Глава VIII. ПРИМЕНЕНИЕ ТИМОКРАТИЧЕСКОГО ПРИНЦИПА К УСТРОЙСТВУ ГОРОДОВЫХ РЕСПУБЛИК ДРЕВНОСТИ[править]
Общая формула внутренних перемен в государствах-городах Древнего мира. — Плутократия и тимократия. — Определение олигархии у Аристотеля. — Образование класса «жирных». — Политическая реформа Солона: разделение граждан на классы по цензу. — Афинские партии. — Реформа Сервия Туллия в Риме и центуриатные комиции. — Двойственное положение зажиточных плебеев в римском обществе
Мы ведём в этой книге параллельно историю греческих республик и Рима, но, собственно говоря, не ставили еще вопроса о том, возможно ли нахождение такой общей формулы, под которую так или иначе подводились бы основные перемены во внутренней жизни всех этих городовых государств. Весьма оригинальный итальянский мыслитель начала XVIII в., Джиамбаттиста Вико, думал, что нашел формулу некоторой «идеальной и вечной истории, по которой проходят во времени все отдельные истории народов», но теперь мы хорошо знаем, что это — фантазия, что история каждого народа имеет свою особую формулу и что общей исторической схемы, общего шаблона истории нет и быть не может, потому что условия жизни отдельных народов слишком неодинаковы. С другой стороны, однако, мы знаем также, что общность условий создает и большие сходства в истории разных народов. В подобном положении находились и государства-города античного мира. Уже Аристотель, наблюдая государственную жизнь своего времени, пришел к некоторому обобщенному описанию перемен, совершившихся в отдельных городах. «Царство, — говорит он в своей «Политике», — есть древнейшая форма политического устройства... Царями ставили обыкновенно только некоторых за их благотворную деятельность, которая составляет, конечно, отличительную черту людей хороших. Но как скоро в государстве оказалось несколько людей, одинаковых друг с другом по своему личному достоинству, то, не останавливаясь на прежней форме государственного устройства, стали искать иной, в духе общинном, и основали республику (политию). Но лучшие люди, сделавшись худшими, стали обогащаться на счет общества. Отсюда естественно образовалась олигархия, потому что богатство сделалось тогда предметом почета. От олигархии же сперва перешли к тирании, а от тирании — к демократии; из-за постыдного корыстолюбия тираны, действуя постоянно в интересах меньшинства, тем самым восстановили против себя большинство, так что наконец сами должны были подчиниться ему, и таким образом произошла демократия»1. Формула Аристотеля, следовательно, такова: монархию сменяет олигархия, олигархию — тирания, тиранию — демократия. Греческий историк Полибий, живший во II в. до Р. X., уже прямо говорил о естественном изменении или переходе (f| дота yooiv ретароАг|) одних государственных форм в другие, и его очень занимал вопрос о том, «какой род политического устройства был первоначально, какой потом и как вообще один род переходил в другой». Он даже думал, что на основании знания последовательности этих перемен можно было бы предсказывать будущее. В этой мысли проявляется вера в закономерность исторического процесса, но мы хорошо знаем, что при крайней сложности общественных явлений трудно ожидать, чтобы комбинации главных исторических условий точь-в-точь повторялись в разных местах, а потому, во-первых, полного совпадения отдельных историй никогда не наблюдается, а, во-вторых, если и представляется возможность известных
обобщений, то всегда из общего правила будет большее или меньшее количество исключений. Афинское государство подойдет под формулу Аристотеля, подойдут и другие, где в своё время была тирания, а потом устанавливалась демократия, но Спарта представит собою уже исключение, да и Рим тоже бу1 Аристотель. Политика/ пер. Н. Скворцова. М., 1865. С. 164— 165. дет стоять особняком. Все это нужно иметь в виду, следя за тем
построением политической и социальной эволюции греческих государств-городов и Рима, которое дается в нашей книге. Построение это — искусственно, конечно, но оно не произвольно, ибо наша схема подсказана самим ходом истории, движением от первоначальной монархии к более поздней демократии, причем на пути стоят и олигархия, и тирания. С другой стороны, благодаря экономическому развитию знатность уступает понемногу место богатству, и аристократия в смысле господства знатных переходит в тимократию, распределяющую политические права сообразно имущественному цензу. Следуя этому порядку, мы и должны теперь рассмотреть, во-первых, тимократические учреждения древности, во-вторых, тиранию и, в-третьих, развитие демократии, имея в виду вообще разные государства-города, в частности же столь несходные между собою республики, как Афины и Рим, в которых кое-что окажется, однако, все-таки аналогичным. У древних греческих писателей мы встречаемся с термином
плутократия, что значит господство богатства. (Оно есть у Ксенофонта). Далее, у Платона и у Аристотеля (но только в «Этике», а не в «Политике») мы встречаемся с термином тимократия, и в греческих словарях это слово толкуется по Платону как государство, которого основанием есть честь (xipf|), а по Аристотелю как государство, в котором места и должности назначаются по оценке состояния (тщгща). В сущности и тиме,
и тймема значат цена и сообразное с ценою уважение, а потому разницы большой в том или другом словопроизводстве нет: в общем это — господство ценза. Разница, по-моему, между плутократией и тимократией — та, что в первом случае мы имеем дело с исключительным господством богатства, а во втором — с разделом власти между всеми на основании относительного количества материальных средств каждого. Тимократия есть переходная ступень от олигархии, все равно какой — аристократической или плутократической, к демократии, и чем ценз выше, тем больше тимократия плутократична, чем ниже, тем она демократичнее. Французская Конституция 1791 г. установила такой малый избирательный ценз, что всех «активных граждан» во Франции было тогда около четырех миллионов (из шести миллионов взрослого мужского населения), тогда как Конституции 1814 и 1830 гг. требовали от избирателей столь высокого ценза, что их на всю Францию приходилось 90 и 200 тыс. Вот почему первую конституцию мы можем назвать, хоть и с оговоркой, демократической, а две другие будут плутократическими или, как иначе передается то же понятие, буржуазными. Еще
пример. В теперешней Германии выборы в рейхстаг имеют демократический характер (всеобщая подача голосов), тогда как в Пруссии избирательная система основана на тимократическом принципе, так как избиратели здесь по своему цензу разделены на классы, причем в первом числится сравнительно небольшое число очень богатых людей, а в последнем громадное количество людей, наименее состоятельных, каждый же класс имеет одинаковое представительство в палате. Вообще тимократический принцип представляет из себя известный компромисс между аристократией и демократией, наиболее рассчитанный на то, чтобы служить переходом от одного порядка вещей к другому. Такую тимократию Солон ввел в Афинах, и здесь она, действительно, сыграла роль перехода к демократии. Равным образом, следя в Риме за судьбою народных собраний, мы можем отметить моменты постепенного перехода политического значения от аристократических комиций по куриям к тимократическим комициям по центуриям и от этих последних собраний к демократическим собраниям по трибам. Куриатные комиции были первоначально только патрицианскими, трибутные — только
плебейскими, а центуриатные с самого же начала заключали в себе и патрициев, и плебеев, разделенных на имущественные классы. Главным содержанием настоящей главы и будет обзор тимократических учреждений Афин и Рима — с целью показать, в чем между ними сходство и в чем разница. Но прежде нужно представить еще несколько общих соображений. В «Политике» Аристотель разделяет все государственные формы на правильные и неправильные, смотря по тому, «действуют ли представители верховной власти в государстве в интересах общего блага», или же «все внимание правительственной власти обращено на собственный интерес»1. Правильные формы суть царство, аристократия и полития, неправильные — тирания, олигархия и демократия. Впрочем, имя демократии Аристотель дает и правильной форме, а у Платона для неправильной формы мы встречаемся с термином охлокра1 Аристотель. Политика/ пер. Н. Скворцова. М., 1865. С. 136 и след. тия, господство черни. Не входим здесь в обсуждение всей этой классификации, хотя бы и в исправленном ее виде (монархия и тирания, аристократия и олигархия, демократия и охлократия) и останавливаемся лишь на понимании Аристотелем олигархии. Для него это — такая форма правления, которая «имеет в виду интересы только людей зажиточных». «Господство в олигархии меньшинства и в демократии большинства,— говорит он, — есть явление несущественное для той или другой формы общественного быта, а бывает так только потому, что богатых везде меньше, а бедных, напротив, везде больше». Поэтому различие между большинством и меньшинством, на которое Аристотель указывает сначала как на принцип разделения, потом уже не кажется ему «само по себе служащим основанием различия», состоящего «собственно в бедности и богатстве. Где граждане пользуются властью в силу своего богатства, там — несмотря на то, будет ли таковых меньшинство или большинство — политический быт необходимо представляет собою олигархию, а где властвуют люди бедные, там — демократию»1. В особой главе Аристотель насчитывает четыре вида олигархии, из которых первые два различаются между собою величиною ценза: в одних случаях «право на государственные должности определяется столь большим цензом, что бедные, составляющие большинство, не принимают в них никакого участия», тогда как в других случаях «право на занятие государственных должностей определяется небольшим цензом»2. Большее сочувствие Аристотеля на стороне второй формы, которая приближается к политии или демократии в смысле правильной формы. Но Аристотель говорит ещё — и не без сочувствия — о комбинации олигархии с демократией, причем отсутствие ценза (или очень малый ценз) для права участия в народном собрании и для занятия государственных должностей он и считает признаком демократии. Тимократическое устройство Афин при Солоне было сочетанием обоих принципов — более значительного ценза для занятия некоторых мест и отсутствия всякого ценза для участия в народном собрании. Сама олигархия Аристотеля в первом своем виде есть чистая плутократия (две другие формы у него относятся к наследственному, следовательно, аристократическому, по нашему словоупотреблению, властвованию). 1 Аристотель. Политика/пер. Н. Скворцова. М., 1865. С. 129. 2 Там же. С. 261.
Так как в олигархиях богатство служило главным отличием членов господствующего класса, то их часто обозначали как богачей (oi яАхпкнсп), имущих людей (oi tag ooaia<;, та хРЛЦата sxovxeq), или «жирных» (oi ла^ец), что очень напоминает il popolo grasso (жирный народ), как звали городской патрициат в средневековой Италии. Что касается до классификации видов олигархии у Аристотеля, то она отличается некоторою искусственностью, и едва ли под нее можно подвести все разнообразие форм плутократического устройства государств. Следует еще отметить, что в состав зажиточной олигархии входили не только прежние благородные, но и разбогатевшие простолюдины, и там, где этому классу приходилось делиться правами с другими гражданами, он пользовался все-таки известными преимуществами. Примеры слияния в одном классе старого дворянства с зажиточной буржуазией мы имеем на всем протяжении истории — ив Риме (образование нобилитета), и в городских общинах Средних веков, поглощавших в своем буржуазном патрициате и феодальные элементы, и во Франции XIX в., причем новые общественные элементы нередко очень скоро сами проникались интересами и тенденциями старой знати. Но возвратимся собственно к самому тимократическому принципу. Мы уже знаем, что Солон получил полномочие переделать в Афинах весь государственный строй; теперь и остановимся на его политической реформе, поскольку она касается нашей темы. Рассматривая древнейшее устройство афинской государственной общины, мы видели, что она была союзом фил, фратрий и родов и что организация эта имела аристократический характер с религиозной санкцией1. Мы увидим ещё, как эта традиционная организация, мешавшая свободному развитию афинской демократии, через восемьдесят лет после законодательства Солона была разрушена Клисфеном, пока же она сохранялась и после политической реформы Солона. Но ей все-таки был нанесен удар, потому что рядом с этой аристократической организацией фил, фратрий и родов была создана другая, тимократическая. Все афинские граждане были разделены на четыре класса (тёАг|, рлтцшта) п ен т а коси ом еди м н ов, гиппеев, зевги т о в и фе1 См. выше, с. 105 и след., с. 145 и след. тов, т. е. получающих 500 медимнов, всадников, упряжников и батраков1. Наиболее зажиточные граждане, составлявшие первый класс, имели в год доход, состоявший, как сказано, из 500 медимнов, ко второму причислены были люди с 300 медимнов дохода, к третьему с 200, к четвертому все, у кого не было и такого дохода. Примерно для получения таких доходов нужно было иметь minimum или 20, или 12, или 8 десятин земли. По-видимому, следовало обладать земельным участком, чтобы принадлежать к первым трем классам, а к четвертому причислялись не только все безземельные, жившие продажею своего труда, но и все лица, занимавшиеся торговлею или ремеслами. Названия трех последних классов, вероятно, существовали до Солона. Относительно фетов, слова, весьма распространенного, не может быть сомнения. Что касается до зевгитов и гиппеев, то первые назывались «упряжниками», потому что могли держать упряжку (^eoyoq) рабочего скота, например, пару мулов, а вторые — «конными», так как были в состоянии, по выражению Аристотеля, «кормить лошадь» (unrpoTpocpeiv). Заметим, что то же название гиппеев в некоторых местах носили члены знати, так что слово могло иметь двоякое значение: конечно, афинские гиппеи, обладавшие 12—20 десятинами земли, далеко не были самыми богатыми людьми2. Для того, чтобы попасть в первый класс, равным образом не требовалось очень большого ценза, так что в нем очень богатые люди были соединены с людьми среднего достатка, к каковым принадлежал и сам реформатор. За одними эвпатридами, которые могли числиться в любом классе, осталась, кажется, привилегия быть избираемыми в архонты и, следовательно, попадать в ареопаг, но быть вообще эвпатридом для этого было недостаточно: нужно еще было принадлежать к пентакосиомедимнам. Впрочем, если к первым трем
классам вообще принадлежали только землевладельцы, то едва ли в первом классе и было много неэвпатридов. В совет, буле (pooXf|), о котором мы будем говорить после3, могли избираться лица первых трех классов, фетам же Солон дал право участвовать только в народном собрании, экклесии (вхх^Ла^а)» и в суди1 См. выше. С. 119. 2 Интересно, что в Аттике геоморами назывались крестьяне, тогда как в других местах это название обозначало знать (напр., гаморы в Сиракузах). См. ниже, с. 201. 3 См. гл. X. лшцах, дикастериях (5ixaorr|piov). Пользовавшиеся большими
правами несли и более тяжелые повинности в пользу государства. На первый класс возложена была обязанность участвовать в сооружении кораблей, в устройстве публичных празднеств и т. п., а также личная военная служба с хорошим вооружением и на конях, тогда как феты должны были выходить на войну легковооруженными (щит, лук и стрелы) или делались гребцами на военных судах. От гиппеев и зевгитов требовалось полное вооружение (шлем, латы, копье), но одни участвовали в коннице, а другие — в пехоте (были гоплитами) . Что в основу деления граждан на классы был положен именно тимократический принцип, это между прочим засвидетельствовано Аристотелем, говорящим, что Солон «дал каждому право на соответствующую величине его достояния должность». Интересно, что это соотношение между правами и достатком, введенное Солоном, никогда не отменялось, и еще во времена Аристотеля, т. е. через два с половиною века после реформы, оно формально имело законную силу. Указав на то, что феты были исключены из права занимать должности, Аристотель прибавляет: «поэтому-то и теперь даже, если спрашивают кого-либо желающего подвергнуться жеребьевке на должность, к какому классу он принадлежит, едва ли кто скажет, что к фетам»1. Только из пентакосиомедимнов выбирались и заведовавшие государственной казной тамии (tapiai, казначеи), и этим законом, говорит Аристотель, «и до сих пор пользуются», так как он «все еще в силе», хотя и не на практике: в эпоху развития демократии за исполнение обязанностей «казначеев Афин» брались люди весьма бедные2. Насколько это солоновское деление афинских граждан на классы было создано только самим реформатором и насколько оно уже было подготовлено предыдущими фактическими отношениями, сказать трудно. Вероятно, классы гиппеев, зевгитов и фетов имеют бытовое происхождение, первый же класс создан был искусственно, и одно Солону пришлось только фиксировать и легализировать, а другое установлять вновь. Во всяком случае основной мыслью реформы было соразмерить политические права с тяжестью лежащих на лице по отношению к государству обязанностей, что влекло за собой зависимость этих прав не от 1 Аристотель. История и обзор афинского государственного устройства/ пер. А. Ловягина. СПб., 1895. С. 11. 2 Там же. С. 13, 79. происхождения, а от материального достатка. Свою задачу «диаллакта», т. е. примирителя или посредника, Солон понял именно в смысле удовлетворения обеих сторон, враждовавших между собой, как это он и сам говорит в своих элегиях1. На деле вышло совсем не то. Мы уже знакомы с мерами Солона, касавшимися экономических отношений Аттики, и нам понятны будут следующие слова Аристотеля: «одновременно случилось, что и знатные стали к нему относиться враждебно из-за уничтожения долгов, и обе партии изменили свой взгляд на него, потому что установление им государственного строя совершилось не по их желанию; народ надеялся на полный дележ имуществ, знатные же думали, что он им даст или опять прежние порядки, или произведет лишь незначительную перемену»2. Вскоре после того, как Солон провел свою политическую реформу, в Афинах
произошли новые смуты. Они мешали даже ставить архонтов, а один раз избранный архонт скоро был лишен должности насильно. В другом месте мы остановимся подробнее на этих событиях в связи с историей тирании и демократии в Афинах, но тут нелишним будет отметить, какие партии боролись между собою в Аттике в это время. Это покажет нам, какие социальные элементы хотел сочетать Солон в своей тимократической системе. Как ни мала была Аттика, в ней различались три отдельные части, и в каждой из них преобладание принадлежало одному какому-либо общественному классу, хотя вождями всех трех были эвпатриды. Земли эвпатридов лежали в лучшей части Аттики, носившей название Педиона (Пебюу), т. е. Равнины, откуда и жители её назывались педиэями (лебшйп). Прибрежная часть страны, бывшая известной под именем Паралии, среди своего населения в качестве наиболее влиятельного класса имела немало зажиточных людей, разбогатевших от торговли и составивших зерно партии паралиев (яараАмн). Наконец, нагорная часть Аттики, Диакрия, была по составу своего населения наиболее демократической, и по имени этой 1 Дал я народу из прав лишь такие, каких ему нужно, Чести его не лишил, не дал и лишней зато, Тем же, кто силу имели, богатством владея огромным, Тем я дал также понять, где их захватам предел. 2 Аристотель. История и обзор афинского государственного устройства/ пер. А. Ловягина. СПб., 1895. С. 17. местности сама партия, поддерживавшая требования народа, носила название диакриев. Хотя партии и имели клички, «взятые, как выражается Аристотель, от мест, где они (т. е. их представители) обрабатывали землю», но на самом деле в основе этого деления лежало классовое начало: педиэи были аристократы, диакрии — демократы, а паралии были своего рода средним сословием. О последних Аристотель говорит, что они были приверженцами «средней политии» (xr|v pecrr|v 7roXi8iav), что можно понимать в смысле сочувствия к строю, введенному Солоном, хотя, с другой стороны, люди, сильные движимым имуществом, но слабые в земельном отношении, конечно, не могли быть довольны своим исключением из права занятия государственных должностей. Особенно недовольны были, однако, педиэи общим духом реформы Солона, а диакрии — тем, что он не согласился произвести общий раздел поземельной собственности, и к этой третьей партии, по свидетельству Аристотеля, «из бедности примкнули те, кто
были лишены уплаты должных им сумм, а из страха те, кто были сомнительного происхождения», т. е. не были чистыми афинянами. Из этой-то борьбы и возникла в Афинах тирания, о которой речь будет идти в следующей главе. Теперь рассмотрим, как произошло и какое значение имело разделение римского населения на пять классов, в состав которых вошли одинаково и патриции, и плебеи. К сожалению, у нас нет точных исторических данных, чтобы иметь право говорить о возникновении римских имущественных классов с такой же уверенностью, с какой мы можем говорить, по крайней мере о главных очертаниях реформы Солона. Римская традиционная история относит начало деления римлян на пять классов ко времени предпоследнего римского царя Сервия Туллия в середине VI в. до Р. X. Хотя это время — более позднее сравнительно с солоновским в Афинах, но общее состояние исторических источников для ранних эпох жизни Рима таково, что верить им во всем нельзя, даже по отношению к менее отдаленным от вполне достоверной эпохи временам, нежели конец царского периода. Дело в том однако, что в Риме, вероятно, еще при царях плебеи, стоявшие сначала вне
государственной общины, были включены в ее состав, и вместе с тем рядом с родовой организацией патрициата была создана общая гражданская организация, в которой разница между патрициями и плебеями исчезала. В последнем отношении так называемую реформу Сервия Туллия можно сравнивать с солоновой, как для включения плебса в государственную общину мы имеем аналогичное явление в афинской же реформе Клисфена, принявшего в число граждан метеков, о чем будет говориться ниже1. Но вопрос еще в том, можно ли проводить аналогию между реформами Солона и Сервия Туллия до конца, т. е. утверждать, что порождены были обе реформы одинаковыми обстоятельствами и что в обоих случаях имелось в виду
достигнуть одной и той же цели. Ответ на этот вопрос, кажется, возможен только отрицательный. Афинская тимократическая конституция Солона была результатом борьбы внутри самой гражданской общины, попыткой ее умиротворения, своего рода компромиссом, чем-то средним между аристократией и
демократией, но в Риме дело происходило иначе, и борьба между патрициями и плебеями началась уже после того, как те и другие слились в одну общину. Поэтому никак нельзя думать, что в основе конституции Сервия Туллия лежала тимократическая идея. Задумано было деление лиц, принадлежавших к обоим сословиям, на имущественные классы, нужно полагать, совсем по другим причинам, но что результат этого деления был
совершенно такой же, как будто имелось в виду осуществить в Риме тимократический принцип, в этом уже для нас не может
быть ни малейшего сомнения. Вероятно, в основе конституции Сервия Туллия лежало желание — этого ли или какого-либо другого царя и даже
самих патрициев — привлечь плебс к участию в войске, и вот обязанность военной службы и материальной помощи государству была перенесена с граждан, как граждан, на имущих (locupletes2), среди которых могли быть и граждане, и простые обыватели, т. е. воинская повинность переносилась с лица на имущество. (Вспомним, что и в Афинах деление на классы имело отношение также к отбыванию воинской повинности.) Участвовать в войске должен был каждый земельный собственник в возрасте между 18 и 60 годами, и по величине земельных участков всё население государственной территории Рима было разделено на пять классов (classes) с имуществом в 1 См. гл. XI. 2 Locuples (от locum и plere) значит занимающий (наполняющий) место, т. е. имеющий землю, оседлый (assiduus). 100 т., 75 т., 50 т., 25 т. и 12 т. ассов. Не нужно забывать, что
асе был мелкой монетной единицей, и если около 500 г. до Р. X. он действительно стоил лишь копеек 13— 15, то для включения в первый класс нужно было иметь собственность тысяч 13 — 15 р. Кто больше имел земли, тот должен был являться на войну и в лучшем вооружении, самые же богатые из патрициев и плебеев должны были выступать в поход на конях. Каждый класс выставлял известное количество цент урий (сотен), а именно: первый класс с всадниками — 98, в частности, 80 пеших и 18 конных, второй, третий и четвертый — по 20, пятый — 30, да вне классов было ещё пять центурий, в состав которых входили «считавшиеся по головам» (capite censi), т. е. подушно, а не поимущественно, ремесленники и самые бедные, могшие служить государству только своим потомством, откуда их название — пролет арии (от proles, потомство). О том, почему получились такие цифры центурий, можно только делать догадки, но достоверного мы ничего не знаем. Быть может, имущество в 100 т. ассов было полным земельным наделом, рядом с которым были участки в 3/4, У2, V и У8 этого надела, и может быть, числовые отношения всех участков были такие, что на 80 владельцев первого класса приходилось брать по 20 второго, третьего и четвертого и по 30 пятого, но результат был тот, что из всех 193 центурий, на которые были разделены и патриции, и плебеи, приходилось на конницу и первый класс пехоты больше половины, т. е., как мы видели, 98 центурий. Какое это имело значение для политической жизни Рима, мы сейчас увидим, но нужно еще помнить, что число центурий в Риме долго не
увеличивалось и что с течением времени центурия перестала соответствовать по численности своих членов собственному наименованию, перестала быть сотней. Тесная связь деления на классы с устройством войска указывает на военное происхождение центуриатной организации, но в древности войско есть в сущности только вооруженный народ, и собрание войска часто превращается в народное собрание. Старая родовая организация патрициев имела свои народные сходки по куриям, теперь возникли (как, мы не знаем) народные сходки по центуриям. Сначала, конечно, куриатные комиции оставались истинными выразительницами народных желаний, но мало-помалу комиции центуриатные, в эпоху своего возникновения имевшие, вероятно, самые скромные функции, расширили свою компетенцию и сделались по некоторым вопросам, так сказать, главной формой народных собраний Рима. Голосование в них происходило по центуриям. Первыми голосовали всаднические центурии, потом центурии первого класса и т. д., и если всадники и первый класс были между собою согласны, то дело решалось так, как они того желали: ведь их было 98 из 193, т. е. больше половины общего числа центурий. Таким образом, наиболее зажиточные граждане без различия происхождения пользовались благодаря такой системе голосования перевесом в политической жизни Рима — и это как раз ещё в ту эпоху, когда во многих других отношениях между патрициями и плебсом существовала непроходимая пропасть; впоследствии плебеи получили еще свою особую организацию с трибунами во главе. Как бы то ни было, результат от сервиевой реформы получился тимократический, и даже могло казаться, что реформа была задумана в смысле сознательной замены родовой привилегии привилегией имущественной. Если, однако, в основе центуриатной организации не было тимократического принципа и лишь впоследствии от нее получился тимократический результат, то это ещё вовсе не может служить каким-нибудь аргументом против другого положения, а именно против того, что в Риме довольно рано богатство стало служить источником привилегий для некоторой, особенно зажиточной, части плебса. Сенат был первоначально чисто патрицианским учреждением, но после изгнания царей в него были допущены и плебеи. Правда, они не носили титула «отцов» (patres), а были только «приписными» (conscripti), не имели права на отличительные знаки сенаторского звания и «выражали свои мнения при помощи ног»1, т. е. переходом на ту или другую сторону, но все-таки они входили в состав высшей коллегии государства. Раз попав в сенат, богатые плебеи стремились и на будущее время удерживаться на своих местах, откуда и ведут своё начало плебейские элементы будущего нобилитета. Хотя зажиточная часть плебса и не была равноправна с родовою знатью, но умела и для себя извлекать выгоды из привилегий этой знати. И патриции, и богачи из плебеев одинаково обогащались, беря на откуп взимание государственных доходов, ссужая деньги под высокие проценты, пользуясь чуть не даром 1 Pedibus in sententiam ire, как выражались патриции. государственными землями и т. д. Только близорукая замкнутость патрицианской знати держала более богатую часть плебса в загоне по отношению к другим привилегиям, что влекло за собою борьбу. В начале V в. весь плебс получил свою особую организацию с плебейскими трибунами во главе1, но ввиду того, что в самом плебсе было разделение между богатыми и бедными, политика трибунов должна была получить двойственный характер: им приходилось или быть защитниками бедных, для чего они и были учреждены, или играть роль вождей богатой части плебса в ее борьбе с патрициями за равноправность. Положение этой части незнатных граждан было тоже двойственное, ибо тяготела она к патрициату, а опираться должна была на народ. Для нее центуриатные комиции с их тимократическим характером были наиболее сподручной формою участия в государственных делах. Когда наконец последовало уравнение прав, богатые патрицианские и плебейские элементы слились в нобилитет с его чисто плутократической основой и олигархическими тенденциями. Как мы видим, в Афинах и в Риме социальная и политическая эволюция совершалась неодинаково, но в направлении ее было нечто общее и здесь, и там.
Скан. • Текст взят из: Город-государство античного мира / Н.Кареев. - М.: Вече, 2018. - 352 с.: ил. - (Античный мир); Государство-город античного мира : опыт исторического построения политической и социальной эволюции античных гражданских общин. - М., 2014. - (В помощь студенту- историку); — скан в ГПИБ