Дидоны тлело всё сердечко
Енеем больно непутем;
И каждое его словечко
Как будет врезывалось в нём
Всю ночь о нем лишь помышляла
Из памяти не выпускала,
Не могши вовсе глаз сомкнуть.
В постелю легши лишь металась;
Как угорелая бросалась,
И не могла никак заснуть.
На все бока она вертелась,
Лежала будто на иглах;
И чуть от вздохов не надселась
В любовных мучась хлопотах;
Кусала ногти, грызла губы;
Едва от скрежета все зубы
Не стерла вплоть и с корнем вон.
Все люди крепким сном храпели;
А от Дидониной постели
Один был только слышен стон.
С бессонницей боряся в схватку
Вся выбилась из сил совсем;
И разум подхватя в охапку
Зарылася в уме своем
Не дотыкаясь до рассудка.
Знать страсть любовная не шутка,
И с ней накладно нам шутить;
В нас входит вдруг она пудами,
Выходит вон золотниками;
Нельзя ее вдруг с шеи сжить.
Так точно мучилась Дидона
В постеле всю ту темну ночь;
От вздохов, бреда, слез и стона
Пришло уж ей совсем не в мочь;
О чем бы мнить ни начинала,
Везде Енея там встречала;
Вертелся он в ее глазах,
И не давал никак покою;
Не знала делать что с собою,
Томилась бедная в тосках.
Потом как сильно одолела
Ее кручина такова,
И не на шутку ослабела
Та горемычная вдова;
Не зная с горя где деваться,
И чем от грусти избавляться,
И что тогда начать с собой,
Поукоротать чем-то время,
Пооблегчить свое зло бремя;
Послала за своей сестрой.
Сестра ее была не промах
И девка в самой уж поре;
На посиделках, в хороводах,
Из всех девиц при том дворе
Собой как гоголь отличалась;
Ни в чем никак не ошибалась,
Глядела в оба без очков;
О всем уж смыслила подробно:
Когда, где, что и как удобно;
Напрасно не теряла слов.
Ко времени шутить умела,
Умела также и молчать;
И совесть чистую имела,
Напрасно не любила лгать;
Не занималась пустяками,
Не тешила себя словами,
Но самым делом напрямик;
Была ко всем щедролюбива,
Без гордости и не брезглива
Таков был разум в ней велик.
Дидона только лишь узрела,
Вошла ее сестра что к ней,
Всем девкам выдти вон велела
Из спальной комнаты своей.
Потом немножко оробела,
И глядя на сестру краснела,
Не зная как с ней речь начать;
Как ей изобразить всю скуку,
И описать жестоку мук;
И что ей про себя сказать?
«Поди ко мне сюда, сестрица!
«И сядь поближе на кровать;
«Была для всех ты мастерица
«Советы в нужде подавать.
«За тем послала за тобою;
«Чтоб всё сказать, как я тоскою
«Промучилась всю ночь одна;
«Во всю я ночь протосковала,
«Ресниц ни мало не смыкала,
«И не видала вовсе сна.
«Уйми мою тоску-кручину,
«И в сильном горе помоги;
«Скажи мне слез моих причину
«По правде всей и не солги.
«Скажи: какая бы причина,
«Что мне приезжий тот детина
«Всегда мерещится в глазах?
«Никак из мыслей не выходит,
«Весь ум мой за собою водит,
«И топит все глаза в слезах?
«Забыть нельзя ни на минуту,
«Как он красив и свеж собой,
«Надеюсь на тебя, Анюту,
«Что ты не дашь в тоске мне злой
«Себя тем попусту тревожить,
«Без пользы горести лишь множить
«Томясь и так в моем вдовстве,
«И так без мужа рок мой слезен…
«Не будет ли Еней полезен
«В моем несчастном сиротстве?
«Ах! Если бы я прежде знала,
«Случиться может что со мной,
«То на себя б не налагала
«В своем вдовстве обет такой:
«Чтоб моему усопшу другу,
«Любезнейшему мне супругу
«До самой смерти верной быть:
«Никем на свете не прельщаться
«И ни на час не покушаться,
«Чтобы кого мне полюбить.
«Теперь же вижу очень ясно,
«Что в слове мне не устоять;
«Клялася видно я напрасно,
«И клятвы той мне не сдержать.
«Колико человеки слабы!
«А наши сестры, девки, бабы,
«Слабее их в сто крат еще;
«Никак не можем воздержаться,
«Чтобы скрепяся не влюбляться,
«И не страдать в любви вотще.
«Любезному когда Сихею
«Последний долг я отдала,
«И с царской пышностью всею
«Оплакав слезно погребла,
«То в мыслях твердо положила,
«Любви что никакая сила
«Меня во власть не покорит
«Что буду с нею драться смело;
«И сердце вдовье затвердело
«Никем на век не возгорит.
«Но слишком мало разумела
«Тогда я бренность наших сил;
«И вовсе не предусмотрела,
«Чтоб мог кто сделаться мне мил.
«Но так и быть; хоть проступилась
«Теперь Дидона и влюбилась,
«Но сердце твердо сохранит,
«И в слабость ни на час не вдастся;
«Хоть с жизнию должна расстаться
«Но мужу век не изменит».
За сими страстными словами
Выскакивал за вздохом вздох;
Покрылося лицо слезами;
Кричала только: ох, да ох!
С тоски сидеть в ней сил не стало,
И ничего уже ни мало
Не взвидела перед собой;
Стремглав на ложе повалилась,
В подушки головой зарылась
В тоске страдая таковой.
Вот какова была Дидона
Троянским щеголем вспалясь;
От горьких слез и тяжка стона
На тот чуть свет не убралась.
Болезнью такой своею
Сестру сидящу вместе с нею
Заставила с собой тужить.
Тронулась Аннушка сестрою;
И слезы с глаз сотря рукою
Так начала ей говорить:
«Безмозгла дура зла кручина;
«А кто и тужит, тот дурак.
«Подумай-ка: что за причина
«Тебе тужить напрасно так?
«Слезами горя не убавишь;
«Но только больше лишь прибавишь
«Себе на шею злой тоски.
«О чем напрасно так вздурилась?
«Нет нужды, что тебе вцепилась
«Теперь любовишка в виски
«На что томить себя напрасно
«И тосковать по пустякам;
«Облизываясь ежечасно
«Себя лишь гладить по усам,
«Не лучше ли как умудриться,
«Чтоб чем тоски такой лишиться,
«И мыкать горе перестать?
«Постой! раскину я костями,
«И разведу тотчас бобами,
«Чтоб участь всю твою узнать».
Дидоны Аннушка сестрица
Любила бедным помогать:
При том на карты мастерица
Была великая гадать;
Сводить мужей могла с женами,
Знакомить девок с молодцами,
Давать невестам женихов;
Умела сватать и знакомить,
И познакомивши поссорить:
На все был ум ее готов.
«3абудь о том, что обещалась
«Быть верной мужу твоему;
«Ты вечно с ним уже рассталась,
«И не принадлежишь ему;
«Тобой теперь он не владеет,
«То права вовсе не имеет
«На верность брачную твою.
«Не бойся ты того обета;
«Не будет из подземна света
«Он упрекать жену свою.
«Клялася ты ему живому,
«Как он еще не умирал;
«И к обещанью таковому
«Тебя никто не принуждал.
«Ты слово в том свое сдержала,
«И никогда не надевала
«Оленей шапки на него;
«Невредным лоб его остался,
«Ни на волос не прибавлялся
«Во всю супружню жизнь его.
«Теперь же нет его на свете;
«То время с кем тебе делить?
«Неужто в глупом том обете
«Себя должна ты уморить?
«Зачем он жизнь свою убавил,
«Тебя вдовою здесь оставил,
«Не в пору вздумав умереть?
«Пеняй он на себя в том деле.
«Осталась ты жива и в теле;
«На что ж голодну смерть терпеть?
«Вкруг нас живущие соседи
«Любви не могут воспалить;
«Не жди приятной в них беседы,
«Иль с нежностью поговорить.
«Возможет ли в нас Ярб[1] собою
«Своею рожею смазною
«К себе желание возжечь?
«А прочи здешние царишки
«И африкански старичишки
«В любовь не могут нас привлечь.
«Еней же хоть куда детина;
«Не выкидок из сотни вон;
«Не промах, бойкий молодчина,
«И всякому задаст трезвон.
«Сказать тебе всю правду-матку,
«Не всякий сунется с ним в схватку;
«Он рыло всякому утрет;
«И всех окольных нумидийцев,
«Сиртян, тирянцев, гетулийцев,
«Он за пояс себе заткнет.
«Как будет он твоим супругом,
«Не всякий суйся нам в глаза;
«С таким удалым милым другом
«Мы всякому дадим туза.
«Не бось, никто не зашурмует,
«И против нас не завоюет,
«Как рак попятится назад.
«Твое теперь ведь вдовье дело;
«Пускайся с ним в знакомство смело;
«Для нас он самый сущий клад.
«А если просто не удастся
«Его тебе в любовь склонить,
«То я беруся постараться
«Его к тебе приворотить;
«Пойду тотчас и накопаю
«И мигом поддоброхотаю
«Я приворотных корешков.
«Надейся на меня в том смело;
«Склеить любовь, то наше дело;
«Нет нужды тратить много слов.
«Когда бы я в твоем здесь месте,
«Была в теперешный злой час,
«Не мешкавши скорее вместе
«Ударя по рукам тотчас
«Сыграла б шуточну игрушку;
«И свадебную в миг пирушку
«Сварганила бы на заказ.
«Плюнь на кручину всю, царица!
«Послушайся меня, сестрица!
«Побереги ты вдовьих глаз».
Дидона слушала прилежно
Сестру свою, разинув рот;
Забилося в ней сердце нежно
По всем углам во весь живот.
Всё горе прежнее забыла;
Как будто с плеч гора свалила,
Услыша таковой совет.
Ей больше года ночь казалась;
Нетерпеливо дожидалась,
Дневной скорей настал чтоб свет.
Совсем вдруг вся переменилась
Дидона бедная вдова;
И точно так вдруг взбеленилась,
Как перед завтреней сова.
Как зарево вся раскраснелась,
В груди и сердце разгорелась,
Пошли мурашки в животе;
Заёкало, затрепетало .
В ней сердце и не то уж стало
И мысли стали все не те.
Вдруг опрометью соскочила
Стремглав с постели кувырком;
И чуть-чуть рыла не разбила,
Не ударилась в стену лбом.
Всех барских барынь разбудила;
А девок чуть не перебила,
Не давши и очнуться им.
«Скорей, кричала, умыванья,
«Белил, румян и притиранья,
«С уборным столиком моим».
Французски ветреные моды
Никто еще совсем не знал
В тогдашни простодушны годы;
Никто никак не помышлял,
Что сделала сама природа,
Переворачивать в урода,
И опрокидывать верх дном.
На обезьян в тогдашни веки
Не походили человеки;
Все шло порядком-чередом.
Бараньи кудри и с рогами
Не громоздили из волос,
И поседелыми висками
Не чванился молокосос;
Не кутались молодки в латы;
Из кружев с башнями палаты
Не строили на головах;
Согласно с матерью природой
Рядились все одною модой,
Как хаживали при отцах.
Дидона долго выбирала
Что понаряднее надеть;
Без толку перешурмовала
И взбудоражила всю клеть.
По всем углам везде совалась,
В ларцах и сундуках копалась
И перерыла всё копром.
Поспешно столько торопилась,
Что чуть с досады не взбесилась,
И не простилася с умом.
Едва не лопнула с надсады
И не осталась без души:
Все праздничны ее наряды
Казались ей нехороши.
Что для себя ни выбирала,
С досады под ноги кидала;
Всё ей казалось не на лад;
Всё не к лицу, и не пристало;
Всё ей красы не прибавляло;
Всё было гадко, невпопад.
Кой-как насилу умудрилась
И справилася наконец;
И в ту ж минуту торопилась
Одеть себя как под венец.
Ни на пядень не вставши с места
Принарядилась как невеста
К девичнику иль на сговор;
Надела штофну телогрею,
Напутала себе на шею
Жемчуг нанизанный в узор.
С кваском головку причесавши
По моде бабушек своих,
Под сборник косы подобравши
На вытяжку скрутила их;
Пригладила и прилощила,
Большим кокошником прикрыла
С печной заслон величиной,
Обнизанный весь вкруг рядами
Каменьями и жемчугами,
И канителью золотой.
Лицо с белилами умыла
Одной гуляфною водой,
И притираньем налощила
Почти на палец толщиной;
Накрасила сандалом губы,
И сажей начернила зубы,
Натерла брови колесом
Изведши все почти сурмилы,
И по лицу тоненько жилы
Намазала карандашом.
И как совсем уже оделась
И нарядилась на подряд,
То долго времени смотрелась
По зеркалам вперед и взад;
Потом собой налюбовавшись,
Изволила тотчас поднявшись
Пойти к Енею на поклон;
О том ни мало не спросяся,
Лежит ли в ложе растеняся,
Иль встал уже с постели она
Меж тем услужливый мальчишка,
Красавицы Венеры сын,
Заботился, чтобы братишка
Его не горевал один.
Схватя свой лук и со стрелами,
Пустился скорыми шагами
За бедною Дидоной вслед;
И сам поотходя в сторонку
Без шабаша пускал в догонку
Любовны стрелы на пролет.
Пробито было все сердечко
Насквозь как будто решето;
И всякое на нем местечко
Как будто варом улито.
Пропала бедная Дидона
От Купидонова трезвона!
Совсем уж стала не своя!
С толпой рассталась своею;
Велела, чтобы вместе с нею
Одна Анюта шла ея.
Рука с рукой с сестрой схватившись
Бежали высуня язык,
Нигде никак не становившись
На двор к Енею напрямик;
Как пули из винтовки мчались,
И до земли не дотыкались,
Вертелся вслед дымок столбом;
В прискачку на рысях бежали;
Лишь каблучки одни сверкали
В великом поспешеньи том.
Дидона только лишь вбежала
К Енею на широкий двор,
Скорей как можно поспешала
Насытить им свой жадный взор.
На силу-то могла дождаться,
Чтоб дать ему поприубраться
На скору руку как-нибудь.
Он спал еще тогда в постеле;
Была рубашка лишь на теле,
И чисто на распашку грудь.
Насилу слуги тут успели
К нему пред нею поспешить;
И в беспорядке все шумели
Спеша о гостье доложить.
Еней от шума пробудился
И посещенью удивился
Незваной гостьи той к себе.
Скорее вздумать торопился:
В чем перед нею проступился
Вечор на праздничной гульбе?
Смекнул однако ж скоро делом
И все начисто угадал;
И в разуме раскинув зрелом
Тотчас причину всю узнал
«Ага! попалась нам царица!
«Знать наша стала молодица!
«Не даром рано так пришла.
«Не даром ей теперь не спится;
«В сердчишке мною гомозится!
«Здесь видно наша уж взяла»
Кой как скорей тулуп накинув
Спешил навстречу гостье он;
И шапочку пред нею скинув
Отвесил по пояс поклон.
Дидона же как шаль стояла
И ничего не примечала,
Смотрела только на него;
Тряслась, краснела и зевала,
Всего глазами пожирала,
Хотела взором съесть его.
Отбросив стыд весь, торопилась,
Скорее чтоб его обнять,
И в шею так ему вцепилась,
Родная будто сыну мать,
Ходившу в дальние походы,
И не видавшись многи годы
Вдруг встретившуся невзначай.
Так и она его схватила,
Что чуть совсем не задушила;
Пришло было уж с ним прощай.
Потом с ним в горницу вошедши
От страсти сделалась нема,
Речей ни мало не нашедши,
Сидела будто без ума.
Аскания к себе поймала
И столько много целовала,
Что начал он уже кричать:
«Пусти, пусти меня; ай! больно!
«К чему шутить со много так вольно?
«Ведь ты моя еще не мать».
«Никак сам рок меня морочит?—
Дидона воздохнув рекла.
«Смотри, что сын твой мне пророчит!
«Ребенок он, и нет в нем зла.
«Когда б счастливыми судьбами
«Его робячьими словами
«На самом деле то сбылось!
«Счастлива б я была на свете,
«Когда бы в нынешнем же лете
«Такое счастье мне нашлось!»
Еней в великом удивленье
Не знал, что ей и отвечать,
И в чрезвычайном том смущенье
Старался ей лишь потакать.
Дидона ж делать что не знала,
И бестолковщину болтала
Без шабаша как попугай,
Или как Якова сорока.
Болтливого она порока
Всегда держалась через край.
А разговор свой продолжая
В колени мальчика взяла;
Целуя, нежа, обнимая
Почти вне разума была.
«Какой пригоженький мальчишка!
«Вот то-то будет уж плутишка!
«Настроит многие беды.
«Но только жаль, что молоденек
«Еще теперь он и глупенек,
«И нет уса ни бороды».
Пословица не мимо мчится:
Каков где поп, таков приход;
Во что приказчик устремится,
За ним туда же и народ.
То самое и в Карфагене
По барыниной перемене
Тогда случилося точь в точь
Все дело вовсе позабыли,
3абражничали, закутили
Что стало и унять не в мочь.
Судья оставил попечение
Дела приказны разбирать;
А полководец о сраженье
Совсем забыл и помышлять
Которы ж при строенье были,
Через колоду пень валили,
Валилось всё у них из рук.
Все в волокитство устремились,
В гульбу и в роскоши пустились;
Пошел у всех стаканный звук.
Сия столь чудна перемена
Наделала таких проказ,
Что новенькая Карфагена
Едва не сгибла между глаз.
С Олимпа боги то узрели,
И с удивленья онемели,
Качали только головой.
Столь чудно им всё то казалось,
Что им и в разум не вмещалось,
С такою делать что бедой.
Всех больше там захлопотала
Юпитериха рассердясь,
И на Венеру так напала,
Что чуть це треснула озлясь,
Как шавка на медведя взъелась,
Как клюковка вся раскраснелась,
И начала ее ругать
На рынке бабы как бранятся;
Была готова хоть подраться:
Не знали как их и унять.
«Не стыдно ли тебе, разиня!
«Что ты везде собой шутишь
«Скажи: какая ты богиня,
«Что пакости лишь мастеришь?
«Но нечему о том дивиться,
«Что от тебя всегда родится
«Похабство, мерзость и позор.
«Везде бесстыдство ты вселяешь,
«И волокитству научаешь;
«Позоришь весь Олимпский двор.
«Сама как с Марсом забавлялась,
«И всех так мнишь переучить;
«Сызмала ты избаловалась;
«Так может ли добро тут быть?
«Мужей у всех нас ты отбила;
«И всех в Олимпе научила
«Того ж урокам ремесла.
«На свой похабный лад всех строишь;
«Сама ж так странствовать изволишь,
«Что не найдешь в том и числа.
«Скажи: геройское ли дело
«Енею бабу обольстить;
«И бедно вдовушкино тело
«Как на жару разгорячить?
«Смотри, она как колобродит,
«Почти с ума по нем уж сходит,
«Забыла стыд свой весь и честь;
«Не помнит, что она царица,
«Но как простая молодица
«Куска не может с горя съесть.
«Но так и быть; пускай влюбилась
«В сынка Дидона твоего;
«Лишь только тем бы не лишилась
«Честного имя от него.
«Ужели ты ему позволишь,
«И так все дело то настроишь,
«Чтобы ее он обманул:
«И с ней теперь попроклажавшись,
«Потом в глаза ей насмеявшись
«Как чиж из клетки ускользнул?
«Мы можем дело то поправить
«На лад и самым чередом.
«Беруся я сие исправить;
«Лишь не мешай мне только в том
«И не испорть мою работу.
«Взбешу их завтра на охоту,
«Вздурю за зайцами гонять;
«Потом нашлю дождливы тучи,
«Дождя пущу в них целы кучи,
«Что не успеют и бежать.
«А чтоб от бури им укрыться,
«В пещеру темну заведу;
«И постараюсь умудриться,
«Дабы окончить всю беду,
«Чтобы Еней ей изъяснился;
«И не на шутку бы пустился,
«Как водится у всех людей,
«К Дидоне подойти с дарами
«И поменяться с ней перстнями;
«Потом женился бы на ней».
Венера слыша то смеялась
Холодным смехом сквозь зубов;
И вся с досады разрывалась
От сих Юноны колких слов.
Но было должно согласиться,
Чтоб от того не проступиться
Перед Юпитером впросак.
А с ним шутить никак не ладно,
Нет пользы и весьма накладно.
Дрожал его в Олимпе всяк.
«Изрядну вздумала ты шутку! —
Рекла Юноне так она.—
«И так уж как пискарь на удку
«Та вдовушка подцеплена.
«Изволь; на все я соглашаюсь,
«И ни во что не примешаюсь;
«Все станется по моему ж;
« И выдумкою сей твоею,
«Мне все равно, что будет с нею
«Еней любовник или муж».
Потом по дружески расстались
Богами обе меж собой,
Как будто вовсе не считались
Похвальной бранью никакой.
Венера брызнула к Пафосу,
Где было много ей приносу
От страждущих в любви сердец.
Юнона также не дремала,
Скорей к Самосу поспешала
Одним родинам дать конец.
А между тем уж поднялося
Дневное солнце высоко,
И от лучей его пеклося
Довольно в землю далеко;
Настал день самый беспогодный,
К охоте заячей удобный;
Всё небо чисто как стекло;
Нигде ни тучки не носилось,
Ни на волос не шевелилось;
Лишь только солнышком пекло.
Тотчас везде загомозились
Скорее лошадей седлать;
И взапуски все торопились,
Чтобы никак не опоздать.
Борзых на своры принимали,
И гончих на смычки смыкали
Охотничею чередой;
Собраться все скорей спешили,
В кривые роги затрубили;
Охотники все стали в строй.
А для Дидоны приготовлен
Был сивочалый жеребец,
Расчесан, вымыт и сноровлен,
Как будто к свадьбе молодец;
По щетку шла кудрями грива,
Манежна выступка игрива,
И горда шея колесом;
От всех собой он отличался,
И до земли не дотыкался;
Летал как будто соколом.
Еней же к полю поприбрался
Совсем отменным удальцом;
От всех собою отличался;
И не ударил в грязь лицом;
Наряд был весь к лицу и к стате;
В заморском был одет халате,
Простроченном в узор каймой
Одною битью золотою;
Кушак персидский с бахромою,
И трость на ленте голубой.
Царице почесть сохраняя
На лошадь сам не прежде сел;
Но угодить ей поспешая
Коня за повод ей подвел.
Держал одной рукою стремя;
Другою подхватя в беремя
В седло легонько посадил,
Не торопясь и осторожно;
И тише сколько было можно,
Чтоб чем ее не повредил.
Потом кричал, чтоб подавали
Ему скорей аргамака,
И времени бы не теряли;
Скочил в седло издалека
Ногою в стремя не вступая;
И вслед за нею поспешая,
Бок с боком ехал всё при ней,
Асканий был при той же шайке;
Сидел укутан в тарадайке
С старухой мамушкой своей.
Подъехав к острову спустили
Всех гончих в рощу со смычков,
И по опушке обступили;
Был всякий там травить готов.
Псари все в голос запорскали,
Загаркали и закричали:
«Ай, ай! ту,ту! ех! довались!»
От шума зайцы все взметались
Без памяти везде совались.
Трави, пожалуй, не ленись.
Асканий также прибодрился,
И от других не отставал;
Как будто вытный хоробрился,
И рот разинувши кричал.
Хотя собак он и боялся,
И плотно к мамке прижимался,
Но также за людьми бурлил.
А если бы он был постаре,
То б на коне своем Угаре
Зайчишков с пару протравил.
Но небо брови понахмуря
Насупилося сентябрём;
Настала вдруг ужасна буря,
И пролил с градом дождь ведром;
От ветров лишь в ушах звенело;
Вдруг смерклося и потемнело,
Осенняя как будто ночь.
Дождем как лейкой поливало;
А градом по носу щелкало;
Пришло всем наконец невмочь.
Всяк бросился искать прикрышки,
Чтоб не расстаться с головой;
Обмокли все, как в луже мышки;
Ни нитки не было сухой.
Иной под хворост зарывался,
Иной в ущелье забивался,
Иль прятался под лошадей.
Как в вар обмокнуты все стали,
И делать что совсем не знали
В тогдашней робости своей.
Все врознь от страха разбежались,
От ястреба как воробьи;
И от грозы сберечь старались
Размокши головы свои.
Дидона также трепетала,
И ни на пядь не отставала
От мила гостя своего;
В беде его считая оной
Себе надежной обороной,
Держалась крепко за него.
Еней хоть человек военной
И в стычках многих уж бывал,
Но робости такой отменной
В себе ни разу не видал.
Хоть вдовушки он и стыдился,
Но тут уж больше не храбрился,
Быв трусости своей не рад.
Искать пустился он приюту,
Чтоб отдохнуть хотя минуту,
Пройдет покамест дождь и град.
Рука с рукою с ней сцепяся,
Пустился взапуски бежать;
А дождь как будто рассердяся
Не преставал их поливать,
Стуча громовую тревогу.
Медвежью старую берлогу
По счастью невзначай нашли,
Покрытую кругом ветвями,
Как будто гонтом иль досками;
И от дождя в нее зашли.
С обеих с них текло ручьями.
Что было им тогда начать?
Друг другу принялись руками
Хвосты обмокши выжимать.
Дрожали бедные от стужи;
Где только ступят там уж лужи,
Сухого ни местечка ж нет.
Но чтоб с ненастьем не сражаться,
Расположились там остаться,
Покамест вся гроза пройдет.
В ненастной страшной той тревоге,
Что делали тогда они
В медвежей лесовой берлоге,
Оставшись от людей одни?
Виргилий то от всех скрывает
И никому не объявляет,
Смекнувши сам лишь про себя.
Слыхал я речь меж стариками:
«Держи язык свой за зубами,
«Что не касается тебя».
Но злая дама Пусторечье
Между людьми никак не спит;
Болтливое бесчеловечье
Неугасимо в ней горит.
На всех одним злым ядом дует;
Того лишь только и пильнует,
Чтобы кого как оболгать.
Отцом имеет любопытство,
А матерью родной бесстыдство.
Возможно ли добра тут ждать?
Таскается везде бродягой
Во всяческих всегда местах,
Неутомимой волочагой,
По деревням и в городах.
С купцом, вельможей и солдатом
Обходится как с панибратом,
Не брезгует никем нигде;
В церквах, в дворцах, в домах боярских
И в бедных хижинах крестьянских,
Живет по всякий час везде.
Чинов и мест не разбирает
И кто бы ни был, равен всяк;
И на волос не уделяет
Пощады никому никак.
Что истинно и справедливо,
Что пустошь, выдумка и лживо,
Для ней бывает всё равно.
Что где хоть мало лишь спознает,
Как конопельку рассевает.
И ложь и правду заодно.
Сия злодейская болтушка
В ту пору как-то мимо шла,
Когда под дождичек пирушка
В берлоге от грозы была.
Тотчас то в быль поворотила,
Любовну басенку склеила,
По свету разнесла всему.
Та весть оттуда как урвалась,
С прибавкою везде помчалась;
Дошла и к Ярбу самому.
Арапов областью большою
Сей смуглый Ярб тогда владел;
И молодой пленясь вдовою
Со сватаньем к ней подлетел;
Но со стыдом свои хвост поджавши,
Как будто без соли хлебавши
Оглобли взад поворотил.
Узнавши ж про Енея вести,
Как будто кочеток с нанести
К Дидоне с местью покатил.
Легко рожденьем посчитаться
С Енеем мог он завсегда;
И предками повеличаться
Не можно было никогда
Пред нумидийцем сим Енею.
Ярб должен жизнию своею,
Так точно как троянец сей,
Любовной божеской игрушке.
Рожден Зевесом на пирушке
С сударушкой одной своей.
Такие дети незаконны,
Тишком родившись от любви,
В сердцах всегда неугомонны
И самой огненной крови.
Вздурился Ярб и взбеленился,
Когда о всем том известился,
С Дидоной что Еней сыграл.
Вспылало сердце всё отмщеньем;
Вскочил, и с крайним поспешеньем
Во храм к Зевесу побежал.
Ярб помня то, что от Зевеса
На сей он свет произошел,
Близ бережку и подле леса
Воздвигнуть храм ему велел;
Чтоб в нем отцу его молились,
И пред кумиром чтоб курились
Богаты жертвы день и ночь.
Пустился Ярб туда поспешно
Молиться батюшке прилежно,
Чтоб вздумал он ему помочь.
«О ты! девичьих чад родитель,
«И всех любовных дел творец!
«Наставник бойкий и учитель
«Всех молодеческих сердец!
«Ты в волокитстве утопаешь,
«Ковать рога всех научаешь,
«И подаешь собой пример.
«Воззри, меня как обижает;
«Кусок из горла отнимает
«Троянский хитрый лицемер.
«Когда б твоим я сильным громом
«Хотя на малый час владел,
«С троянским всем своим содомом
«Еней бы к чорту улетел.
«Рожден я от твоей забавы.
«Хотя для молодецкой славы
«Своей теперь мне помоги.
«Задай сему троянцу чосу;
«Не будешь верно без приносу.
«Смотри ж; для сына не солги».
Такое Ярбово моленье
До слуха Зевсова дошло,
И в несказанно удивленье
Его со гневом привело.
Качнул трикратно головою,
Кивнул усом и бородою,
И возгласил разинув рот:
«Кой чорт так Ярб мой колобродит
«И мне молитвы с жертвой строит?
«Какую пустошь там несёт?
«О чем ему так мнится стыдно?
«Что весь ведет его живот?
«Ни чуть ни мало не обидно
«Отъехать от чужих ворот,
«Обтерши рыло без обеда.
«Дидона будто ногтоеда
«Арапа бедного щемит.
«Но быть так; за него вступлюся;
«Помочь ему во всем потщуся;
«Отцовска кровь так мне велит.
«Небесного ко мне пошлите
«Скорей разгонщика сюда;
«Совсем прибраться прикажите;
«Наряжена ему езда».
Явился скорыми шагами
Меркурий в шапочке с крылами,
Держа в руке претолсту плеть;
На шее сумочка с гербами,
И опоясан весь ремнями;
Готов был хоть куда лететь.
«Ступай скорей и не ленися,
«Хоть голову сломя лети;
И без оглядки торопися
«Не отдыхая на пути
"К Дидоне в нову Карфагену.
«И в город пролетя чрез стену
«Троянска щеголя найди;
«И отведя его в сторонку,
«Наедине и потихоньку
«Такую речь с ним заведи:
«Не стыдно ли ему детине
«Со вдовушкою пировать,
«Когда предписано в судьбине
«Им Римско царство основать?
«Что сделал он еще доселе?
«Неужто лежа на постеле
«Он хочет строить города?
«Чтоб в миг оттуда он убрался,
«И с милой вдовушкой расстался;
«Иль будет злая с ним беда.
Меркурий низко поклонялся,
Коснувшись шапочки рукой,
И по-солдатски повернулся
Притопнул также и ногой.
Тотчас проворными шагами
Как гончая за русаками
Впрягать кибитку побежал;
Борея в коренну запряжку,
Зефира с Нотом на пристяжку.
Ударил, свистнул, поскакал.
Леса, болота и долины,
Стога и копны па полях,
Овраги, горы и стремнины
Мелькали только лишь в глазах.
Как молния он быстро мчался;
Лишь колокольчик раздавался;
Дрелень динь динь в ушах жужжал.
Меркурий же не преставая,
По всем по трем не уставая
Ежеминутно погонял.
На мягком бархатном диване
Еней раскинувшись лежал;
Он париться изволил в бане,
и после оной отдыхал.
Геройски члены подкрепляя,
Прихлебывал попридувая
С отъемной водкой сбитенёк;
И от четвертого стакана
Из белого лица румяна
Проскакивал и огонёк.
Дидона также на лежанке
Одна запершись без людей,
Воспоминала о зарянке
С сестрой Анютою своей;
И вдовей красотою всею
Училась нравиться Енею,
Чтоб от нее он не отстал.
Как будто сердце предвещало,
Что злобный рок уже начало
Ей горьких слез и бед сплетал.
Тогда во горницу к Енею
Курьер Зевесов прибежал,
С поспешной опрометью всею
Такую речь ему сказал:
«Здорово, брат, ты Подлипало!
«Изволь не мешкавши нимало
«Отсель сегодня ж уплетать.
«Приказ сей прислан от Зевеса.
«Смотри ж, любовная повеса!
«Чтоб слез тебе не утирать.
«Когда ж сему повиноваться.
«Трудненько кажется тебе,
«То можешь ты и здесь остаться,
«Когда не тужишь о себе.
«Тебе назначенная слава,
«И царства Римского держава
«Останется не для тебя;
«А ты как щеголь самый слабой
«Резвися на досуге с бабой,
«И с нею потешай себя».
Ужасно больно неприятна
Енею речь сия была;
Но по несчастью очень внятна.
Когда б не от сего посла
Услышал весть он таковую,
То так как травку полевую
Тогда ж его бы подкосил
И откатав его по-свойски,
В три шеи прямо по-геройски
Домой обратно проводил.
А тут совсем не то уж дело;
Не смел никак разинуть рта;
Некстати не решился смело
Поукоротать живота.
В словах он заикаясь мялся,
И с унижением извинялся
В тогдашней резвости своей;
И с клятвой дал честное слово,
Что ночью ж будет всё готово
К отъезду и с толпою всей.
По сердцу грызли как собаки;
Не знал он что тогда начать.
Троянцы были все гуляки,
Все научились куликать;
Все мнили только лишь о девках,
О супрядках и посиделках,
О вечеринках и гульбе;
То захотят ли вдруг подняться,
И не простясь ни с кем расстаться?
Еней так думал по себе.
Но Зевса строго повеленье
Нельзя никак переменить.
Скорей как можно исполнение
Ему потребно учинить.
Не сломишь хворостом обуха.
Еней пред Зевсом так как муха;
Юпитер же в сердцах жесток;
Швырком неведь куда закинет,
Что весь и след совсем простынет,
Как будто по ветру дымок.
Созвав к себе троянско племя
Приказ строжайший всем им дал,
Чтоб всяк в кратчайше само время
Себя на путь приготовлял.
Скорей чтоб парусы чинили,
И все суда приноровили
В ту саму ночь совсем в поход.
Не приказал ни с кем прощаться,
И потайком к судам собраться
Чтоб не встревожить тем народ,
А чтоб бедняжечку Дидону
Ему от слез предохранить,
Решился без пальбы и звону
Оттуда лыжи навострить.
В французском ветреном народе
Такой он выучился моде
Украдкой бегать из гостей.
И он так вздумал той же ночи,
Лишь сон ее закроет очи,
Тихонько ускользнуть от ней.
Любовь, как всякому известно,
Имеет кошачьи глаза;
Всегда пильнует повсеместно,
Не прозевает ни аза.
Проникли вдовушкины взоры
Троянские в дорогу сборы;
Смекнула скоро всё умом,
Что сей смазливенький молодчик
Лукавый был в любви проводчик,
Порхнуть задумал соколом.
О том ни слова не сказавши,
Не знала будто ничего,
Легла в постелю, в мысли взявши
Подкараулить чтоб его
Еней совсем того не зная,
И сонною ее считая,
Взяв шапку лишь хотел идти;
Дидона с ложа вдруг вскочивши
И за кафтан его схвативши
Вскричала: «Нет, брат! не уйти!
«Не мнишь ли ты, что я не знала
«Всего лукавства твоего?
«Нет; знай, что верно ожидала
« Такой беды скорей всего.
«Ни мало предо мной не скрылось,
«Тебе что в голову вселилось
«Меня оставить и бежать.
«Тебе веселье здесь приелось,
«Наскучило и захотелось
«Другую обмануть искать.
«Ах! вспомни то, злодей негодный!
«Подумай, с чем сюда прибрел?
« Как пес ты был тогда голодный
« И рубашонки не имел.
« К тебе я жалость возымела,
«И с ног до головы одела
«С троянской шайкой всей твоей.
« Теперь меня ты покидаешь;
«И тем все ласки награждаешь,
«Что видел от любви моей.
«Стараясь о твоей забаве,
«Для утешенья твоего
«Не думала о чести, славе;
«Не нужно было ничего.
«Вся по уши в тебя влюбилась;
«Того ни мало не стыдилась,
«Что тем чиню себе позор.
«Во всем тебе я угождала;
«И в роскоши избаловала
«Как город, так и весь мой двор.
«Тебя мне милого злодея
«Никак не пожалела б я,
«И вероломного Енея
«Забыла бы любовь моя,
«Жила спокойно бы в разлуке
«Не мучилась в несносной скуке
«Одна расставшися с тобой,
«Когда б за страсть мне в воздаяние
«Ты о себе в напоминанье
«Живой портрет оставил свой».
Но видя, что слова все страстны
Не льнут, как об стену горох,
И речи что ее напрасны,.
Взбесилася, весь рот засох,
Не взмолвила вдруг ни словечка;
Забилось около сердечка
Без шабаша и не путем.
Потом заскрежетав зубами,
И топая о пол ногами
Рекла в беспамятстве своем:
«Негодный! дерзкий! плут! похабник!
«Мерзавец ! пакостник ! страмец!
«Мошенник! вор! злодей! начальник!
«Подлец! бродяга! сорванец!
«Нет сил уж больше укрепиться,
«Тебе чтоб в рожу не вцепиться,
«И с носом не отгрызть ушей;
«Потом по кошачьи когтями
«Узоры расписать цветами
«По скверной харе всей твоей...
«Неправда, что тебя Венера
«В любви с Анхизом родила;
«Такого гнусного примера
«Она еще не подала.
«Но верно пьяная подлянка,
«Иль шедши с кабака крестьянка
«Тебя произвела на свет.
«Нельзя, чтоб ты такой розиней
«Любовной был рожден богиней;
«В тебе такой приметы нет.
«Ступай; раздуй тебя горою!
«И провались ты; чорт с тобою,
«И со троянскою толпою!
«Хоть в омут сунься головой.
«Сшибут вас всех напасти многи;
«И ни пути вам ни дороги
«Не будет вовсе никогда.
«Тогда меня воспоминая,
«И локтем слезы утирая,
«Узнаете, что есть беда».
Еней гораздо неутешно
Ту жалобную слушал речь;
И для того весьма поспешно
Старался оную пресечь.
Ни слова ей не отвечая,
Пустился словно как борзая
Стремглав из горницы бежать.
И в миг на берег прибежавши,
Людей в суда всех посажавши
Велел в путь якори поднять.
Во флоте было всё готово,
И всё приправлено как раз;
Починено всё там за ново,
Как будто с рынку на заказ.
Перечинили все канаты
В узлы, плетушки и заплаты,
Из лык, мочалок и лубков.
Суда все дегтем намарали;
В верху по мачтам навязали
На место флюгера платков.
Дидона под окошком сидя
С сестрой в высоком терему,
И весь отъезд Енея видя,
По белому лицу всему
Ручьями слезы проливала;
Как сумасшедшая кричала,
Всё платье на себе рвала,
О стол стучала кулаками,
Обгрызла губы все зубами,
И так как без ума была,
Потом как несколько очнулась
И помирилася с умом,
Стремглав о пол лицом клюнулась
К Анюте в ноги кувырком.
«Нет больше для меня приюта,
«Родимая моя Анюта!
«Как только в помощи твоей.
«Со всеми я теперь рассталась;
«Одна лишь только ты осталась
«В кручине помогать моей.
«Дай помощь мне в моем несчастье,
«И в сильном горе помоги;
«И несмотря на всё ненастье
«Скорее к морю побеги;
«И как-нибудь наудалую
«Там севши в лодочку косную
«Пригрянь за ним скорее вслед;
«Уговори, чтоб воротился,
«И поскорее торопился
«От всех меня избавить бед».
Анюта перед ней молчала,
Не знала что и отвечать,
Хотя с усердием желала
В такой ей нужде помогать,
Но с роду в лодке не каталась,
И ездить по морю боялась.
Не знала как с Дидоной быть,
Со всею хитростью своею
Не ведала, что делать с нею
И как злу горю пособить?
Потом по долгом размышленье
И посоветовав с умом,
Сказала ей во утешенье:
«Уж есть тебе тужить о ком!
«И лучше есть его на свете;
«Теперь ты в самом лучшем цвете,
«И тридцати не было лет,
«Наплюй на всю ты грусть-кручину;
«Найдем другого мы детину;
«Людей на свете сем не нет.
«А ежели никак не можно
«Тебе тоски по нем унять,
«То не тужи; авось возможно
«Его нам и назад достать.
«Не будет умничать он боле;
«Воротится и поневоле
«На ручку как сокол к тебе.
«Зачем пред ним нам унижаться,
«И по морю за ним гоняться?
«Небось сам будет не в себе.
«Всю тайность я тебе открою,
«Держу теперь что на уме.
«Пойдем не мешкавши с тобою
«К одной названой мне куме.
«Она все знает обороты,
«Шептанья, порчи, привороты;
«Знакома с бесом не одним.
«Во всех делах сих мастерица;
«И будь уверена, сестрица!
«Что даст конец бедам твоим».
Вдова сестру свою обнявши
И обтерев от слез глаза,
Повыше платье подобравши
Скакнула будто стрекоза;
Как из лука стрела пустилась
И столь проворно торопилась,
Что Аннушка пыхтя за ней
Чуть-чуть насилу успевала;
И только вслед уж ей кричала,
Куда бежать к куме своей.
Колдунья встретивши Дидону
Узнала, что потребно ей;
И пособить ее урону
По всей возможности своей
В сию ж минуту обещала.
Потом промеж зубов ворчала,
Шептала долго над водой,
Чертила угольком за печкой,
Топила олово над свечкой,
Стучала в печь сковородой.
Верхом на ступу вдруг вскочила,
В одну поддела руку пест,
В другую помело схватила
Привязанно на длинный шест.
И в колдовском таком уборе
Пустилася на сине море
3а беглецом Енеем вслед.
Но старая сия грызунья
Была хоть сильная колдунья,
Своих же не узнала бед.
Еней ходил тогда по судну
Поглядывая часто взад;
И своему отъезду чудну
Ни мало не был вовсе рад.
По вдовушке своей крушился.
При нем цыган тут находился,
Его любимец и угар.
Ему и прежде он сгодился;
И если б тут не прилучился,
Еней пропал бы как комар.
Цыган издалека узревши
На ступе скачущу Ягу,
Разинул рот весь побледневши,
И задрожал как на снегу.
Потом цыганской ворожбою
Сожав ладонь махнул рукою,
Надулся, плюнул, зачурал.
Яга со ступой вдруг взвернулась,
Как камень в море окунулась;
И приворот весь тут пропал.
Теперь конец любовной сказки
В Дидониных одних руках.
Она вольна то без огласки
Окончить всё не на словах
И слишком ежели досужа,
И третьего себе пусть мужа
На место беглеца возьмет.
Виргилий предписал в законе,
Что должно умереть Дидоне
Пускай же и у нас умрет.
Пожалуй, господин читатель!
Хотя минуту погоди;
Не будь ты строгий в том искатель,
И мне виною не клади.
Не я Дидону умерщвляю
Но Марону в том подражаю:
Он смерть такую положил.
А я лишь ту его погудку
Переверня в смешную шутку
На русский лад поворотил.
Телега солнцева спустилась
Уже далеко за леса,
И в свет наш белый взгромоздилась
Ночная темна полоса;
По гнездам птички все сидели;
Одни лишь только полетели
С совами филины, сычи.
Добравшись люди до постели
Во всю Ивановску храпели,
Как водится всегда в ночи.
Но горемычная Дидона
Никак на ложе не легла;
Сердечна своего урона
Забыть ни мало не могла;
Вздыхала только повсечасно.
И привидение ужасно
В ночной спокойной тишине
Ежеминутно ей казалось,
От страха сердце надрывалось;
Горела будто на огне.
Комар ли стукнет по обоям
Иль мышь под печкой запищит,
Казалось ей, что по покоям
К ней муж ее давить бежит.
При том же к лютой сей печали
Бурливы ветры вдруг настали
На пущую ее беду:
Слепни и комары вплетались,
В пруде лягушки раскричались
Без шабаша и череду.
В такой несносной бывши скуке
Она не знала что начать.
В тоске, кручине, горе, муке,
Задумала вдруг умирать.
А чтоб не долго ей томиться,
И с жизнию скорей проститься,
То стала в мыслях разбирать,
Какая смерть не беспокойна
И больше для нее пристойна;
Такую бы и ей избрать.
Сперва хотела попытаться
Черкнуть по горлышку ножом;
Но гнусно кровью замараться,
То не решилася на сем;
А выбрала на перемену
Чтоб голову разбить об стену;
Но скажут, что с ума сошла.
Повеситься ж иль удавиться
По званию ей не годится;
Такая смерть для ней подла.
Придумывая долго время,
Не знала вовсе как решить,
Свое чтоб горько жизни бремя
Скорее прочь с себя сложить.
По долгочасном рассужденье
И по глубоком размышленье
Решилась дать собой пример.
Против окошек на лужечке,
Близ пристани на бережечке
Велела дров сложить костер.
Со всех сторон его обила
Богатой самою парчой
И сверху оной нацепила,
Что не успел Еней с собой
Схватя увезть в своем побеге,
И позабыл что на ночлеге
Свои троянски животы.
Всё безотходно тут стояла;
Сама прилежно заплетала
Венками зелень и цветы.
Потом когда уже готово
И всё поспело наконец,
Костер и всё убранство ново,
Надевши на себя венец,
Переплетенный со цветами
Енеевыми волосами,
Взошла Дидона на него;
И снесть не могши всей кручины
Схватила в руки пук лучины,
И весь кругом зажгла его.
Поднялся дым кругом клубками
Как из печной трубы большой;
И пламя обняло рядами
Костер тот весь и со вдовой.
Все люди в ужасе взметались,
Костер тот раскидать взбросались;
Но поздно уж туда пришли.
Дидона вся совсем сгорела;
И от ее всего там тела
Лишь косточки одни нашли.
Вот был какой конец несчастный
Дидоны бедной от любви;
За то, что не могла жар страстный
Ничем залить в своей крови.
Огнем она и в жизни тлела
И от огня ж в костре сгорела;
Жила и умерла огнем.
В любви хоть мало кто потрется,
Тот очень больно обожжется,
И всё как трут сотлеет в нем.
Сия Дидонина кончина
Жалка для всех людей была:
И на спине своей пучина
Ту весть к Енею принесла.
Об ней он сльппал разных речи
Взвалилася ему на плечи
Не малая по ней тоска;
За вздохом вздохи вылетали
Мехами будто раздували;
Из глаз ручьем текла река.
Ни в чем никак не уступают
Дидоне бабы и у нас;
И в том ей верно подражают
Все взапуски как на заказ.
Вся разность в том у наших с нею:
Рассталась с жизнью та своею
Сгоревши вся одним огнем.
У нас огнем не умирают,
Хоть часто свой огонь меняют;
Но смерти не находят в нем.
