Витязь в тигровой шкуре (Руставели; Петренко)/Сказ 27

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Витязь в тигровой шкуре — Сказ 27
автор Шота Руставели, пер. Пантелеймон Антонович Петренко
Оригинал: грузинский. — Перевод созд.: кон. XII - нач. XIII. Источник: [1]

СКАЗ 27


Приезд Тариэля и Автандила в пещеру и встреча с Асмат


Плача, плачущему другу молвил юноша опять:
«Потерпи, не убивайся, для чего себя терзать?
Рок луну твою не сгубит; бог, творящий благодать,
Разлучить решив, не стал бы вас вначале сочетать.

Хоть случается влюбленным смерти жаждать, как венца,
Но отраду обретает претерпевший до конца;
Смертных к смерти приближает страсть, губящая сердца,
Мудреца ума лишает, умудряет простеца».

Плачут сладостные взору и к пещерам путь вершат.
От восторга обезумев, подбежала к ним Асмат,
И по скалам покатился светлых слез ее каскад;
Причитающую обнял господин ее, как брат.

Восклицала дева: «Боже, как чудны твои дела!
Ты с небес ниспосылаешь столько света и тепла.
И какая же прославит непостижного хвала?
Не сгубили сердца слезы, что без них я пролила!»

«О сестра — сказал прекрасный — где же счастье без помех?
Слезы мир берет в оплату за веселие и смех,
Не отныне, а издревле так положено для всех.
Ты несчастна, мне же гибель всех желаннее утех.

Тот безумен, кто, возжаждав, будет воду проливать;
Ах, зачем очам несчастным в жгучей влаге утопать!
Странно лить из глаз потоки и от жажды погибать!
Цвета пышного лишает розу тления печать».

Автандил воскликнул в горе, вспомня облик дорогой:
«Как дышать еще могу я, от тоски полуживой!
Этой жизнью одинокой тяготится витязь твой, —
Если б знала ты, как тяжко сердцу в муке огневой!

Солнцем брошенная роза сохранит ли прежний цвет?
Что за жизнь, когда печально за холмы уходит свет?
Сердце, стань скалою твердой, будь бесстрашным в буре бед, —
Может, свидеться придется с той, кому дало обет!»

Оба витязя умолкли, хоть огонь их не утих,
И Асмат пошла с друзьями в тех же муках огневых,
Шкуру тигра, как обычно, разостлала для двоих.
Сели оба, и беседа обнадеживала их.

Дичь зажарив, приступили к скромной трапезе втроем:
Хлеба не было и крохи на пиру печальном том.
Тариэля приглашают, он же, в думах о другом,
Оторвет кусочек с драхму и глотнет его с трудом.

Хорошо, когда достойный речь приятную ведет;
Внемлют слушатели, слово ни одно не пропадет,
А затем ослабевает и тягчайшей скорби гнет.
Если высказано горе — облегченье настает.

Львы, не знающие равных, провели всю ночь вдвоем
И поведали друг другу о страдании своем.
Мгла рассеялась, и, встретясь с загорающимся днем,
Снова клятвой обменялись богатырь с богатырем.

Тариэль сказал: «Бесцелен лишних слов обильный град;
Жертв твоих величье только небеса вознаградят.
В полном разуме творимой нам довольно клятвы, брат.
Друг ушедший да не будет из груди моей изъят!

О, не будь столь беспощадным, вновь казненного казня;
Не из кремня выбит пламень, пожирающий меня,
Ты унять его не сможешь, сам падешь в поток огня...
Возвратись к тому светилу, что блистательнее дня!

И творец едва ли сможет сделать боль мою слабей;
Потому, поймите это, я ушел в простор полей!
Как разумному пристало, жил и я среди людей,
Но теперь лишен рассудка роковой судьбой своей».

Витязь молвил: «Что ответить? Согласиться я готов.
Ты сказал такое слово, что достойно мудрецов.
Как же ран твоих не может залечить творец миров
Покровитель всех посевов и раститель всех ростков?

Что же было делать богу? Вас такими он родил,
Вас он вместе не оставил, свел с ума, разъединил;
Но стерпевших все терзанья он скрестит пути светил.
Если ты ее не встретишь, да погибнет Автандил!

Как героем назовется, кто трудами устрашен,
Кто откажется от горя, отвернется от препон?
Скуден мир, но щедр создатель, и тебе поможет он.
Умудряйся мудрым словом и уйми сердечный стон.

Если внемлешь, будь послушен, умоляю я тебя!
Я у солнца отпросился, Тариэля возлюбя;
Доложил ей: «Сердце страждет, о товарище скорбя,
Не могу я оставаться, горемычного губя!»

Та ответила: «Прекрасно это мужество, клянусь!
И, как службой мне, твоею службой славному горжусь».
Ощущал в разлуке с нею я полыни горький вкус.
Что отвечу, если спросит: «Почему вернулся, трус?»

Если с этим согласишься, будет лучше во сто крат.
Будь разумен, безрассудно дел труднейших не творят.
Что подарит жизни роза, созерцая свой закат?
Не себе, так мне поможешь. Поступай по-братски, брат!

Будь кем хочешь, где угодно, в состоянии любом,
Будь с разумным сердцем или с помутившимся умом,
С этой славною осанкой, с гордым станом и челом,
Но в огне старайся выжить, не сжигай себя живьем!

Умоляю, жди до срока: коль угодно богу так,
Через год войду с вестями я в пещерный этот мрак;
Усмотри в цветенье вешнем моего прихода знак.
Вздрогни, друг, заметив розы, словно слыша лай собак.

Если в срок я не приеду, не вернусь к тебе сюда,
Знай, что смерть меня застигла, совершилася беда,
И пойми, что мы с тобою разлучились навсегда.
Хочешь — радуйся, а хочешь — скорбь усиливай тогда.

Из-за сказанного мною не рыдай, не кличь беду,
Хоть не знаю, из седла я или с лодки упаду.
Как же я, не бессловесный, всё не высказав, уйду?
Свод крутящийся зажжет ли путеводную звезду?»

Тот ответил: «Речью мучить не хочу тебя, герой:
Если следовать не склонен друг любимый за тобой,
То стезей его желаний надо следовать порой.
С тайных дел покров снимает день, указанный судьбой.

Всё узнав, уразумеешь, как трудны мои дела,
Безразлично, быть недвижным или мчаться в мире зла,
Всё я сделаю, как хочешь, хоть кромешной станет мгла,
Знай же, долгая разлука другу будет тяжела».

Закрепив условье это, сели братья на коней
И, вдвоем объехав поле, подстрелили двух зверей;
Возвратились в скалы снова; слезы, прежних горячей,
Мысль о завтрашней разлуке исторгала из очей.

Вот и ваши очи плачут, о читатели стихов!
Как прикованному сердцу тяжко выйти из оков!
Зла разлука неразлучных, словно смерти грозный зов.
Кто не знает, как бывает расставанья день суров!

С наступлением рассвета сели братья на коней;
Вместе плакали, прощаясь со служанкою своей
Их ланит знамена кровью обагрялись всё грозней,
Львам они уподоблялись, загораясь от огней.

От пещер помчались к полю братья, плача и крича.
«Как оплакать львов?! — служанка причитала, трепеща. —
Солнце вас испепелило, два лазоревых луча.
Жизнь, оставь меня в покое, горечь слишком горяча!»

Долго ехали светила, белый день сменился мглой,
Ввечеру для остановки берег выбрали морской
И огонь печальной ночи разделили меж собой;
Там оплакали разлуку, истомленные тоской.

Тариэлю витязь молвил: «Слушай, слезы я уйму;
С львом, тебе коня отдавшим, ты расстался почему?
Только он сыскать поможет увлеченную во тьму;
Покажи ты мне дорогу к побратиму твоему».

Амирбар сказал спаспету о дороге к той стране,
Всё, что выговорить в силах погибающий в огне:
«Брат, к востоку направляйся по приморской стороне.
Если ты найдешь Придона, всё поведай обо мне».

Там козла они убили, сели рядом у костра.
Пить и есть им было трудно, так тоска была остра;
Под деревьями улегшись, спали вместе до утра.
Мир то щедр, то скуп и злобен, не верна его игра.

Братья встали, чтоб расстаться; день коснулся славных глав,
Всякий должен был растаять, их беседу услыхав.
Выходя из чащ гишерных, родники прошли меж трав,
Обнимались два светила, двуединым солнцем став.

Так расстались те скитальцы в исступленье огневом;
В страны разные помчались в бездорожии степном,
И, пока они не скрылись, слезы падали дождем.
Солнце видело печальных и печалилось о том.