З. Н. Гиппиус: pro et contra
СПб.: РХГА, 2008. — (Русский Путь).
Д. СВЯТОПОЛК-МИРСКИЙ[править]
Годовщины[править]
Those titles vanish and that strength decay?
- А если ее слава потускнела, имя поблекло, а сила пришла в упадок?
У. Вордсворт (англ.).
Было бы несправедливо, празднуя шестидесятилетие Зинаиды Гиппиус, судить ее исключительно на основании того, что она делает теперь и забывать об ее долгом и славном прошлом. Моральная дальтонистка, лишенная способности непосредственного узнавания и различения добра и зла, она, на свою беду, одарена сильными этическими эмоциями, только некстати приуроченными. Отсюда вся неудачность и нелепость ее нынешней позиции — беспощадного судьи, не умеющего читать в законе. Присоединив к этому то, что весь ее жизненный путь трагически искажен роковой связанностью с Мережковским, присоединив чисто биологическое сознание сиротства, естественное в человеке, «пережившем свой век», и всегда дающее какую-то «праведность» его «неправым упрекам» и его раздражению на «багровые лучи младого, пламенного дня» — мы поймем и простим нынешнее лютое озлобление Зинаиды Гиппиус, и без горечи, с благоговейной грустью обратимся к тем ее созданиям, которые дали ей непоколебимое место в пантеоне русского творчества.
Это, конечно, ее стихи. Чем дальше мы отходим от символизма, тем более становится ясно, что Зинаида Гиппиус была едва ли не самым крупным поэтом «первого выпуска» символистской школы (выпуска 90-х годов). Изо всех старших символистов Зинаида Гиппиус была самая русская, с самыми глубокими корнями в русской традиции. Товарищами ее в этом были Александр Добролюбов, Иван Коневской, Владимир Гиппиус; но ни один из них не осуществился вполне как поэт; Коневской погиб молодым; Добролюбов отрекся от поэзии во имя мистики; Гиппиус остался хаотическим неудачником. Одна Зинаида Николаевна добилась подлинных, прочных, совершенных достижений на путях метафизической поэзии. Ее метафизическая традиция восходит, с одной стороны, к Баратынскому и Тютчеву, с другой — к Достоевскому. С Тютчевым ее связь особенно ясна, хотя от нее был совершенно скрыт основной мир тютчевской поэзии, лежащий за «зримой оболочкой» видимой природы, и даже сама видимая природа — нет поэта более отрешенного от всего зримого, чем Зинаида Гиппиус. Но тон ее, несомненно, близок тютчевскому. Особенно сближает ее с ним то, что одна изо всех русских поэтов после него она создала настоящую поэзию политической инвективы. Даже написанные в состоянии крайнего озлобления стихи 1917—18 годов — подлинно поэтическая брань, достойная сравнения со стихами Тютчева на приезд Австрийского эрцгерцога или на князя Суворова. Раньше же она написала два истинных шедевра пророческой инвективы — «Петербург» 1909 года
(И не сожрет тебя победный
Всеочищающий огонь —
Нет, ты утонешь в тине черной
Проклятый город, Божий враг,
И червь болотный, червь упорный
Изъест твой каменный костяк!)
и Петроград 1914 года —
Но близок день — и возгремят перуны…
На помощь, Медный Вождь, скорей, скорей?
Воскреснет он, все тот же бледный, юный,
Все тот же в ризе девственных ночей,
Во влажном визге ветреных раздолий
И в белоперистости вешних пург
Создание революционной воли —
Прекрасно-страшный Петербург!
Думала ли Кассандра о своих пророчествах, когда детище Петрово «Аврора» входила в Неву?
Но главное ядро ее поэзии — не это великолепное красноречие, а цикл стихов, единственных в русской литературе, в которых глубочайшие абстрактные переживания воплощены в образы изумительно-жуткой конкретности. Лучшие из них на свидригайловскую тему, о вечности — русской бане с пауками по углам, на тему о метафизической скуке, о метафизической пошлости, о безнадежном отсутствии огня и любви, о метафизической «липкости» своей же души. Воплощающие мучительный внутренний опыт (опыт, родственный гоголевскому, в такой же мере, как и подпольно-свидригайловско-бобковому опыту Достоевского), эти стихи исключительно оригинальны, и я не знаю ни на каком языке ничего на них похожего. Это «Там», «Между», «Нелюбовь», «Мудрость», «Черный Серп», " Дьяволенок ", «А потом?», «Возня», «Серое Платьице», «Она», может, самое острое и едкое изо всех:
В своей бессовестной и жалкой низости,
Она как пыль сера, как прах земной.
И умираю я от этой близости,
От неразрывности ее со мной.
Она шершавая, она колючая,
Она холодная, она змея.
Меня изранила противно-жгучая
Ее коленчатая чешуя.
О, если б острое почуял жало я!
Неповоротлива, тупа, тиха,
Такая тяжкая, такая вялая,
И нет к ней доступа — она глуха.
Своими кольцами она, упорная,
Ко мне ласкается, меня душа.
И эта мертвая, и эта черная,
И эта страшная — моя душа!
КОММЕНТАРИИ[править]
Впервые: Версты. 1928. № 3. С. 141—144.
Святополк-Мирский Дмитрий Петрович (1890—1939) — князь, критик, публицист. Эмигрировал в 1920 г., в 1932 г. вернулся в СССР, в 1937 г. арестован и погиб в лагерях.
В подзаголовке и тексте Д. Святополка-Мирского неточность: 3. Н. Гиппиус родилась 8 (20) ноября 1869 г.
And what if she (had) seen those glories fade… — Из стихотворения У. Вордсворта «Стихи на угасание Венецианской республики» (1802, опубл. 1807). В 1797 г. Венеция была оккупирована войсками французской Директории под командованием Наполеона и почти вся Венецианская республика передана Австрии.
…со стихами Тютчева на приезд Австрийского эрцгерцога или на князя Суворова. — Имеются в виду стихотворения «По случаю приезда австрийского эрцгерцога на похороны императора Николая» (1855) и «Его светлости князю А. А. Суворову» (1863).
…русской бане с пауками по углам… — Ф. М. Достоевский. «Преступление и наказание» (Ч. IV. § 1).