Визы, каюты и валюты (Тэффи)
| Визы, каюты и валюты |
| Дата создания: 1920, опубл.: 1920. Источник: Тэффи Н. А. Собрание сочинений [в 7 томах]. Том 3: «Городок». — М.: Лаком, 1999. — С. 310-313. • Впервые: Последние Новости. — 1920. — № 77 (25 июля). — С. 2. |
"Не пожелай себе визы ближнего твоего, ни каюты его, ни валюты его".
Так гласит ново-беженская заповедь.
Единственная и мудрая.
Ибо слишком много скорби и в визе, и в каюте, и в валюте нашей.
Что знали мы, средние российские обыватели, в былые времена о визе?
Знали только, что если едешь в Австрию или через Австрию, то нужна какая-то ерунда с паспортом. Нужно зайти на Сергиевскую и там кто-то вроде швейцара пришлепнет что-то вроде печати и возьмет за это что-то вроде трех рублей.
— И на что это?
— Австрия страна бедная, нужно же им чем-нибудь питаться. Тоже ведь люди.
Вот и все.
Теперь виза приобрела форму и значение почти мистическое, посему и человек, общающийся с нею, называется визионером.
Бьется человек, старается и права все имеет на какой-нибудь въезд или выезд — а визы не получает. И почему — неизвестно.
Наводит справки.
Выплывают из мистического тумана странные штуки. Из Лондона советуется ехать в Париж через Голландию.
Почему?
Потому что видят визионеры то, чего другим видеть не дано. Видят они, что какие-то большевики проехали прямым путем. Следовательно, раз вы тоже поедете прямым путем, то и вы большевик. А так как Франция в большевиках не нуждается, то вас во Францию и не пустят. Ясно? Железная логика визного дела несокрушима. Раз по той же дороге, значит такой же.
Видна птица по полету.
А через Голландию это дело другое. В Голландии каналы, воздух чистый — человек выветривается. Большевик воздуху боится, настроением своим дорожит и через Голландию не поедет.
Еще одна фигура визной логики очень нас смущает: почему выезд из Франции так же затруднен, как въезд в нее?
Я понимаю: Франция очень любит нас и расстаться с нами ей тяжело. Потому она всячески затрудняет наш выезд, так сказать, отговаривает нас. Это очень любезно. Хозяева так и должны.
— Ну посидите еще! Все равно на метро опоздаете. Не пустим вас, и баста. Вот двери запрем и ключ спрячем.
Правда — даже приятно? Лестно, что так дорожат.
Но вот почему назад въехать трудно — этого уж я не понимаю, и никак в свою пользу объяснить не могу. Неужели какая-нибудь шестинедельная разлука сделает меня нежеланной и немилой?
"Забыть так скоро, Бож-же мой!"
Что за капризы!
Обычно в сердечных делах так: чем тяжелее расстаться, тем радостнее встретиться. А тут...
Неужели это просто нежелание, чтобы мы "циркулировали"?
Опасение сквозняков?
И вот приступаем к изучению вопроса.
Начинаем "хлопотать".
Этот удивительный глагол существует только на русском языке. Хлопочут только русские[1]. Иностранец даже не понимает, что это за слово.
Хлопотать — значит бегать в посольство, когда оно уже закрыто, и в консульство, когда оно еще не открыто. Сидеть там и тут в передней на венском стуле. Всюду просить разрешения поговорить по телефону и никуда не дозвониться. По чьему-то совету начать ездить к чьей-то тетке, чтобы тетка на кого-то надавила. Ловить на улице знакомых и, держа их за пуговицу, — чтобы не удрали, рассказывать все подробно и спрашивать совета. Потом заглянуть в какой-то банк и спрашивать какого-то Петра Иваныча, которого там отродясь не было. Потом поехать жаловаться на беспорядки в газету, как раз в те часы, когда в редакции никого нет.
При всем том полагается досадливо хлопать руками по бокам, терять кошелек и забывать портфель с бумагами всюду, куда только можно его приткнуть: в метро, в автобусе, в такси, в ресторане, на прилавке магазина, в посольстве, в консульстве и в банке. И искать его не там, где он оставлен.
Все вместе взятое называется "хлопотать", и занимаются этим только русские. Прочие народы просто едут. Русские хлопочут о праве выезда. Прочие народы учатся — русские хлопочут о праве учения. Прочие народы лечатся — русские хлопочут о праве лечения. Наконец, прочие народы живут, а русские только хлопочут о праве существования.
Обрядливый русский человек до того привык хлопотать, что стакана чая не выпьет, не похлопотав предварительно, сколько полагается.
Получившему визу тоже не сладко. Ее можно не то просрочить, не то недосрочить, не то утратить в значении. Лежит-лежит виза на дне бумажника, да вдруг и потеряет свой срок. И опять все заводи сначала: забывай портфели, звони, лови и бегай.
Но пока виза цела и в полном соку, человек спешит обзавестись каютой. Это дело трудное. Никто не хочет человека везти. Или ставят такое условие: двенадцать дней ничего не ешь. И опять надо хлопотать.
Французы не берут, англичане не берут, итальянцы не берут. Говорят, есть такие племена, которые берут — южно-полинезийцы, но возить им не на чем.
Иногда какие-то греки нахитрят человека за большую сумму на какой-нибудь американский пароход, гуляющий под тайтийским флагом между Севастополем и Константинополем. Посадят и начнут мотать. Потащат в Одессу, чтобы в него постреляли, потом в какой-нибудь Бердянск, чтоб похлопотал. Дней двадцать поболтают и назад привезут. А где надо высадиться, не позволят. Вернут назад и опять хлопочи: теряй кошелек, забывай бумаги, звони, лови, бегай.
О валюте писать не стану.
И без того меня укоряют, что затрагиваю слишком мрачные темы.
Одно скажу:
— Не пожелай!
Примечания[править]
- ↑ Тэффи развивает основной мотив рассказа «Хлопотливая нация» А. Т. Аверченко. - Д. Д. Николаев. Комментарии // Тэффи Н. А. — 1999. - С. 377.