Пантелеймон Романов
ГРИБОК
[править]Источник: Пантелеймон Романов; Избранные произведения.
Изд-во «Художественная литература», Москва, 1988.
Около обвалившегося деревянного дома, выстроенного два года назад, стояла толпа тесным кружком, головами внутрь, и что-то рассматривала.
— Что такое там? — спрашивали вновь подбегавшие.
— Грибок нашли.
— Какой грибок?
— А вот дом отчего обвалился. Сейчас инженер говорил.
В середине толпы стоял рабочий с техническим значком на фуражке, очевидно, железнодоро-жник, и рассматривал что-то невидимое, держа двумя пальцами, как рассматривают блоху.
— Вот он, сволочь, — сказал рабочий, — поработал два года, — дом и загудел.
К нему наклонились головами.
— Что ж не видно-то ничего? — спросил малый в больших сапогах.
— А ты увидеть захотел? Наставь трубу хорошую, вот и увидишь.
— Самоварную — на что лучше, — сказал кто-то.
— А какой он из себя-то?
— «Какой»… да никакой, просто на вид — плесень и больше ничего.
— И целые дома валит?!
— А как же ты думал… Он как заведется, так и начинает точить, — вишь, вон, целую слободу для рабочих выстроили, а спроси, надолго это?
Из дома напротив вышла женщина с подоткнутым подолом и с помойным ведром и крикнула:
— Ну, чего тут выстроились, чего не видали? Настроили тут. Двух лет не прошло, как он завалился…
— Ты бормочешь, а сама не знаешь что, — сказал железнодорожник, — вот на другой год у нее завалится, а виноваты мы будем. Поди, объясняй вот таким-то — отчего дом у нее завалился.
— …а дома на стену повесить ничего нельзя, — все зеленое делается.
Железнодорожник посмотрел грустно на женщину и сказал:
— Чертушка! Ведь у тебя грибок и есть, самый настоящий.
— Чего?
— Грибок, говорю, у тебя.
— Поди ты кобыле под хвост! — сказала женщина, плюнув. — Борода в аршин выросла, а он все зубы чешет. Она еще раз со злобой плюнула и ушла.
— Не понимает!.. У нее грибок растет, а она только плюется.
— Вот от этого-то невежества все и горе. Тут не то что отдельные дома, скоро целыми улицами начнет валиться, — сказал человек в двубортном пиджаке.
— Да, ядовитый, сволочь, — сказал малый в больших сапогах, растирая что-то на пальцах. — Вот у нас, на нашей улице, четырехэтажный дом рухнул, до крыши еще не довели, а он, сволочь, его уж обработал.
На него покосились.
— Что ж, он и камень, что ли, грызет?
— А нешто дом-то каменный был?
— А какой же тебе еще?..
— А что ж, он и каменный своротит, — сказал кто-то.
— А как же его узнавать, что он есть? — спросил малый.
— Как узнавать? Воткни топор в стену: если вода выступит, значит, он тут и есть.
— Слюни, сволочь, пускает?
— Я уж не знаю, что он там пускает, а только если жижа выступит, значит, он тут.
— Ну, пропало дело, — сказал человек в двубортном пиджаке. — У нас целую слободу выстроили, у всех слюни пускает.
— Теперь на постройку без трубы и не показывайся, — сказал малый в больших сапогах.
— А ежели его сушить начать? — спросил кто-то.
— Кого сушить? — спросил, недоброжелательно покосившись, железнодорожник.
— Да вот его-то…
— Сверху высушишь, а он в середку уйдет.
— Ежели эта гадость завелась, так ее не высушишь, — сказал кто-то. — Ежели только сжечь, ну, тогда еще, может быть.
— Вот бы этой бабе, что ведро выливала, услужить… вон она опять вылезла. Эй, тетка, хочешь у тебя грибок выведем?
— Жене своей выведи, косолапый черт!..
— Обиделась…
— Темнота… Живет человек и не знает, что небось какой-нибудь год и осталось ей, а потом не хуже этого вот. Тоже вот так-то соберется народ, а она, ежели ее не придушить, будет вопить на всю улицу, на строителей все валить. Ты ей про грибок, а она на стену лезет.
— Вон, материал везут.
Все оглянулись: в стороне по мостовой ехали мужики с подводами.
— Тоже небось захватили его. А сидят себе, зевают по сторонам, как будто так и надо.
— Эй, вы, чертушки! Небось заразу везете? — крикнул им малый.
Передний мужик натянул вожжи.
— Чего?
— То-то вот — «чего»… Пойдем-ка, поглядим.
Все толпой подошли к возчикам.
— Дай-ка топор-то, — сказал малый в больших сапогах.
— На что тебе топор?
— Да ну, давай, много не разговаривай!
Мужик нехотя дал топор.
— Слезай к чертовой матери.
— Что ты, ошалел, что ли?
— Слезай, не разговаривай.
— Да руби, чего ты на него смотришь! — крикнули из толпы. Мужик как ошпаренный отлетел от своих дрог с лесом. Малый размахнулся и всадил топор в бревно. Все бросились, головами вместе, смотреть.
— Во-во! Пустил слюни, пустил! — закричали ближние
— Ах, сволочь! Скажи, пожалуйста!
— Ну, садись, дядя, вот твой топор. Добро хорошее приволок, нечего сказать!
Мужик молча сел, тронул лошадь и долго поглядывал с опаской на бревна, точно ожидая, что они под ним взорвутся, потом, оглянувшись на толпу, плюнул и хмуро поехал дальше.