Геройская решительность негра[править]
Незадолго до нашего прибытия в Бразилию — говорит английский поручик г. Тюкей в описании своего путешествия — в мае месяце 1803 года, один негр сделал такой поступок, который поселит ужас в каждом читателе. Перо мое неспособно в точности изобразить сие происшествии, однако я поступил бы несправедливо, если б умолчал о нем.
Всякий владелец законом обязывается давать свободу своему невольнику, как скоро сей последний в состоянии заплатить зa себя известную денежную сумму: вот единственная выгода, которой здесь может хвалиться униженный класс человеческого рода.
Г-н Д., богатый владелец плантаций, в числе многих невольников имел одного, по имени Ганно, который родился в колонии, и способностями своими превосходил прочих товарищей. Ганно, придя в совершенной возраст, влюбился в Зелиду, молодую невольницу одинаковых с ним лет, принадлежавшую тому же владельцу. Страстные глаза его в лице ее находили все прелести, все, что сердцу кажется любезным. Страсть их была взаимная; вместе с ними росла, вместе укреплялась. Ганно мыслил и чувствовал не рабски; благородная душа его возмущалась, когда приходило ему на мысль, что должен будет детям своим передать неволю — единственное наследство, которое по праву родства достается им в удел от родителей.
Ум его был деятелен, решительность постоянна. Отправляя ежедневные дела по своей должности, отличаясь прилежанием и верностью, занимаясь в свободное время постороннею работою, он с помощью крайней бережливости нашел способ накопить для себя несколько денег. Через семь лет накопленная сумма сделалась достаточною для заплаты положенной цены за невольницу. Время не уменьшило любви в Зелиде, и взаимная страсть соединила их сердца неразрывными союзом. Отлучка г-на Д., продолжавшаяся два года, препятствовала нетерпеливому Ганно выкупить любезную Зелиду, которая между тем родила ему сына и дочь. Хотя младенцы по рождению принадлежали помещику; однако Ганно не беспокоился, потому что денег доставало для искупления малюток.
По возвращении г-на Д., Ганно убедительно просил у него дозволения воспользоваться благодеянием закона, однако наперед зная гнусное корыстолюбие своего господина, из предосторожности уверил его, что один приятель обещался заплатить деньги. Г-н Д, согласился взять выкуп, и назначил день для подписания отпускной законным порядком.
По наступлении сего желанного дня Ганно полетел на крыльях надежды в дом своего помещика, и сердце его трепетало от радости при одной мысли, что те, от которых зависит счастье жизни его, немедленно получат свободу. Он отдает деньги — их берут, как собственность г-на Д., будто бы у него украденную. Ганно, не могший представить налицо заимодавца, на которого ссылался, был обвинен; помещик велел при себе наказать его, и истощил при сем случае всю свою жестокость.
Окровавленный Ганно возвратился в невольническую свою хижину, в которой до тех пор любовь и надежда обитали. Нежная супруга его кормила грудью маленькую дочь, между тем как сын, не могший еще ходить, сидел на полу, и забавлял мать невинным лепетаньем. Ганно, не отвечая на вопросы заботливой Зелиды, произнес следующее: «Желая доставить тебе свободу, которая для меня дороже была моей собственной, с первой минуты нашего знакомства я отказывал себе в излишествах, какие только мог иметь по моему состоянию. Для того, в часы отдохновения, когда товарищи мои веселились, я работал; для того откладывал куски моей кассавы[1]; для того продавал табак мой[2]; для того в жаркие дни лета и в зимнюю стужу[3] ходил без одежды. Таким образом я достиг цели моих желаний, и сего дня заплатил господину выкуп за твою и детей твоих свободу; оставалось только подписать отпускную, и засвидетельствовать ее пред лицом правительства. Но бесчеловечный взял деньги, обвинил меня в воровстве, и наказал за такой проступок, которым душа моя гнушается. Старания мои купить тебе вольность остались без успеха; плоды трудов моих достались в добычу тирану; цвет надежды увял навсегда, и чаша бедствий исполнилась для злополучного Ганно!.. Еще есть средство, верное, но ужасное, избавить тебя от жестокости мучителя, и от бесчестия, которым угрожает тебе гнусное сладострастие; есть средство избавить вас, любезные дети, от рук чудовища, и предохранить жизнь вашу от неминуемого бедствия».
Потом, выхватив нож, вонзил его в грудь супруги, и тем же орудием умертвил детей своих.
Когда взяли его под стражу, он с твердостью сказал в судилище: «Я лишил жизни супругу и детей моих для того, чтобы прекратить несчастное их состояние; но пощадил самого себя, чтобы показать тирану, как легко избавиться от его власти, и как мало душа негра боится смерти и мучений. Знаю, какие жестокости мне должно испытать над собою; но боль для меня ничего не значит; смотрите!» — при сем слове воткнул в руку свою железный гвоздь и протянул его насквозь — « желаю смерти, как блага единственного, которое соединит меня с супругою и детьми. Они там, в стране отцов наших, приготовили для меня жилище — там, куда не пустят жестокосердных белых».
Хладнокровные португальцы чувствительно были тронуты сим явлением. Невольник получил свободу; г-на Д. осудили заплатить большую денежную пеню, а недостойный судья, которой брал участие в подлом его поступке, лишен места.