Виньетки (Аверченко)
| ← Воздухоплавательная неделя в Коркине | Виньетки | Дуэль → |
| Из сборника «Рассказы (юмористические). Книга третья». Опубл.: 1911. Источник: Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 2: Круги по воде. — М.: Терра, Республика, 1999. — az.lib.ru |
I. Тщеславие[править]
Электричество заливает праздничным, веселым светом нарядную толпу, обезумевшую от теплого летнего вечера, от запаха заснувшего моря и красивой головокружительной музыки…
То и дело мне в лицо летит целая туча разноцветных конфетти, а ноги все время путаются в длинных, назойливых лентах серпантина…
Я не менее щедр: мешочек с конфетти быстро пустеет в моих руках, и красивые женщины в больших шляпах шаловливо визжат, уклоняясь от целого водопада, который низвергается на их бледные от электрического света лица с потемневшими глубокими глазами.
Впереди меня медленно шла женская фигура, как будто чего-то выжидая и нерешительно оглядывая встречную бурную волну человеческих тел. Сзади я не мог разглядеть — красива она или нет, но, в припадке шумной веселости, попытался опередить ее, держа наготове горсть конфетти…
Свет дугового фонаря упал на нее, когда мы поравнялись: сухое, желтое лицо старой девы, тонкие белые губы, собранные мелкими складками, длинный нос и впалая грудь, сожженная долголетним неудовлетворенным желанием, — все это сразу бросилось мне в глаза.
Я не разжал занесенную над ней руку, наполненную конфетти, а, брезгливо поморщившись, догнал идущую впереди женщину с круглыми плечами, стройным бюстом, тонким красивым лицом, и — неожиданный вихрь конфетти заставил ее сладко ж пугливо засмеяться.
Когда сутолока и шум утомили меня, я свернул на тихую боковую аллею и тихонько пошел по ней, разнеженный ночью, красивой музыкой и женскими улыбками.
И тут под тенью акаций я увидел стоящую женщину: сухое, желтое лицо, тонкие бледные губы, собранные в складки, — длинный нос и впалая грудь, сожженная долголетним неудовлетворенным желанием…
Женщина стояла ко мне боком, озиралась, чтобы ее не увидели, и, держа в одной руке мешочек, другой — осыпала разноцветными кружочками свою голову, плечи и грудь.
II. Была пора, когда…[править]
— Хочу писать роман, — сказал мне приятель.
— Дело хорошее. Пиши.
— Большой роман! Есть много вопросов, накопилось много проблем, которые хотелось бы разрешить хоть отчасти.
— Тем более — нужно писать.
— Да… Большой роман! Этим вечером и думаю засесть за работу.
— План у тебя уже готов?
— Зачем план? Предрассудок из теории словесности! Прямо — начну.
— Да благословит тебя Бог!
Мы зашли в писчебумажный магазин, и приятель мой, тщательно выбрав перья, бумагу и чернила, приказал немедленно отослать это к себе.
Прошла неделя.
Прогуливаясь утром в саду, я вспомнил о приятеле, о его романе и вздумал проведать романиста.
Истомленный, похудевший, спал он у письменного стола, окруженный целой горой изорванной, помятой бумаги. Перед спящим лежал большой лист, на котором было написано:
Среди обломков двух эпох
Роман-хроника
В шести частях, с прологом и эпилогом
Часть I
Глава I. За завесой прошлого
Была пора, когда…
Я разбудил спящего и, смотря на него в упор, спросил:
— Когда — что?
— Что, когда что?
— Вот ты написал «была пора, когда»… Так, когда — что? Он опустил голову и признался:
— Я не знаю.
С тех пор прошло два года. Приятель мой до сих пор не уяснил себе: когда — что?
III. Измена[править]
Поднимаясь по лестнице меблированных комнат, служивших моим местопребыванием, я наткнулся на площадке на странную группу лиц: полицейского пристава, дворника, швейцара и неизвестного мне господина, кричавшего взволнованным голосом. Крики его сопровождались энергичной жестикуляцией, ударами кулака по перилам и размахиванием какой-то запиской перед самым носом полицейского.
— Уверены ли вы, что аноним сообщает правду? — вежливо спрашивал полицейский.
— Уверен ли? Убежден!! Я давно замечал, что с ней дело неладно, а эта записка окончательно открыла мне глаза! Здесь — извольте видеть — точно указан час и место их свидания. Мы накроем голубчиков на месте преступления! Но нам нужен еще один свидетель! Не хватает одного свидетеля!
Обернувшись на мои шаги, полицейский приложил два пальца к фуражке и сказал:
— Не согласитесь ли… В качестве свидетеля… Прелюбодеяние!
Предложение было так неожиданно, что я не успел отказаться.
— Гм… пожалуй.
Разгоряченный господин пожал мою руку, после чего мы всей бестолковой компанией ввалились в переднюю.
— № 13?.. — спросил господин, заглянув в записку.
— Здесь. Направо.
— Отворите! — закричал господин диким голосом, обрушиваясь на запертую дверь. — Отворите, несчастные! Всякое запирательство бесполезно.
За дверью послышался испуганный женский крик и потом тихий шепот.
— Открывайте!! — бесновался разъяренный господин.
— Открывай, жалкая обманщица, и вы, наглый милостивый государь!
Из-за двери донесся подавленный крик ужаса и шарканье босых ног по полу.
— Именем закона! — сказал полицейский, отстраняя бешеного господина.
Дверь распахнулась, и мы увидели то, что, в сущности, ожидали и раньше: перед нами стоял смущенный, растерянный господин в брюках, но без жилета и воротничка… У изголовья смятой кровати безуспешно куталась в одеяло, женщина, хорошенькая, молодая, но с печатью страшного испуга на бледном лице.
Сердитый господин, окинув господина, без жилета взглядом, полным уничтожающего презрения, прошипел: негодяй! — и, пройдя мимо него, схватил женщину за белую круглую руку, выше локтя.
— Будете ли вы и теперь отпираться, мерзкая женщина, что между вами нет близости?!
Она заплакала.
— Виноват, — твердо сказал полицейский, — теперь прошу вас не вмешиваться и сдержать на время свое негодование. Разрешите мне сделать некоторые формальности…
— Он вынул из портфеля бумагу и сел за стол.
— Ваше имя и фамилия, сударыня?
Дама прикрыла розовые обнаженные колени сорочкой и сказала сквозь слезы: — Надежда Скаржинская.
— Хорошо-с. Ваше имя и фамилия, молодой человек? Господин без жилета взял в руки свой воротничок и, потупясь, ответил:
— Павел Скаржинский…
— Вы что же… Родственники?
— Да.
— А как — родственники?
— Она — моя жена…
Изумленный полицейский обернул лицо к сердитому господину, пришедшему с нами, и воскликнул:
— Тогда — кто же вы такой?
— Я — Смирнов! Я, господин пристав, давно уже замечал, что между нею и мужем что-то неладно, но, не имея поводов к ревности, не придавал этому значения. Теперь же, когда даже посторонние стали замечать их отношения и писать мне анонимные письма, — я решил изловить их на месте преступления! И вот — как видите!!
— Черт знает что такое?! — пожал плечами пристав.
— Не правда ли? — подхватил господин Смирнов. — Возмутительно! Я ей этого не забуду…
IV. Экономия[править]
Отец.
Сын.
Отец. — О, мое дорогое дитя! Сердце разрывается на куски, когда я вспомню, что ты едешь на край света.
Сын. — Не плачь, отец! Будем мужественны, Владивосток — это все-таки не край света.
Отец. — Подумай! Ты будешь ехать через чуждую страну, наполненную беглыми каторжниками, хунхузами, по ужасной, опасной для всякого, дороге. Доберешься ли ты в целости?!
Сын. — Постараюсь добраться.
Отец, — Ты ведь, сокровище мое, известишь меня о благополучном прибытии на место?
Сын. — О, да! Телеграммой.
Отец. — Телеграммой? Гм… гм… Ты не знаешь, кажется, оттуда в Европейскую Россию телеграф берет за каждое слово 15 копеек?
Сын. — Конечно. И подепешные дороже.
Отец. — Подумать только, что это будет стоить уйму денег… В сущности говоря, что изменится от того, что я узнаю о твоем здоровье на неделю позже?
Сын. — Хорошо. Я пришлю заказное письмо.
Отец. — Заказное? Это четырнадцать копеек. Недорого, но теперь почта так аккуратна, что и простое письмо дойдет с тем же успехом. Все-таки, вполовину дешевле!
Сын. — Отец! Ведь у нас с тобой секретов никаких нет и писать придется всего несколько слов. Пришлю я тебе тогда лучше открытку…
Отец (со слезами). — И такого умного ребенка я должен скоро лишиться… Ведь это будет стоить всего три копейки! И я узнаю тогда о судьбе кости от костей моих. (Пауза.) А, знаешь, что?.. Я тебе предложу комбинацию, еще более дешевую… Приехавши во Владивосток, ты зайди в мелочную лавочку и купи на копейку два конверта. Один можешь спрятать до какого-нибудь другого экстренного случая, а на другом напиши мой адрес. Письма никакого не надо — почтовая бумага теперь кусается, — а ты возьми тот обрывок бумаги, в который тебе завернут в лавочке покупку, и, положивши его в конверт, заклей. Потом опусти в почтовый ящик без марки, и я получу здесь доплатное письмо. А когда почтальон доставит его мне по адресу, я не буду совсем доплачивать и вообще откажусь принять его, так как уже буду знать, что мой сын, мое дорогое, обожаемое сокровище, живым и невредимым доехал, куда ему надо!