Владислав Ходасевич. Пушкин и поэты его времени
Том третий (Статьи, рецензии, заметки 1935—1939 гг.)
Под редакцией Роберта Хьюза
Berkeley Slavic Specialties
Воспоминания о Пушкине.[править]
Общеизвестная книга В. В. Вересаева Пушкин в жизни представляет собою так называемый монтаж: отрывки из воспоминаний о Пушкине и некоторые его собственные показания в ней подобраны и размещены в таком порядке, что образуют почти связную биографию поэта. Можно сказать, ослепляя богатством и разнообразием собранного материала, но не утомляя никакими общими рассуждениями, эта книга читается чрезвычайно легко, чем и следует объяснять ее исключительный успех у широкой публики. Недостатков в ней, однако же, едва ли не больше, чем достоинств. Главный из них заключается в том, что Вересаев, этот странный поклонник Пушкина, включил в книгу некоторые (далеко не все) автобиографические признания Пушкина, сделанные в прозе, но целиком отверг, как материал недостоверный и чуть ли не заведомо лживый, все, что было высказано в стихах. За то к показаниям многочисленных мемуаристов, в разные времена сообщавших о Пушкине и то, чему они сами были свидетелями, и то, что получили из вторых и третьих рук, и то, наконец, что про него было измышлено, — Вересаев отнесся с великим и простодушным доверием. Правда, в повторных изданиях книги, уступая голосам компетентной критики, кое-что мало достоверное он отметил звездочкой, а кое-что совсем ложное исключил. Однако, и в таком виде его работа представляет собою довольно беспорядочную смесь правды с вымыслом, умного с глупым. Ко всему этому надо прибавить, что даже и ценные воспоминания о Пушкине использованы Вересаевым далеко не безукоризненно. Во-первых, он их лишил цельности, разрезав на куски и распределив эти куски по разным главам и частям своей книги; во-вторых, он их использовал не полностью, а частично, сообразно своему вкусу и разумению. В конечном счете некритическое и даже не слишком бережное отношение к материалу сделало книгу Вересаева скорее вредной, нежели полезней и уж во всяком случае лишило ее всякого научного значения.
Совершенно иной характер носит только что вышедшая книга молодого и многообещавшего пушкиноведа С. Я. Гессена, раздавленного петербургским автобусом за несколько дней до пушкинского юбилея. Гессен поставил себе цель более естественную и деловую: не компановку пушкинской биографии из мемуаров, а просто собрание воспоминаний о Пушкине. Соответственно этому и книга его называется Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников. В отличие от Вересаева, Гессен, вопервых, отметает весь недостоверный и фантастический материал, так что в его собрании остается лишь воспоминания двадцати восьми друзей и знакомых Пушкина. Во-вторых, он не дробит материала на куски и не тасует этих кусков, как Вересаев, а печатает воспоминания в том виде, как они написаны, лишь в некоторых случаях выбрасывая из него не относящееся к Пушкину, либо делая извлечения из обширных мемуарных трудов, не специально посвященных Пушкину (как дневник Вульфа, воспоминания Вигеля, Ксенофонта Полевого, И. Д. Якушкина, В. А. Соллогуба, П. А. Вяземского). Благодаря этому, отчетливо выступает каждый раз личность мемуариста, его общее отношение к Пушкину, его литературные и общественные тенденции, — что, в свою очередь, облегчает критический подход к мемуарам. Материал, однако, расположен Гессеном в хронологическом порядке, соответственно тому периоду пушкинской жизни, который стоит в центре воспоминаний каждого автора.
Записка брата поэта служит как бы введением к первой половине жизни Пушкина: она доведена до его возвращения из ссылки. Лицейский период освещен в известных записках И. И. Пущина, дополнением к которым служат воспоминания другого лицеиста — С. Д. Комовского. Петербургским годам до высылки отчасти посвящены записки того же Пущина, отрывки из записок С. А. Соболевского, воспоминания актрисы А. М. Каратыгиной и И. И. Лажечникова, записка Ф. Н. Глинки «Удаление А. С. Пушкина из Петербурга в 1820 г.». Поездка Пушкина на Кавказ с Раевскими иллюстрирована страницей из воспоминаний доктора Е. П. Рудыковского. Кишиневским и одесским годам посвящены воспоминания В. П. Горчакова, А. Ф. Вельтмана, Ф. Н. Лугинина, И. П. Липранди и Ф. Ф. Вигеля. Пушкин в Каменке изображен декабристом И. Д. Якушкиным. О пребывании Пушкина в Михайловском рассказывает М. И. Осипова, Е. И. Фок и А. Н. Вульф (по записи М. И. Семевского), а также А. П. Керн, значительная часть воспоминаний которой, впрочем, относится уже к петербургской жизни Пуш. кина после возвращения из ссылки. 1827—1829 г.г. освещены в записках К. А. Полевого, рассказах С. П. Шевырева и П. А. Вяземского. В записках И. И. Пущина и М. В. Юзефовича застаем Пушкина на Кавказе. В. И. Даль рассказывает о его пребывании в Оренбурге. Последним годам жизни Пушкина посвящены отчасти записки того же Даля, затем рассказы В. А. Нащокиной, воспоминания В. А. Соллогуба, К. К. Данзаса и, наконец, записка доктора И. Т. Спасского, одного из врачей, лечивших Пушкина после роковой дуэли.
Собранные воедино, все эти мемуары дают, конечно, далеко не полный и не беспристрастный, но яркий и живой образ Пушкина, освещенный как с бытовой стороны, так и с творческой, и с общественной. Некоторые из них, как мемуары И. И. Пущина, В. П. Горчакова, И. П. Липранди, А. П. Керн, В. А. Соллогуба до сих пор сохраняют значение важных первоисточников для изучения жизни и творчества Пушкина. Некоторые из помещенных в книге материалов были изданы и переизданы в недавние годы: таковы воспоминания и А. П. Керн. Большая часть, однако, не перепечатывалась с прошлого столетия и оставалась затерянной в старых журналах и книгах, из которых некоторые давно стали библиографической редкостью. Таковы воспоминания Л. С. Пушкина, Лажечникова, Соболевского, Глинки, Рудыковского, Вельтмана, Липранди, Подолинского, Фок, Шевырева, М.Пущина, Юзефовича, Даля, Данзаса. Их переиздание и объединение представляют большие удобства для изучающих Пушкина.
Несомненно, большие достоинства книги заключаются в том, что из нее устранен апокрифический и полуапокрифический материал, которым так широко пользовался Вересаев. Однако, нам кажется, что следовало бы также когда-нибудь собрать воедино и его, — подвергнув, разумеется, обстоятельной критической проверке и оценке. Дело в том, что из этой массы мусора можно отсеять некоторое количество данных, если и не обладающих полною достоверностью, то все же правдоподобных и не подлежащих окончательному отвержению. Такова, например, известная книга воспоминаний о Пушкине, написанная его племянником Л. Н. Павлищевым. Он родился в Варшаве, в 1834 г., и Пушкина не видал даже в своем младенчестве. Он был человек далеко не умный, а безвкусный даже на редкость. Пушкин в его воспоминаниях похож то на первого любовника с провинциальной сцены, то на благонамеренного чиновника. Не чужда ему была склонность и вовсе присочинить. Однако, в основе его воспоминаний лежат рассказы его матери, то есть источник первосортный, и в этих рассказах, конечно, есть много верного. В частности они представляют собою едва ли не главный источник нашего осведомления о пушкинском детстве, и, всячески понося Павлищева, пушкиноведы все-таки до сих пор пользуются его писаниями.
Закончим нашу заметку еще одним пожеланием. Было бы чрезвычайно ценно собрать воедино огромное количество сведений о Пушкине, заключающихся в переписке его современников не с Пушкиным, а между собой. Извлечения из переписки между родственниками Пушкина, между членами семьи Вульфов и Осиповых, Вяземского с женою, братьев Булгаковых, Вяземского с А. И. Тургеневым, из писем Жуковского, Языкова, Плетнева, Грота, Дмитриева и т. д., и. т.д. составили бы, вероятно, несколько томов и в таком виде образовали бы необыкновенно яркую картину. О том, каким подспорьем такое издание послужило бы пушкинистике, — и говорить нечего, это само собою понятно.