Тукдильон был представлен Грангузье, и тот расспрашивал его про предприятие и дела Пикрошоля и про то, какой дели хотел он добиться всем этим буйством. На это Тукдильон отвечал, что цель его и намерение завоевать, если можно, весь край, в отместку за обиду, нанесенную его пирожникам.
— Это, — сказал Грангузье, — слишком обширное предприятие; кто гонится за большим, потеряет и малое. Не те времена нынче, чтобы завоевывать королевства с вредом для своих ближних и братий во Христе. Такое подражание древним Геркулесам, Александрам, Ганнибалам, Сципионам, Цезарям и другим подобным противно учению Евангелия, по которому нам повелено охранять, спасать, править и управлять каждому своей страной и своими землями, а не вторгаться неприятелем в чужие. И то, что сарацины и варвары звали во время оно подвигами, мы называем разбойничеством и злодейством. Лучше бы ему было сидеть у себя дома, по-царски управляя им, нежели нападать на мой дом, грабить его как враг, потому что хорошим управлением он бы его приумножил, а за то, что меня грабил, он погибнет. Убирайтесь, ради Бога; послушайтесь внушений разума и укажите своему королю на сознанные вами ошибки и никогда ничего не советуйте ему такого, что клонилось бы только к вашей личной выгоде, ибо то, что наносит ущерб общему благу, в конце концов повредит и личному. Что касается вашего выкупа, то дарю его вам сполна и хочу также, чтобы вам возвратили и ваших коней, как это делается между соседями и давнишними приятелями, так как возникшая между нами распря не может, собственно говоря, назваться войной. Как и Платон (libr. V, De repub.) не хотел называть войною, а звал бунтом, когда греки вставали с оружием друг на друга: если случится такая беда, говорит он, то следует действовать с большой умеренностью. Если назвать нашу распрю войной, то надо сказать, что она очень поверхностна и не проникает в глубину наших сердец. Ведь никому из нас не было нанесено оскорбления чести, и весь вопрос в сущности сводится к тому, чтобы исправить ошибки, совершенные как нашими, так и вашими людьми. И вам следовало не обращать внимания на это, потому что затеявшие ссору люди заслуживали скорее порицания, нежели заступничества, тем более что я предлагал вознаградить их за причиненный им ущерб. Господь рассудит нас, и я умоляю Его лучше призвать меня из этой жизни и отнять у меня всё мое имение, нежели допустить, чтобы мои люди в чём-нибудь через меня пострадали.
Сказав это, призвал монаха и при всех спросил его:
— Брат Жан, добрый друг мой, ведь вы взяли в плен капитана Тукдильона, здесь находящегося?
— Государь, — отвечал монах, — он сам перед вами, он совершеннолетний и разумный человек; пусть лучше сам вам сознается.
— Совершенно верно, — сказал Тукдильон, — господин, он в самом деле взял меня в плен, и я ему добровольно сдался.
— Назначили ли вы ему выкуп? — спросил Грангузье у монаха.
— Нет, — отвечал монах. И не подумал об этом.
— Сколько вы хотите за его полон? — спросил Грангузье.
— Ничего, ничего, — отвечал монах, — я не затем взял его в плен. Тогда Грангузье приказал отсчитать монаху шестьдесят две тысячи золотых монет, как выкуп за Тукдильона.
Что и было выполнено в то время, как Тукдильона угощали завтраком. После чего Грангузье спросил его, хочет ли он остаться у него или желает лучше возвратиться к своему королю. Тукдильон отвечал, что он поступит так, как Грангузье ему посоветует.
— Если так, то возвращайтесь к своему королю, и Бог с вами!
И затем подарил ему прекрасную шпагу с золотым эфесом с отделкой из эмали и золотое ожерелье весом в две тысячи семьсот марок, украшенное драгоценными каменьями, ценою в сто шестьдесят тысяч дукатов, и еще в придачу сумму в десять тысяч экю. После того Тукдильон сел на коня, а Гаргантюа для безопасности дал ему конвой в тридцать рейтаров и сто двадцать стрелков, который должен был проводить его до ворот Ла-Рош-Клермо, если потребуется.
Когда Тукдильон уехал, монах возвратил Грангузье шестьдесят две тысячи золотых монет, которые он ему подарил, говоря:
— Государь, еще не время вам делать такие подарки. Подождите конца войны, потому что нельзя еще знать, как обернутся дела. А война, которую ведут без денег, не может быть успешна. Нервом войны служит туго набитая мошна.
— Хорошо, — отвечал Грангузье, — когда война будет окончена, я вас хорошо награжу, равно как и всех тех, кто мне служил верой и правдой.
В это самое время жители Бесса, Маршевьё, местечка Сен-Жак, Трено де Парилье[1] и других соседних мест прислали послов к Грангузье, поручив сказать ему, что они осведомлены о вреде, причиняемом Пикрошолем ему и их союзу, а потому они предлагают ему свою помощь, как людьми, так и деньгами, и всякими военными припасами. Денег они присылали ему со всех штатов сто
_p._93.png)
тридцать четыре миллиона два с половиной золотых экю.
Войско состояло из пятнадцати тысяч тяжело вооруженных рейтаров, тридцати двух тысяч легкой
- ↑ Здесь Рабле перечисляет несколько десятков названий разных местечек, из окрестностей Шинона.