. Когда я туда прибыл не без принятия крайних мер, то оказалось, что главным растлителем всероссийского дела был остаток группы генерала Суботича, именно начальник города генерал Джуричич. В результате борьбы вышло следующее: английские ухищрения по части отторжения Туркмении от Короны Российской, хотя бы и при наличии самого Керим-бек-Ратая оказались вздором. Маленького карательного отряда № 6 было вполне достаточно, чтобы Туркмения отнеслась совершенно равнодушно к английским предложениям…

Таким образом, мы видим, что в коренном Туркестане под верховным руководством Наместника (генерала Суботича) революционировали почти все высшие начальники, что не могло не отразиться и на подчиненных, ставших на рабскую платформу выжидания, а не действий во имя присяги и пользы Родины. (В конце концов, строевая власть все-таки нашлась и арестовала Суботича).

Закаспий, в однородном случае, поступил решительнее: Прасолов, комендант Кушки, просто объявил изменником своего начальника генерала Иссаковского, принял на себя власть отдельного корпуса и «повелел» всем даже старшим его начальникам подчиниться ему. И подчинились, и в 10-12 дней революция была кончена на пространстве более 1000 верст.

Из всего изложенного в этой главе видно, что к моменту Белой борьбы русское население, служилое, военное, интеллигенция и вся остальная масса русских, кроме поселенцев, была энергичнее и откристаллизовалась в белую окраску сильнее в Закаспии и слабее в коренном Туркестане.

Вывод ясен: Туркестан был более подготовлен к восприятию красной идеи.

3. Персия, Афганистан, англичане

[править]

Политическое положение Туркестана и Закаспия было весьма сложно. Между ними находились два ханства — фактически совершенно независимая Бухара и полузависимая Хива. Этнографически Бухара была продолжением Туркестана, Хива — Закаспия. Первая, как соблюдавшая в полной мере чистоту Ислама, была фанатична и при всяких дружеских отношениях с нами, всегда была готова просто вырезать «урусов» хотя бы ради очередной резки. Хива — с ослабленной религиозностью была более искренна и на такую резню была, в общем, неспособна, и, как и вся Туркмения, уважала воинскую доблесть и честь, а русские были и доблестны, и честны.

Но на южной границе были два независимых крупных государственных образования — Афганистан и Персия, где русское и английское влияние боролись издавна. На этой почве строились все мировые события. И вопрос — будет ли обладать Россия Индией (через Персию и Афганистан) или обратно — Англия Русским Туркестаном являлся краеугольным мировым вопросом и первоисточником, по нашему убеждению, и великой войны со стороны Англии.

Поэтому отправление Туркестанской русской армии из Туркестана и Закаспия на Европейско-турецкий фронт было предрешением белого колоссального вопроса в пользу Англии и передачей общеславянского вопроса в руки первейшего его врага.

Последствия этого ужасного шага сказались немедленно — Афганистан стал шептаться с Бухарой (соседи). В Бухаре ждали случая пограбить русских, если зазеваются; русская же дипломатия стала рабой английской.

Но в то же время оба эти гигантских противника, вдруг ставшие друзьями, прозевали третьего конкурента — немцев.

Ведь миссия германского принца Рейса и устройство фабрики ковров в г. Тавриз в Персии и других городах — этих настоящих военных фортов со стенами в 3-4 сажени высоты и крепостными воротами капонирами — эта миссия появилась в Персии еще задолго до войны! С того и началось. Появились в Центральной Азии немцы.

Надо отдать справедливость, они проделали это мастерски. Они выдвинули в Персию и Афганистан таких дельцов, что стоит им поаплодировать. Принц Рейс, Васмус, Вустроф, Шюнеман, Биаш, миссия Клейна, принц Канниц, совершивший переворот в Тегеране, и т. д. сделали полный переворот в персидской обстановке, смявши и русский, и английский престижи. И только огромными усилиями и России, и Англии удалось наконец ликвидировать, но лишь вчерне, немецкую угрозу в Персии.

Тогда они бросились в Афганистан, взяв за отправную точку турок, для проповеди панисламизма. Два немца, Нидермейер и Гентиг, буквально делали весь Афганистан; они взбудоражили его и без того воинственный и англофобский. При помощи бежавших из Ташкента военнопленных немцев они хотели заставить эмира Хабибуллу объявить войну Англии, а значит и России, то есть втягивали в свою орбиту и Бухару, и русско-подданных мусульман Туркестана. Чрезвычайными усилиями англо-русских сил удалось при нажиме на эмира Хабибуллу удалить немцев из Афганистана. Но их влияние и хвосты остались в надежде на немецкую помощь из Русского Туркестана. Пришлось отделить Афганистан от Персии коридором русско-английских войск от Кушки до Персидского залива.

Но так как во время переворота 1917 года русское Временное правительство сняло русскую часть охраны, то англичане мгновенно воспользовались этим, заняли русскую линию своими войсками и провели в Мешхед военную миссию генерала Молессона и этим восстановили равновесие в борьбе с немцами в Персии, но, увы, уже без России.

Русский престиж в Персии пал. И можно было опасаться, что он падет и в Закаспии. Но там он не пал…

Был, однако, случай восстания и у туркмен-иомудов, племени, живущем на самой персидской границе в районе реки Ашрека. Рассчитано оно было на безнаказанность, ибо в случае неудачи восставшие могли уйти в Персию к своим сородичам. Возникло же оно по наущению известного регента подполковника Иомудского, получившего из рук русской власти титул хана (он едва ли был таковым) и мечтавшего действительно сделаться таковым.

Для вразумления рискнувших был послан в Иомудистан небезызвестный генерал Мадритов (о котором много упоминалось при описании действий на Тереке), который расправился с непокорившимися так, что иомуды долго говорили: «Генерал-бояр Мадурут! И-и-и». И цокали языками.

Это обстоятельство потом повлияло на уменьшение пыла иомудов в отношении Белой Русской идеи. Впрочем, они вообще выжидали, кто скорее свалится, а потому и медлили выступить против красных. Но об этом в своем месте.

Бежав официально из Афганистана, немцы все же оставили там ячейки, а по себе и глубокий след суровых деловых людей-грабителей, что населению страны больше всего было мило.

Для русско-славянского дела это было плохо, но не опасно в корне, благодаря удивительной способности русского характера ассимилировать и бросать в толпу искру добродушия. Но для англичан, совершенно неспособных к этому, появление среди афганских народов симпатии к немцам, как к таковым, явилось угрозой всему их построению.

И действительно, вскоре эмир Хабибулла объявил независимость страны от англичан (до этого Афганистан с 1880 года был под призрачным вассалитетом в Англии, за что она платила эмиру 130 тысяч фунтов стерлингов ежегодно), но все же держался как англофил. Почему немцы его подковырнули, произошла революция, и 20 февраля 1919 года Хабибулла был свергнут и обезглавлен. Вступил на престол его сын Инетулла, оказавшийся еще более англофилом. Произошла новая революция, кончившаяся тем, что престол захватил националист Амануллах хан, младший сын Хабибуллы. Он, мстя за смерть отца и виня в ней англичан, окончательно объявил Афганистан самостоятельным и даже объявил Англии войну. Причем 7 мая 1919 года афганцы проникли в Северную Индию, однако в сражении 13 мая были разбиты, и в июле война фактически прекратилась.

Таким образом, объявлением войны англичанам Афганистан в 1919 году стал официальным врагом России, и особенно Белой, и союзником России Красной.

Немцы и большевики тотчас же воспользовались этим и 1) засыпали Афганистан немецко-большевистскими прокламациями, призывая «мусульман-пролетариев соединиться в борьбе против белых и их верных союзников» и объявили, что не только Туркестан, но и Закаспий весь в их руках и 2) решили действительно наступать на Закаспий.

Эти события по времени совпали с пребыванием меня с Туркестанским отрядом на Северном Кавказе и с посылкой мною, по требованию генерала Савицкого, войск в помощь ему поэшелонно для заштопывания находившегося в опасности белого Закаспийского фронта. То есть эти события вынудили Закаспийское правительство потребовать от генерала Савицкого его возвращения из Добровольческой армии в край, что в конце апреля он и сделал.

Отсюда ясно, какая смертельная опасность угрожала Англии в Центральной Азии. Почему, умея работать только чужими руками, она искренне стала помогать Белому Русскому Туркестану, но до тех пор, пока она не справилась со страшным врагом — немцами и отделившимся от нее Афганистаном, ну, и конечно, с красными. С последними — до поры, до времени, пока не сторгуются с ними на счет изоляции 50-тысячного корпуса военнопленных германо-мадьяр в смысле их обезвреживания и некоторых территориальных уступок.

Закаспийское Правительство этих событий не знало и потому поступало ощупью, лишь в потребностях дня. А потому заставить английское Правительство дать большую помощь Закаспию оно не сумело. И англичане начали торговаться с красными…