IX[править]
Ночью, когда все в доме спали, Джованни вышел, мучимый бессонницей, на двор и сел у крыльца на скамью под навесом виноградных лоз.
Двор был четырехугольный, с колодцем посередине. Ту сторону, которая была за спиной Джованни, занимала стена дома; против него были конюшни; слева каменная ограда с калиткою, выходившею на большую дорогу к Порта Верчеллина, справа — стена маленького сада, и в ней дверца, всегда запиравшаяся на замок, потому что в глубине сада было отдельное здание, куда хозяин не пускал никого, кроме Астро, и где он часто работал в совершенном уединении.
Ночь была тихая, теплая и сырая; душный туман пропитан мутным лунным светом.
В запертую калитку стены, выходившей на большую дорогу, послышался стук.
Ставня одного из нижних окон открылась, высунулся человек и спросил:
— Мона Кассандра?
— Я. Отопри.
Из дома вышел Астро и отпер.
Во двор вступила женщина, одетая в белое платье, казавшееся на луне зеленоватым, как туман.
Сначала они поговорили у калитки; потом прошли мимо Джованни, не заметив его, окутанного черной тенью от выступа крыльца и виноградных лоз.
Девушка присела на невысокий край колодца.
Лицо у нее было странное, равнодушное и неподвижное, как у древних изваяний: низкий лоб, прямые брови, слишком маленький подбородок и глаза прозрачно-желтые, как янтарь. Но больше всего поразили Джованни волосы: сухие, пушистые, легкие, точно обладавшие отдельною жизнью, — как змеи Медузы, окружали они голову черным ореолом, от которого лицо казалось еще бледнее, алые губы — ярче, желтые глаза — прозрачнее.
— Ты, значит, тоже слышал, Астро, о брате Анджело? — сказала девушка.
— Да, мона Кассандра. Говорят, он послан папою для искоренения колдовства и всяких ересей. Как послушаешь, что добрые люди сказывают об отцах-инквизиторах, мороз по коже подирает. Не дай Бог попасть им в лапы! Будьте осторожнее. Предупредите вашу тетку…
— Какая она мне тетка!
— Ну, все равно, эту мону Сидонию, у которой вы живете.
— А ты думаешь, кузнец, что мы ведьмы?
— Ничего я не думаю! Мессер Леонардо подробно объяснил и доказал мне, что колдовства нет и быть не может, по законам природы. Мессер Леонардо все знает и ни во что не верит…
— Ни во что не верит, — повторила мона Кассандра, — в черта не верит? А в Бога?
— Не смейтесь. Он человек праведный.
— Я не смеюсь. А только, знаешь ли, Астро, какие бывают забавные случаи? Мне рассказывали, что у одного великого безбожника отцы-инквизиторы нашли договор с дьяволом, в котором этот человек обязывался отрицать, на основании логики и естественных законов, существование ведьм и силу черта, дабы, избавив слуг сатанинских от преследований Святейшей Инквизиции, тем самым укрепить и умножить царство дьявола на земле. Вот почему говорят: быть колдуном — ересь, а не верить в колдовство — дважды ересь. Смотри же, кузнец, не выдавай учителя, — никому не сказывай, что он не верит в черную магию.
Сначала Зороастро смутился от неожиданности, потом стал возражать, оправдывая Леонардо. Но девушка перебила его:
— А что, как у вас летательная машина? Скоро будет готова? Кузнец махнул рукой.
— Готова, как бы не так! Все сызнова переделывать будем.
— Ах, Астро, Астро! И охота тебе верить вздору! Разве ты не понимаешь, что все эти машины только для отвода глаз? Мессер Леонардо, я полагаю, давно уже летает…
— Как летает?
— Да вот так же, как я.
Он посмотрел на нее в раздумьи.
— Может быть, это вам только снится, мона Кассандра?
— А как же другие видят? Или ты об этом не слышал?
Кузнец в нерешительности почесал у себя за ухом.
— Впрочем, я и забыла, — продолжала она с насмешкою, — вы ведь тут люди ученые, ни в какие чудеса не верите, у вас все механика!
— Ну ее к черту! Вот она мне где, эта механика! — указал кузнец на свой затылок.
Потом, сложив руки с мольбою, воскликнул:
— Мона Кассандра! Вы знаете, я человек верный. Да мне и болтать невыгодно. Того и гляди, брат Анджело самих притянет. Скажите же, сделайте милость, скажите мне все в точности!..
— Что сказать?
— Как вы летаете?
— Вот чего захотел! Ну, нет, — этого я тебе не скажу. Много будешь знать, рано состаришься.
Она помолчала. Потом, заглянув ему прямо в глаза долгим взглядом, прибавила тихо:
— Что тут говорить? Делать надо!
— А что нужно? — опросил он дрогнувшим голосом, немного бледнея.
— Слово знать, и зелье такое есть, чтобы тело мазать.
— У вас есть?
— Есть.
— И слово знаете?
Девушка кивнула головою.
— И полечу?
— Попробуй. Увидишь — это вернее механики!
Единственный глаз кузнеца загорелся огнем безумного желания.
— Мона Кассандра, дайте мне вашего зелья!
Она засмеялась тихим, странным смехом.
— И чудак же ты, Астро! Только что сам называл тайны магии глупыми бреднями, а теперь вдруг поверил…
Астро потупился с унылым, упрямым выражением в лице.
— Я хочу попробовать. Мне ведь все равно — чудом или механикой, только бы лететь! Я больше ждать не могу…
Девушка положила ему руку на плечо.
— Ну, Бог с тобой! Мне тебя жаль. В самом деле, чего доброго, с ума сойдешь, если не полетишь. Уж так и быть, дам я тебе зелья и слово скажу. Только и ты, Астро, сделай то, о чем я тебя попрошу.
— Сделаю, мона Кассандра, сделаю все! Говорите!..
Девушка указала на мокрую черепичную крышу, блестевшую за стеной сада в лунном тумане.
— Пусти меня туда.
Астро нахмурился и покачал головой.
— Нет, нет… Все, что хотите, только не это!
— Почему?
— Я слово дал не пускать никого.
— А сам был?
— Был.
— Что же там такое?
— Да никаких тайн. Право же, мона Кассандра, ничего любопытного: машины, приборы, книги, рукописи, есть и редкие цветы, животные, насекомые — ему путешественники привозят из далеких стран. И еще одно дерево, ядовитое…
— Как ядовитое?..
— Так, для опытов. Он отравил его, изучая действие ядов на растения.
— Прошу тебя, Астро, расскажи мне все, что ты знаешь об этом дереве.
— Да тут и рассказывать нечего. Ранней весною, когда оно было в соку, пробуравил отверстие в стволе до сердцевины и полою, длинною иглою вбрызгивал какую-то жидкость.
— Странные опыты! Какое же это дерево?
— Персиковое.
— Ну, и что же? Плоды налились ядом?
— Нальются, когда созреют.
— И видно, что они отравлены?
— Нет, не видно. Вот почему он и не впускает никого: можно соблазниться красотой плодов, съесть и умереть.
— Ключ у тебя?
— У меня.
— Дай ключ, Астро!
— Что вы, что вы, мона Кассандра! Я поклялся ему…
— Дай ключ! — повторила Кассандра. — Я сделаю так, что ты в эту же ночь полетишь, слышишь, — в эту же ночь! Смотри, вот зелье.
Она вынула из-за пазухи и показала ему стеклянный пузырек, наполненный темною жидкостью, слабо блеснувшей в лунном свете, и, приблизив к нему лицо, прошептала вкрадчиво:
— Чего ты боишься, глупый? Сам же говоришь, что нет никаких тайн. Мы только войдем и посмотрим… Ну же, дай ключ!
— Оставьте меня! — проговорил он. — Я все равно не пущу, и зелья мне вашего не надо. Уйдите!
— Трус! — молвила девушка с презрением. — Ты мог бы и не смеешь знать тайны. Теперь я вижу, что он колдун и обманывает тебя, как ребенка…
Он молчал угрюмо, отвернувшись.
Девушка опять подошла к нему:
— Ну, хорошо, Астро, не надо. Я не войду. Только открой дверь и дай посмотреть…
— Не войдете?
— Нет, только открой и покажи.
Он вынул ключ и отпер.
Джованни, тихонько привстав, увидел в глубине маленького сада, окруженного стенами, обыкновенное персиковое дерево. Но в бледном тумане, под мутно-зеленым лунным светом, оно показалось ему зловещим и призрачным.
Стоя у порога, девушка смотрела с жадным любопытством широко открытыми глазами; потом сделала шаг вперед, чтобы войти. Кузнец удержал ее.
Она боролась, скользила между рук, как змея.
Он оттолкнул ее так, что она едва не упала. Но тотчас выпрямилась и посмотрела на него в упор. Бледное, точно мертвое, лицо ее было злобно и страшно: в эту минуту она в самом деле была похожа на ведьму.
Кузнец запер дверь сада и, не прощаясь с моной Кассандрой, вошел в дом.
Она проводила его глазами. Потом быстро прошла мимо Джованни и выскользнула в калитку на большую дорогу к Порта-Верчеллина.
Наступила тишина. Туман еще сгустился. Все исчезало и таяло в нем.
Джованни закрыл глаза. Перед ним встало, как в видении, страшное дерево с тяжелыми каплями на мокрых листьях, с ядовитыми плодами в мутно-зеленом лунном свете — и вспомнились ему слова Писания:
«Заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть.
А от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь».