Глава IV. Усыновление и выход из семьи
Необходимость продолжать беспрерывно домашний культ служила основанием права усыновления у древних. Та же самая религия, которая обязывала мужчину жениться, которая расторгала брак в случае бесплодия жены, которая заменяла мужа родственником в случае его неспособности или преждевременной смерти, представляла семье еще одно последнее средство для избежания страшного несчастия, каким являлось прекращение рода; средством этим было право усыновления.
«Тот, кому природа не дала сына, может усыновить себе такового, дабы могильные церемонии не прекращались», — так говорит древний законодатель индусов. У нас сохранилась любопытная речь одного афинского оратора в процессе, в котором оспаривалась у одного усыновленного законность его усыновления. Защитник показывает нам прежде всего, какими мотивами руководились при усыновлении постороннего: «Менекл, — говорит он, — не хотел умереть бездетным; он стремился оставить после себя кого-нибудь, кто бы его похоронил и затем совершал бы обряды погребального культа». Далее защитник указывает, что произойдет, если судебный трибунал признает усыновление недействительным, что произойдет не с усыновленным, а с тем, кто его усыновил; Менекл умер, но главную роль играют все же интересы Менекла. «Если вы признаете несуществующим мое усыновление, то вы сделаете то, что Менекл умер, не оставив сына после себя, и вследствие этого никто не будет приносить в честь его жертв, никто не совершит могильных приношений, и Менекл останется без культа».
Усыновить себе сына — это значило заботиться о непрерывном существовании домашней религии, о благоденствии очага, о продолжении могильных приношений, о спокойствии манов предков. Весь смысл существования этого института (усыновления) заключался в необходимости устранить возможность исчезновения семьи, смерти культа, отсюда следовало, что усыновлять имел право лишь тот, у кого не было собственных сыновей. Закон индусов точен в этом отношении. Не менее его точен и закон афинский. Вся защитительная речь Демосфена против Леохара служит тому доказательством. Что же касается римского права, то здесь мы не имеем ни одного прямого свидетельства, которое доказывало бы то же самое; мы знаем только, что во времена Гая один и тот же человек мог иметь сыновей по крови и по усыновлению. Впрочем, кажется, что этот пункт не был еще принят в праве во времена Цицерона, так как в одной из своих речей оратор выражается таким образом: «На каком праве основывается усыновление? Не должен ли усыновитель совершить его лишь в том возрасте, когда детей более невозможно иметь, и не должен ли он был принять предварительно все меры к тому, чтобы иметь собственных детей? Усыновлять — это значит требовать от религии и закона того, чего нельзя было получить от природы». Цицерон нападает на усыновление Клавдия на том основании, что усыновивший его человек имеет уже сына, и Цицерон восклицает, что подобное усыновление противно религии.
Усыновляя кого-нибудь, нужно было прежде всего посвятить его в свой культ, «ввести его в свою домашнюю религию, приблизить к своим пенатам». Поэтому усыновление совершалось при помощи религиозного обряда, очень похожего, по-видимому, на тот, который совершался при рождении сына. В силу этого обряда новый член допускался к очагу и присоединялся к религии. Боги, священные предметы, ритуал, молитвы — все становилось у него общим с его приемным отцом; о нем говорили, что он in sacra transit, перешел в культ своей новой семьи.
Этим же самым он отрекался от культа прежней семьи. Действительно, мы видели, что по древним верованиям человек не мог приносить жертвы двум очагам и чтить два ряда предков; и как только он был принят в новый дом, отчий дом становился ему чужим. Он не имел более ничего общего с тем очагом, у которого он родился; он не мог совершать более могильных приношений своим предкам. Узы рождения были уничтожены, новые узы, узы культа, имели теперь главное значение.
Человек становился настолько чуждым своей прежней семье, что в случае его смерти его родной отец не имел права устроить ему погребение и сопровождать до могилы его останки. Усыновленный человек не имел более права возвратиться в свою прежнюю семью, и лишь только в том случае закон дозволял это ему, если, имея сына, он оставлял его вместо себя в усыновившей его семье. Считалось, что так как продолжение семьи обеспечено, то он может из нее выйти. Но в таком случае он порывал всякую связь со своим собственным сыном.
Усыновлению соответствовал, как его дополнение, выход из семьи. Для того, чтобы человек мог войти в новую семью, необходимо было, чтобы он имел возможность выйти из прежней, т. е. чтобы он был освобожден от ее религии. Главным следствием выхода из семьи было отречение от культа родной семьи, в которой человек родился. Знаменательно название, которым римляне обозначали этот акт sacrorum detestatio. Выделенный сын не был более ни по религии, ни по праву членом семьи.