Юровский Л. Н. Впечатления. Статьи 1916—1918 годов
Сост., предисл. и коммент. А. Ю. Мельникова.
М., 2010.
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА[править]
Много и часто говорили в течение последних месяцев о том, что стране угрожает гражданская война, говорили в надежде предупредить тот фазис революции, который наиболее страшен и опасен для самого её исхода. Ныне этот фазис наступил, и гражданская война налицо. Критические дни пришли гораздо скорее, чем это можно было ожидать, и дело революции — в смертельной опасности. Надо признать прямо и без обиняков: положение настолько трудно, что, кажется, никто не видит сколько-нибудь надёжного выхода из него. Надо «работать и не отчаиваться» и верить в свою страну. Больше мы ничего не знаем.
Элементы гражданской войны в высшей степени сложны, противоречивы, не всегда уловимы. Большевики с одной стороны и черносотенцы — с другой, фанатики-интернационалисты и государственные изменники, люди голодные и люди подкупленные, часть бывшего подполья, не могущая приспособиться к новым условиям политической жизни, и бывший полицейский участок, который не желает примириться с ними, люди усталые, которые хотят только мира и разрешения разойтись по домам, и люди беспокойные, готовые приветствовать всякое восстание уже потому, что это удовлетворяет их стремлению к авантюре, — всё это и ещё многое другое встретилось в одном лагере, не склонном теперь признавать никакую власть, — лагере противогосударственном по самому существу своих настроений. По одну сторону этот лагерь, по другую сторону — революционная власть, и между ними — борьба в самой острой форме — борьба, в которой обе стороны уже взялись за оружие, в которой политический и моральный авторитет уже не действует, и на первый план выступил вопрос о силе: это и есть гражданская война.
Но она происходит не между революционной властью и течениями контрреволюционными в тесном смысле слова. Конечно, не исчезли сторонники старого порядка, и всякий раз, как где-нибудь — в Петрограде, в Нижнем Новгороде или на фронте — завязывается сложный узел и вспыхивает бунт, — всякий раз обнаруживается где-либо на сцене фигура агитатора, не столь давно состоявшего на службе в охранном отделении. Но черносотенные лозунги имеют пока лишь второстепенное значение, если не считать отдельных уголков России. Сторонники старого порядка не обнаруживают своего подлинного лица, ибо почвы для контрреволюционной агитации в общем в стране, очевидно, нет. Революция борется не с контрреволюцией, а с анархией.
Если в первом фазисе нашего революционного процесса речь шла о том, чтобы приобщить к власти революционно-социалистические круги, если во втором фазисе борьба велась под лозунгами «долой буржуазных министров» и «вся власть советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов», то теперь, когда последний лозунг практически осуществлён, борьба ведётся уже против самих советов. Кто-то из видных общественных деятелей охарактеризовал нынешний период так: «советы рабочих и солдатских депутатов борются с анархией — в этом суть совершающихся событий». Мне думается, что это — правильное определение.
Советы ещё пользуются среди широких масс авторитетом, и они являются сейчас единственными органами, имеющими авторитет. Но это уже не то, что было два-три месяца назад. Уже Петроград показал это наглядно. Он показал это 11 -го июня и снова подтвердил в кровавые июльские дни. А вести из провинции почти также красноречивы, как петроградские сообщения. Разве не пришлось силой восстанавливать в Нижнем Новгороде пошатнувшийся авторитет совета солдатских депутатов, раскассированного взбунтовавшимися эвакуированными и поддержавшим их полком? Лица, которым приходится встречаться с провинциальными деятелями, знают, что жалобы на недостаточную силу и власть советов постоянны. В Туле, в Ельце, во Владимире, в Рязани, в Липецке, в Ярославле и в десятках других городов, где были эксцессы и где их не было, — всюду жалуются на то, что власть советов, особенно советов солдатских депутатов, уже недостаточно сильна, чтобы обеспечить устойчивость порядка. Им самим уже доверяют лишь постольку, поскольку они плывут по течению и принимают все лозунги толпы. Там, где они поддерживают центральную революционную власть, они то и дело отрываются от той самой массы, из которой они вышли. Трагизм положения заключается именно в том, что органы безусловно революционные и безусловно демократические тоже начинают чувствовать, что почва колеблется под их ногами. Дальше идти некуда. Больше революция ничего не в состоянии дать. Новые уступки невозможны, и власти остаётся только удерживать государство силой на краю пропасти.
В данный момент главная опасность идёт со стороны солдат. Полки, отказывающиеся отправиться на фронт, эвакуированные, заявляющие, что они поедут в действующую армию лишь тогда, когда будут переловлены в тылу «все окопавшиеся буржуи», старые солдаты, настойчиво требующие, чтобы их послали на сельскохозяйственные работы домой, — всё это — горючий материал, воспламеняющийся, когда власть начинает настаивать на выполнении своих приказов. И с того момента, когда революционно-общественные организации требуют подчинения революционным властям, они также рискуют утратить своё влияние и свою силу, ибо массы перестают видеть в них своих истинных представителей и перестают подчиняться им.
В нашей государственной и общественной жизни исчезло психологическое звено, являющееся наиболее крепкой и надёжной социальной спайкой: это — доверие. Кому-нибудь же нужно доверять, иначе общественная жизнь невозможна. Нельзя построить государство на принципе homo homini lupus est. Если взаимное доверие исчезает даже в пределах отдельных классов и групп, если люди перестают верить своим собственным представителям, то это значит, что разрушительный процесс достиг опаснейших пределов. В Нижнем Новгороде эвакуированные кричали, что члены сед. — буржуи, которым верить нельзя. На этой грани нет уже классовой борьбы, а начинается война всех против всех. Это — не просто гражданская война, это — один из худших видов её.
В трудные дни, когда ещё и внешний враг прорвал наш фронт, не время считать ошибки и попрекать друг друга. В эти дни определённее должно быть намечено, кто по какую сторону революции, и теснее должны сплотиться те силы, которые готовы спасать государство и революционные завоевания. Гражданская война всё равно началась. В этой войне революционная власть должна либо восторжествовать, либо погибнуть. А чтобы восторжествовать, она должна прежде всего дать себе ясный отчёт, что война налицо.
«Русские Ведомости», 11(24) июля 1917 года, № 156, с. 3.
КОММЕНТАРИИ[править]
Стр. 51. «Советы еще пользуются среди широких масс авторитетом, и они являются сейчас единственными органами, имеющими авторитет. Но это уже не то, что было два-три месяца назад. Уже Петроград показал это наглядно. Он показал это 11-го июня…» — Имеется в виду, по-видимому, собрание 11 июня Петроградского Совета, в ходе которого около ста его членов (включая большевиков) собрались для обсуждения событий предшествующих дней. Начиная с 1 июня большевики готовили восстание и захват власти в Петрограде, на 10 июня была запланирована вооружённая демонстрация, 9 июня большевистские агитаторы были направлены в казармы и на фабрики, в середине дня в городе были расклеены большевистские листовки. Как только о намерении большевиков узнал открывшийся 3 июня 1-й съезд Советов, было проголосовано постановление об отмене демонстрации. Сообщить об этом в рабочие кварталы и казармы были отправлены агитаторы. Вооружённое восстание большевиков было предотвращено. 11 июня выступавший в Петроградском Совете от имени меньшевиков Ф. И. Дан предложил резолюцию, запрещавшую каким-либо партиям проводить демонстрации без ведома Совета и разрешающий привлекать вооружённые отряды только там, где демонстрации организовывали сами Советы. Эта мягкая резолюция была проголосована.
Альтернативой был подход И. Г. Церетели, который ясно понимал суть происходящего: «То, что произошло, является не чем иным, как заговором, заговором для низвержения правительства и захвата власти большевиками, которые знают, что другим путём эта власть им никогда не достанется. Заговор был обезврежен в момент, когда мы его раскрыли. Но завтра он может повториться. Говорят, что контрреволюция подняла голову. Это неверно. Контрреволюция не подняла голову, а поникла головой. Контрреволюция может проникнуть к нам только через одну дверь: через большевиков. То, что делают теперь большевики, это уже не идейная пропаганда, это заговор. Оружие критики сменяется критикой оружия. Пусть же извинят нас большевики, теперь мы перейдём к другим мерам борьбы. У тех революционеров, которые не умеют достойно держать в своих руках оружие, нужно это оружие отнять. Большевиков надо обезоружить. Нельзя оставить в их руках те слишком большие технические средства, которые они до сих пор имели. Нельзя оставить в их руках пулемётов и оружия. Заговоров мы не допустим.» — См. по вопросу захватывающе написанные страницы в книге — Ричард Пайпс, Русская революция, ч. 2, Москва, РОССПЭН, 1994, с. 88-91.
Стр. 53. homo homini lupus est (лат.) — человек человеку волк.