ГНУСНАЯ ШУТКА[править]
То, что я собираюсь вам сейчас поведать, мои отчасти дорогие & немного хорошие читатели (или в точности наоборот), возможно, вас разочарует. Скорее всего, вам придётся читать совсем не то, чего вы обычно от меня ожидаете..., – то есть, это будет не слишком забавная и совсем не смешная история.
А потому я заранее прошу прощения, если вместо очередного гомерического рассказа я совершу сейчас на алле-я-х своего Журнала... добрый поступок, просто добрый..., или даже очень добрый..., – а ведь это он и есть! Сейчас сами увидите.
Надеюсь, сегодня вы не станете возмущённо роптать и позволите этому искромётному и пуленепробиваемому юмористу (каковым к несчастью являюсь я) однажды заткнуть свой рот, – чтобы дать слово одному (всего-то одному!) честному и даже порядочному человеку, единственным грехом которого, возможно, является то, что по иронии судьбы он претендует на роль моего двойника.
Итак, слушайте, если хотите. Этот свой рассказ я начну сразу – и с признания: чистосердечного..., и даже покаянного. – Посмотрите, вот как получилось: моя фривольная и временами слишком насмешливая натура довела меня до совершения, вероятно, ужасной подлости..., или непоправимого преступления. Дай бог, чтобы широкая огласка моей истории хотя бы немного смягчила её ужасные последствия. Дамы и господа..., обратите внимание, я весь трясусь и бледнею..., – я весь бледнею и трясусь. И вот: я уже побледнел. – Всё...
Это было вчера.
Да, это было только вчера.
Но словно уже трижды три года прошло с той поры.
На вокзале Сен-Лазар я сел на поезд, самый обыкновенный поезд, который обещал достаточно быстро и без осложнений довезти меня до станции следования Мезон-Лафит. (Кажется, именно таким языком, суконным и непритязательным, обычно говорят железнодорожники).
Моё купе заполнялось буквально на глазах. И наконец, когда наш скромно пыхтящий поезд уже было совсем собрался отправиться куда следует, в последнюю минуту торопливо вошла, нет, почти вбежала маленькая светловолосая женщина с комичной походкой всадницы..., ещё довольно свежая на вид... Вот как я её увидел.
Едва она присела на своё место и перевела дух, как её беспокойно вращающийся взгляд, этакий ищущий огонь маяка Эв, обследовал решительно всех своих попутчиков по порядку и, в конце концов, – окончательно остановился на мне. – Прошу заметить: именно в этот момент моя участь была решена.
Слегка поправив волосы на голове, она мило мне улыбнулась – совсем как старая знакомая, которую всегда и везде рады встретить: случайно или неслучайно.
Не подозревая ничего дурного, я, право же, ответил ей улыбкой самой ласковой..., и так же вежливо поприветствовал её.
Честно скажу: напрасно я рылся в глубинах своей памяти, пытаясь найти что-нибудь хотя бы отдалённо похожее..., нет, – я решительно не узнавал её, решительно нет.
Однако уже в следующее мгновенье она – протянула мне свою пухленькую маленькую ручку, поверх коленей одного толстого месье.
– Как ваши дела? – сразу же осведомилась она.
Пытаясь не показать виду, я недоумевал всё больше.
Что это? – подвела ли меня моя предательница-память, или, быть может, совсем наоборот: это милая женщина, случайно обознавшись, принимала меня за кого-то другого?
На всякий случай я ответил, что поживаю пока неплохо. Это был предусмотрительный поступок. И здесь мне не за что себя упрекнуть.
– А как вы сами? – добавил я на всякий случай. (Быть может, это позволит хотя бы что-то прояснить?)
– И я тоже довольно неплохо..., – ответила она с той же милой улыбкой, – Однако вы, я вижу, немного похудели.
– Не обращайте внимания, досадные сердечные проблемы, и как всегда им нет ни конца, ни края. Понимаете ли, как обычно случается: моя дорогая возлюбленная всё время в объятиях кого-то другого. А этот «кто-то другой» почему-то всё время не я.
– А как ваш папа?
– Ему не становится хуже, спасибо.
– А мама?
– И ей тоже не становится хуже, спасибо.
– А как ваши маленькие племянницы, должно быть, – они уже совсем большие девочки?
Ага! Вот тут-то мне всё стало совершенно ясно! Напрасно я грешил на свою бедную память: она была свежа и хороша собой, как никогда. Всё объяснилось как всегда очень просто: это она, трижды милая женщина – обозналась и приняла меня за кого-то другого!
Отвечая самым обстоятельным и серьёзным образом, у меня имеется два маленьких племянника, Андре и Жак; но при этом пока нету даже и тени племянницы..., – не то чтобы «больших девочек»...
Окончательно убедившись в том, что милая дама заблудилась в двух соснах, я тут же почувствовал себя не в пример свободнее и принялся отвечать с невероятным хладнокровием:
– Мои дорогие племянницы поживают неплохо. Им уже гораздо лучше, – последняя ампутация прошла очень успешно.
– Ампутация!?.. Но, простите, я не понимаю, какая ампутация?!
– Как, вы не знаете? Старшей недавно отрезали левую ногу, а младшей правую руку.
– Ох! – бедные крошки! Какой кошмар... Но как же это могло произойти? – прямо голова кругом...
– Ничего особенного, мадам. Обычное дело, знаете, халатность. Девочки получили травмы вследствие очередного взрыва рудничного газа в детском пансионе – понимаете, и ведь это опять случилось в дорогом пансионе, в котором якобы усердное попечение и присмотр за детьми, «в кавычках», конечно. – Но, к сожалению, проходит год за годом, а подобные трагедии никого ничему не учат. И никогда нельзя надеяться, что какой-то взрыв всё-таки станет последним...
Затем в свою очередь и я, чертовски ловко скрывая абсолютное незнание имён и персон, трогательно осведомился о здоровье всей её родни, снизу доверху.
К счастью, никого конкретно обсуждать и не пришлось. Все её близкие благополучно померли: катаральная тетушка, отец-паралитик, страдающая одышкой золовка и так далее по списку.
– И вы теперь, конечно же, возвращаетесь в Эврё? – продолжала она задавать вопросы.
– О, нет мадам! – со времен моего дела ни одна нога моя больше ни разу не будет топтать землю Эврё. И даже более того, после всего этого я сказал себе: allez! [4] – отныне эта неласковая Нормандия для тебя больше не существует. Забудь, забудь о ней навек, дружище!
Тон глубочайшей скорби, которым я произнёс эти два кратких слова «моё дело», вызвал у неё замешательство и неловкость, – однако неловкость эта, как я сразу приметил по мелькнувшему блеску в глазах, тут же была очень сильно разбавлена любопытством.
– Вы говорите... дело? Но – какое ваше дело?
– Как, мадам, неужели вы и здесь опять ничего не знаете?
– Ничего..., совсем ничего.
– Странно..., во всяком случае, наши центральные журналы об этом преизрядно шумели! Одно время..., простите, я даже сделался положительно знаменит..., – в некоторых кругах.
Далее последовала выразительная пауза.
– Ну хорошо, мадам! Только перед вами, человеком сдержанным и добрым, я откроюсь и буду совершенно искренен..., – потому что только вам, вам я могу сказать прямо и без обиняков. – ... Понимаете ли, какая штука..., местным судом я был приговорён к шести месяцам каторжной тюрьмы за попытку подрыва..., совращение малолетних, сутенёрство, мошенничество, вымогательство, укрывательство, шантаж и организацию массовых уличных беспорядков...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
– Станция Мезон Лафит! – как всегда, в самый неподходящий момент крикнул служащий вокзала.
И уже в самую последнюю секунду..., перед тем как сойти, я любезно протянул руку своей новой гран-даме и сказал ей с видом самым кротким и невинным:
– Только прошу вас, моя дорогая, – пускай это всё останется между нами. Ведь наша случайная встреча..., её могло и не быть, – не так ли?
Ещё не успев спуститься с последней ступеньки и поставить ногу на твёрдую землю Франции, – я уже раскаялся в своей мрачной шутке, целиком и полностью. Наверняка сегодня уже весь Эврё, весь этот маленький нормандский городок отлично знает, что по крайней мере один из его верных сыновей раз и навсегда сошёл с праведного пути и запятнал своё светлое имя вечным бесчестием.
Возможно, целые семьи плачут, сёстры рыдают, невесты бьются в истерике, отцы повесились на своих чердаках. А про матерей я даже не и заикаюсь... Матери: нет! – это страшно себе представить.
И вот, стоя на коленях, я умоляю всех редакторов и директоров местных журналов! – Пускай они, не медля ни минуты, отпечатают и выпустят (за мой счёт) не менее 10,000 (десяти тысяч) дополнительных номеров своих журналов с моим чистосердечным признанием, и пускай распространят их как можно шире и глубже по всем своим многочисленным большим и маленьким газетным артериям города Эврё! Пускай во все уголки побегут маленькие почтальоны и расклеят по всем столбам и заборам сотни прокламаций с моим отчаянным воззванием к гражданам Эврё. – Я прошу, я требую, я заклинаю!
Чтобы этот молодой еврёец, – столь запросто (и даже походя) опороченный в купе поезда недалеко от Парижа каким-то столичным прощелыгой, – не пряча глаза, снова смог бы войти через парадный вход с гордо поднятой головой в общество своих верных сограждан – и вернуть себе их законное уважение.
Только тогда (видит бог!) я снова смогу спать спокойно.
– А именно этого, признаюсь, мне бы очень хотелось!
Примечания[править]
«…B эту книгу…, я повторяю, в эту книгу я вложил всё…,
…всё что мне до сих пор было известно о тупости и
о скудоумии…, я повторяю, о скудоумии и тупости…,
вашей тупости…, мадам, мсье…, и даже мадмуазель.
- А всех остальных я попросил бы не беспокоиться.
- Потому что беспокоиться — поздно».[5]
— ( Юрий Ханон, эпиграф из книги «Альфонс которого не было»)
Книга «Альфонс, которого не было», из которой взят этот рассказ, является первым изданием беллетристики Альфонса Алле в России и на русском языке. В книгу вошли два, пожалуй, самых известных прижизненных сборника рассказов: «Дважды два — почти пять» и «Мы не говядина», а также ещё один микросборник под названием «Три ботинка», который по произволу составил второй автор, Юрий Ханон.
Однако не всё так просто, как хотелось бы кое-кому видеть. Приведённый выше русский текст рассказа Альфонса Алле «Гнусная шутка» не должен никого вводить в заблуждение, хотя и хотелось бы, временами.
С самого начала, обнаружив на странице не одного, а целых двух авторов этого текста, читатель якобы честно предупреждён: перед ним находится не подстрочный перевод и не педантичная адаптация с одного языка на другой язык статей и прочих текстов руки Альфонса. Проще говоря, этот продукт не является профессиональной работой переводчика. Ни одного. И даже более того, читатель может быть уверен, что русский текст весьма заметным образом отличается от французского оригинала, как минимум таким же неизбежным образом, как отличается поэтический оригинал от перевода другого самобытного поэта. Он отличается тоном, тональностью, а временами и смыслом, которым, в отличие от Альфонса Алле, признанного игрока словами, предпочитает играть Юрий Ханон...
Основной целью второго автора было донести не текст, а дух, интонацию и намерения такого оригинального и жёстко-эксцентричного автора, каким был Альфонс Алле, писатель, не вполне раскрывший самого себя. Кроме того, многие, если не большинство из текстов Алле вовсе не могут быть адекватно переведены на русский язык (в точном смысле слова «перевод»).
И дальнейшие рассуждения здесь бессмысленны, как и всё. Можете не сомневаться. Даже если очень хочется.
- ↑ Во французском оригинале Альфонса Алле этот рассказ называется фр. «Une sale blague». Отдельным образом нужно отметить, что само по себе название «Une sale blague» было излюбленным для Альфонса. За всю жизнь у него можно насчитать добрый десяток рассказов с таким названием. Юрий Ханон, в противовес Алле, всякий раз изменял это название в диапазоне от «Дурной шутки» до «Мерзкой выходки».
- ↑ Первая публикация рассказа «Гнусная шутка» случилась в 1894 году, как всегда, в еженедельной журнальной рубрике Альфонса Алле, а годом позднее – рассказ занял своё место в одном из самых известных сборников «Дважды два – почти пять» (фр. «Deux et deux font cinq»).
- ↑ Этот вариант текста на русском языке был опубликован в книге: Юрий Ханон «Альфонс, которого не было», 2013 год (Центр Средней Музыки совместно с издательством «Лики России»). Русский текст не является точным переводом, по языку и местами даже по смыслу весьма существенно отличается от французского оригинала. По своему жанру он находится где-то в промежутке между соавторством, «поэтическим» переводом и литературной адаптацией.
- ↑ «Allez!» – по-немецки это восклицание означает: «Довольно, хватит!», однако одновременно похоже на французское написание фамилии автора: «Allais», что означает: «Пошёл!» Слово, между прочим, небезызвестное в литературе, достаточно вспомнить рассказ Куприна «Allez!»
- ↑ Юрий Ханон. «Альфонс, которого не было». — СПб.: Центр Средней Музыки & Лики России, 2013. — С. 5.
