Макаренко А. С. Педагогические сочинения: В 8-ми т. Т. 8
М., «Педагогика», 1986.
В библиотеке[править]
Библиотека у Вали не очень бедная, но в ней тесно, темно, а снаружи у дверей нет ни одной витрины, ни одного рекомендательного списка. Валя работает в библиотеке всего вторую неделю, за это время даже самый опытный библиотекарь ничего бы не успел сделать.
Кое-какие книги Валя раскладывает на столах. Они лежат в хороших ярких переплетах с красивыми заглавными надписями, с золотым и серебряным тиснением. Иногда их берут в руки и перелистывают, но затихают со склоненной головой вовсе не над ними, а над тоненькими тетрадками журналов «Наука и техника», «За рулем», «Радио». Валя знает, что это необходимые признаки первого читательского этапа. Когда она ближе познакомится с посетителями библиотеки, дело пойдет быстрее. Уже вчера к ней подошел юноша с черными глазами, хорошенький, как девушка, и несмело попросил:
— Товарищ Осипова, честное слово… я не запачкаю и верну, в полной исправности верну, знаешь, когда? Я верну пятнадцатого числа. Хорошо?
В руках у него серый томик «Петра I».
— Так нельзя, — сказала Валя, — не разрешается на дом.
Юноша в смущении раскрыл «Петра I» и сказал так же нерешительно:
— Вот увидите, товарищ Осипова! Я никому не скажу, никто не узнает.
— Узнают. Вот вы понесете книжку домой, и все увидят, обязательно ко мне прибегут, скажут: Нестерову дали, и мне дайте.
Юноша обрадовался: опасность была не такой большой, как казалось Вале:
— Я, знаете? Я под поясом спрячу. Никто не узнает.
— Вот видите! Книгу под пояс! Разве можно?
— Ну, не под пояс… а знаете… я за пазуху положу, там чисто, честное слово, чисто. И юноша через бортик гимнастерки показывает действительно чистый край сорочки.
А сегодня пришел из инструментального цеха Давид Резник, пересмотрел все книги на столах, потом стал против столика Вали:
— Скажите, есть такие книги, которые о любви?
Он не покраснел, а только посерьезнел и объяснил, чтобы не было недоразумений:
— Это я знаю: есть романы, так в них просто все описывается про людей, как будто были такие люди. Так это я знаю. А может, у вас есть такие книги, чтобы не романы, а чтобы так… чтоб серьезно?
У Давида Резника длинное худое лицо, а нос полный, мясистый. Он не торчит вперед, как у других людей, а как будто привешен на лице. Скулы у Давида насилу помещаются под кожей, такие они острые и выпирающие. Вообще Давид только с большой натяжкой может быть назван красивым юношей. Но он стоит серьезный перед Валей и требует серьезную книгу о любви. По Давиду видно, что такая книга ему действительно нужна до зарезу, и Валя чувствует, что она обязана дать [ее] ему.
— Давид, что же вам предложить? Вы читали «Анну Каренину» Льва Толстого? Вы, кажется, брали у меня.
— Нет, «Анна Каренина» — что! Там ничего нет определенного. Это роман, я не хочу роман.
Валя морщит лоб. Нет, в ее библиотеке нет такой книги. С неприятным чувством вины она вспоминает, что такой книги она вообще не знает.
— Стойте, Давид! Как же это я забыла «Викторию» Гамсуна? Вы не читали?
— «Викторию»? Не читал. Гамсуна? А это кто такой — Гамсун? Это не наш? Так это не роман?
— Нет, роман. Но это ничего, Давид. Это ничего. Вы прочитайте.
— Нет, я не хочу роман. Роман меня не устраивает. И там, наверное, все плохо кончается. Печально кончается.
Он с грустным вопросом смотрит в глаза Вали. Валя разочарованно кивает. В самом деле у Гамсуна все грустно кончается.
— Нет. Вы посудите, товарищ Осипова! Для чего мне такая книга? Если нужно, чтоб печально кончилось, так это каждый сумеет. А если нужно, чтобы хорошо кончилось, так надо научиться. Странно, почему никто не напишет такую книгу? Такую книгу в первую очередь нужно написать.
Валя согласилась с Давидом, и Валя частично отвечает за отсутствие такой книги, но расстроенное лицо Давида начинает интересовать ее и с другой стороны:
— А для чего вам такая книга?
— Мало ли для чего? Надо же прочитать! Я не понимаю: о технике написали, о звездах написали, о разных животных, которых давно нет, тоже написали! А о любви почему-то не написали.
Давид улыбается и моментально хорошеет.
— Надо же сказать по этому вопросу что-нибудь определенное!
Он все-таки смотрит на Валю с надеждой, и Валя склоняет на бок голову.
— Давид, я поищу в городе такую книгу. Но, насколько я помню, нет такой книги, Давид.
— Спасибо, — говорит Давид Резник, — очень буду благодарен.
Он ушел последним, и Валя занялась приведением библиотеки в порядок. Она распределяла книги по полкам, складывала на столе газеты и журналы, и все ей казалось, что она сейчас вспомнит книгу о любви.
Потом вдруг она вспомнила другое: как странно, и она любила, и другие люди кругом любили и любят, почему ни разу никому в голову не пришло издать серьезную книгу о любви, чтобы было все написано «определенно», как говорил Давид Резник. Валя прыгала с лестнички на лестничку, и быстрыми молниями проносились у нее все какие-то интересные и в общем приятные мысли: хорошо было, что Давид Резник ищет такую книгу, хорошо было, с другой стороны, что другие люди не искали такой книги и в душевной простоте считали себя специалистами в этой области. И может быть, замечательнее всего было то, что книга о любви еще не написана, но скоро ее кто-нибудь напишет. Она выйдет в советском издании, и Валя получит ее, свежую, чистую, свою, и никто не скажет о книге, что она отображает буржуазную мораль. В самом деле, что общего между Давидом Резником и Анной Карениной и зачем ему учиться страдать у Гамсуна? Вале даже показалось на одну только секундочку, что в мире все хорошо устроено, потому что, допустим, такую книгу о любви кто-нибудь написал…
Валя остановилась с пачкой книг в руках и мечтательно улыбнулась: воображаю, какая получилась бы гадость. Разве можно написать книгу о любви, вообще о любви? Чудак этот Давид! Ему все хочется знать, чтобы все было определенно, тогда и жить не нужно. Зачем жить, если все написано. Прочитал и… и все как по нотам!
Валя даже вздрогнула от отвращения. Она нахмурила бровки и, подымая книги к полке, закусила губу. Пускай. В ее жизни любовь тоже получилась… очень, очень неудачно. Ну и пускай. Все-таки это лучше, чем по книге. И кроме того, а кто знает, как будет завтра? Никто не знает. Какая завтра придет любовь? Может быть, такая придет, что Гамсуну не снилась.
Комментарии[править]
Настоящий отрывок из незаконченного романа «Пути поколения» представляет собой фрагмент рукописи, подготовленной автором к печати. Впервые было опубликовано в «Литературной газете» (1941, 6 апр.). Печатается по изданию: Макаренко А. С. Соч.: В 7-ми т. Т. VII, с. 124—127.