Воловий труд (Гарин-Михайловский)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Жил-был на свете один писатель, Ким. У него было два сына: старший и младший.

В то время, как младший знал уже очень много, старший, Ким-Хакки, которому уже было 16 лет, не знал и первых двух знаков азбуки: ха-ныр, тен, таа, ди, что значит, небо и земля. При этом небо по-корейски ха-ныр, а по-китайски тен, земля по-корейски таа, а по-китайски ди.

Отец поэтому постоянно бил его и говорил, что он лучше убьёт его, чем потерпит позор, что сын писателя останется неграмотным.

— Но чем я виноват, — оправдывался старший сын, — я день и ночь сижу за азбукой — ничего не выходит, мой младший брат целые дни играет, а у него всё идёт хорошо: это от неба так дано.

— Не от неба, а от твоей глупости, — отвечал отец и сильно бил его.

Наконец однажды отец сказал ему:

— Устали мои руки бить тебя, да и не хватит палок, хотя бы я вырубил весь свой лес. Убить тебя тоже не могу. Но прогнать тебя с глаз моих могу и прогоняю. Иди, куда хочешь. Научишься грамоте, приму тебя, не научишься — не приму.

— Позволь мне остаться у тебя работником, — я трудолюбив и могу работать.

— Не хочу.

— Куда же я пойду?

— Куда хочешь.

Насилу старший сын выпросил, чтоб хоть жену его оставил отец у себя, пока он будет пытать счастья.

— Хорошо, — сказал отец, — пусть живёт себе в задней комнате, но пусть тоже не показывается мне на глаза.

Жене же Ким-Хакки сказал:

— Жди меня десять лет. Если через десять лет я не приду, считай меня умершим.

Затем он зашёл к своему другу и просил его, в случае, если отец прогонит его жену, принять её и кормить до его возвращения.

Друг обещал и Ким-Хакки пошёл, куда глаза глядят.

Шёл Хакки, шёл и пришёл в один город, где под одним окном услышал шум учившихся школьников.

Хакки зашёл в школу и рассказал учителю всё о себе.

— Это очень жалко будет, если сын такого знаменитого писателя останется неграмотным, — сказал учитель. — Я согласен взять тебя на десять лет и сделать всё, что могу. Но не будь в претензии, если я о твою спину изломаю не один сноп палок.

Хакки с радостью согласился, и учение началось.

Между тем жена Хакки жила у тестя в задней комнате, варила себе чумизу и дни и ночи молила небо помочь её мужу.

Через десять лет без тринадцати дней явился к ней во сне белый старик и сказал:

— Просьба твоя услышана небом, за своё трудолюбие муж твой получит то, о чём просишь ты, добродетельная жена.

В ту же ночь вот что произошло с Хакки:

— Прошло девять лет, одиннадцать месяцев и шестнадцать дней, (В Корее лунный месяц 29 дней) — говорил учитель Хакки, — а ты и до сих пор не выучил и первых двух слов. Вот телёнок стоит рядом с тобой в стойле, — ему два года, но я уверен, что слыша постоянно твоё «ха-ныр, тен и таа, ди», и он запомнил эти слова.

И учитель, позвав телёнка, крикнул ему:

— Ха-ныр, тен!

И вдруг телёнок поднял голову к нему.

— Таа, ди!

И телёнок опустил голову к земле.

— Видишь? Если телёнок умнее тебя, то что я могу с тобой сделать?!

И избив Хакки в последний раз, учитель приказал ему оставить наутро его дом. И в эту ночь учитель пошёл спать к своей семье, в первый раз после десяти лет, так как всё это время он спал со своим учеником, заставляя его и по ночам заниматься.

Избитый Хакки долго и горько плакал, пока не заснул.

Когда он заснул, явился к нему во сне белый старик и сказал:

— Ты Ким-Хакки?

— Я, — отвечал Хакки.

— Ты получишь то, чего ты так упорно добивался. Открой рот.

Хакки открыл рот и старик бросил туда три шарика.

— Проглоти!

Хакки проглотил и проснулся.

По старой привычке он сейчас же схватился за книгу и о, чудо! Он не только стал читать её без запинки, но он знал всё, что было в этой книге и во всех тех, которые находились в училище.

Он взял в руки кисть — и ещё большее чудо. Он стал писать знаки, которых не мог бы написать никто другой в Корее. Он стал составлять фразы, и смысл их стал выходить такой глубокий, как океан и остроумный, как блеск драгоценных камней.

Тогда закричал он:

— Шенсан-ним, шенсан-ним (учитель, учитель)!

Когда прибежал учитель, счастливый Хакки сказал:

— Теперь экзаменуй меня.

Стал учитель экзаменовать, но Хакки знал много больше учителя.

Тогда учитель бросился на шею к ученику и поздравил его с таким успехом.

А скромный Хакки не скрыл и рассказал, откуда явилось к нему его знание.

После этого Хакки пошёл домой и пришёл ровно в тот день, когда кончилось десять лет с того времени, как ушёл он из дому.

Прежде всего он пошёл к жене и, после радостной встречи, спросил:

— Как обращался с тобой отец?

— Я только раз его видела, но он, увидев меня, закричал, чтобы я ушла с его глаз. Я ушла и больше не видела его.

— В таком случае я не пойду к нему.

— Нет, ты должен идти, потому что отец и мать заменяют нам небо на земле. И идёт ли с неба дождь, снег, светит ли солнце, всё должны мы принимать без ропота, под страхом вечной гибели. Поэтому иди и поклонись отцу.

Так и сделал Хакки, но отец закричал ему:

— Прежде поклона твоего, прежде, чем ты смел явиться передо мной, ты должен представить доказательство твоей учёности.

Тогда Хакки пошёл в комнату своей жены и попросил купить ему шёлковой материи.

На этой материи он написал рукой дракона несколько прекрасных и глубоких изречений, которые одни обессмертили бы его отца, если бы он мог так писать.

Тогда только отец разрешил старшему сыну придти и обнять его.

Но после этого Хакки с женою оставили дом отца.

— Отец любил не меня, — сказал он жене своей, — меня такого, какого создало небо, а мои знания. И если бы я не приобрёл их чудом, я был бы навсегда чужой для него.

Хакки, выдержав экзамен в Сеуле, поступил на службу и, так как при дарованных ему небом способностях, соединял большое трудолюбие и воловье терпение, то мог переносить все несправедливости капризного начальства и, в конце концов, дослужился до министра.

Тогда он дал хорошее место своему учителю, своему другу, но отцу никакого места не дал, хотя и был всегда почтителен с ним, как и подобает сыну.

Что до младшего брата, то так ничего из него и не вышло. Привыкнув легко, без труда получать всё, он в жизни, где, кроме способностей, требуется воловий труд, ничего не успел.