Буря в летнюю ночь (Гольдштейн)
Поздней ночью Груня вышла на крыльцо, села на коня и вскоре очутилась в лесу, который начинается сразу же за крайними домами поселка. Лес стоит темный, густой и нехоженый. Взлохмаченные головы деревьев переплетаются ветвями. Сейчас, в тихую лунную ночь, здесь пахнет свежестью и влагой. Груня с наслаждением вдыхает ночной воздух. Ее стройная фигура покачивается на коне, который идет спокойным, размеренным шагом. Торопиться ей не надо. До ближайшего селения она вполне успеет. Ведь пешком Груня добралась бы до него только к вечеру следующего дня.
Она, собственно, и хотела пойти пешком, — жаль было снимать лошадь с работы. Но собрание, которое дружно подняло руки за то, чтобы Груня, как лучшая трактористка, поехала рапортовать областному съезду Советов о достижениях колхоза, в один голос потребовало: коня! Обязательно дать ей коня!
Конь — каштановой масти, высокий, со стройной изогнутой шеей, натянутой, словно лук. Груня поглаживает эту теплую и мягкую, как бархат, шею и нагибает голову, проезжая под ветвями, которые касаются ее лица и путают и без того взъерошенные черные кудри.
В лесу тихо. Тишина, кажется, тянется далеко-далеко сквозь чащу леса, но конь поминутно поворачивает голову, настораживает уши, словно прислушивается к дальнему шуму, который еще не достиг слуха Груни, и вздрагивает. Груня ласково треплет коня по шее и прижимает ноги к его трепетным бокам. Конь легко приподнимается и уносится вперед по едва заметной, почти не проторенной тропе. Груня чувствует легкое возбуждение. Хорошо все же, что она взяла коня! Приятно ночью ехать по лесу верхом. «В рапорте, — думает она, — непременно надо будет упомянуть конюха Мотеля, который все свои силы отдает конеферме». Рапорт лежит у нее в верхнем кармашке кофточки. Там записано все, о чем она должна сказать, а вот о Мотеле почему-то забыли. Нет, она обязательно должна о нем вспомнить! Вот он стоит у нее перед глазами, улыбается и предупреждает;
— Смотри, Груня, коня в лесу побереги! За каждую царапинку на его коже будешь в ответе.
Она улыбается и гладит бархатистую шею коня. Чем дальше в лес, тем тише ночь, тем ощутительнее тьма.
Конь все чаще настораживает уши и замедляет шаг. Груня поднимает голову и смотрит вверх. Небо, видит она, хмурится, луна кутается в серые полотнища, ветерок подувает. В лесу становится прохладнее. Деревья раскачиваются, шумят. Сквозь листву пробивается отсвет далекой молнии, потом доносятся раскаты грома.
Груня погоняет коня, но тот поворачивает голову и осторожно переставляет ноги, словно шагает по краю пропасти. Молния, пронизав кроны деревьев, слепит глаза, потом в лесу становится еще темнее. Деревья раскачиваются все сильнее и сильнее, молнии сверкают все ярче и ослепительнее, ветер крепчает и воет меж деревьев. Проносится вихрь. Молнии зажигают верхушки лесных великанов.
Конь останавливается, пятится. Снова вспыхивает молния. Грохот обрушивается на деревья, и с присвистом падает на землю ливень. Пламя смешивается с потоками воды. Ветви трещат и ломаются, деревья клонятся до самой земли, завывающий ветер преграждает дорогу.
Груня соскакивает с коня, берет его за уздечку и отводит в укрытое место к двум широко разветвленным деревьям. Дождь хлещет по голове. Груня уже промокла насквозь. Она гладит коня и усаживается у него под животом. Хватается за кармашек, достает размокшие клочки бумаги, которые расползаются меж пальцев. «Доклад!» — вспоминает она и бледнеет.
А лес все так же шумит. Конь нервно топчется на месте. Груня мнет в руках размокшую бумагу.
…Когда она вышла из лесу, было уже светло. Солнце сияло и согревало мокрую землю. В воздухе — нежный запах новорожденного дня.
Она будет рапортовать, думает Груня, без цифр. Расскажет о людях, которые пришли в тайгу и сначала ее боялись, а теперь вот собственными руками одолевают ее дикость…
— Эх, коник, закачу же я им рапорт! — произносит она вдруг во весь голос.
И, весело хлестнув коня, пускается галопом по ярко освещенной дороге.