Антуан Тома
[править]Два стихотворения
[править]Должности общежития
Из сочинений господина Томаса
Проснись, о смертный человек!
И сделайся полезным свету;
Последуй истины совету:
В беспечности не трать свой век.
Летит не возвращаясь время, —
Спеши пороков свергнуть бремя:
Заутра смерть тебя ссечет,
Во гроб заутра вовлечет.
Ты ль хочешь слыть словесна тварь,
Весь в подлу праздность погруженный!
Твой ею ум изнеможенный
Страстей твоих коль слабый царь!
Не с тем ли человек родится,
Да в жизни действует, трудится?
В бездействии порочном жить
Есть прежде смерти мертвым быть.
Взведи, беспечный, о́крест взор
На мира здание прекрасно;
Коль твари в нем текут согласно!
Коль строен оных зрится хор!
Не все ли тщатся совокупно
Свой долг исполнить непреступно?
На месте всё своем стоит;
Союз взаимный всё крепит.
Воздушну густость чистит ветр,
Но воздух жмет в пределах воды;
Чтоб жатвой угобзить народы,
Бьет влага из подземных недр;
Браздами восприято семя
Приносит плод в урочно время;
Огнь есть питание всему,
Огню всё пища самому.
Но ты, что дар поемлешь свой,
Ты, тварь, всем тварям предпочтенна,
Душей бессмертной одаренна,
Мечтаешь, что на круг земной
Ты брошен на конец безвестный,
Лишь праздный зритель поднебесной!
Един вне общей связи ты,
Вне всех томящей суеты!
Еще как не был ты рожден,
Тебе заслуги показали,
Законы предки написали,
В твой щит воздвигли крепость стен;
Чрез попечения несчетны,
Чрез труд и опыт долголетны,
Приуготовили, любя
Свой род, науки для тебя.
Тот кров, где ты без страху спишь,
Спокойность твоего жилища,
И хлеб, твоя всегдашня пища,
Чем мочь утраченну крепишь,
Твои довольствия, утехи
И самы нужды, неуспехи
Тебе немолчно вопиют,
Чтоб ты любил полезный труд.
Скажи мне, отчество заслуг
Твоих сколь много ощутило?
О, если б хоть сие пронзило
Воспоминание твой дух!
Иль ждешь, чтобы гражданства члены,
Отчаясь твоея премены,
Живого плакали тебя,
О том, что у́мрешь, не скорбя.
О, срам и студ Европы всей,
Плачевна наших дней судьбина!
Любезна должность гражданина
Забвенна ныне у людей!
Источник общих благ и сила,
Священна титла, что родила
Великих свету душ, увы!
У нас презреннее плевы.
Отечества воспомни труд,
Питало как тебя в младенстве;
Печется о твоем блаженстве
Законов страж, что пишет суд;
Герои, тучей стрел покрыты,
Падут для твоея защиты,
Не зря на ток кровей своих.
Скажи, что сделал ты для них?
То имя сына и отца,
Что толь всем мило и прелестно,
Тебе ли будет неизвестно!
Где толь бесчувственны сердца?
Воззри на варваров примеры:
Гурон среди своей пещеры,
Внутрь обагренных кровью стен,
Вкушает сладость сих имен.
Любви его предлог драгой
К нему веселы мещет взгляды,
Усмешкой множит в нем отрады,
Дарит по трудностях покой;
Отец, покрытый сединою,
Лежит, склонясь к нему главою:
Взгляни, как сын невинных лет
Его, лобзая, к персям жмет!
А ты, натуры отщетясь,
Народных бегая соборов
И кроясь в темноте затворов,
Прервал с собой всю мира связь.
Сквозь знаки на лице угрюмы
В тебе бесплодны видны думы;
Без упражнения и дел,
О, как твой дух оледенел!
Хотя б огнь дружбы распалил
Сию во стоике холодность
И жизни строгия бесплодность
На пользу ближних преклонил!
Что сердцу каждого противно,
Ты снесть то можешь терпеливно,
Оставить свет и не вкусить
Драгих утех, любиму быть!
Ты знай, что дружба ищет душ,
К похвальным действам устремленных;
Не любит мест уединенных
Ее от сердца чтущий муж.
Кто друг, бесчувственность пустынна
Творит того тяжчайше винна;
Без действа мыслей правота
Пустая только есть мечта.
Наш долг друг другу помогать,
На возраст не смотря и чи́ны;
Правдивы движут нас причины
Единокровных подкреплять.
Богач! ты нищего насы́ти,
Могущий, слабого защи́ти,
Мудрец, невежду умудри,
Щадите подданных, цари.
Ты спишь, а вкруг тебя обстав,
Несчастны тяжко воздыхают,
Беды отечество терзают,
Пороки топчут святость прав!
Ты спишь, мы сетуем и просим,
Мы скорбный глас к тебе возносим!
Простри твой слух: от всех сторон
Плачевный слышен вопль и стон.
Коль много жалостных сирот!
Вдовиц, близ врат стоящих ада,
И старцев, тающих от глада,
Предавших отчеству живот!
В оковы тяжки заключенных,
Страдать безвинно осужденных!
Коль много слезной нищеты
И хлад терпящей наготы!
Ах! ужаснися, трепещи,
Чтоб раздраженные их тени,
Восстав из преисподней сени,
Во дни являясь и в нощи,
Рыдать не стали пред тобою,
Что ты кончины их виною.
Убойся фурий ты лица,
Что мучат злобные сердца.
«Как? мне стать жертвовать собой
Блаженству душ неблагодарных,
Льстецов, угодников коварных,
Корысти ищущих одной!
Они, исполненные злобы,
Пронзают тех самых утробы,
Что их питают и щедрят;
Они отцов своих губят.
Всё в мире жертва иль тиран;
Невинность силе уступает;
Таланты злато помрачает;
Закон от счастия попран.
Людей преступных от успеха
Доброте там моей помеха.
Дай мне в пещере сей умреть,
Я света не могу терпеть».
Итак, тебя порок страшит,
Не терпишь ты сердец развратных!
Увы, для следствий неприятных
Из света праведник бежит!
Но если мудрость преселится
И честь от смертных удалится,
Каков, скажи мне, будет свет,
Добро́та в коем не живет?
Должна ль она себя скрывать
В пещеры мрачны и глубоки,
Тогда как царствуют пороки,
Права осуждены молчать?
Ах! верь, нет лучшего предмета,
Служаща к украшенью света,
Как непорочный человек,
Кой злости вход к себе пресек.
Вожди и мудрые земли,
Прямые человеков други,
Являли им свои заслуги,
Хоть в них достоинств не нашли.
Ты, вместо чтоб кого оставить,
Потщись щедротой злых исправить,
Без исключенья всем служи,
Неблагодарных обяжи.
Что нужды дани ждать от них?
Твоя прехвальна добродетель,
И бог души твоей свидетель,
Мала ли мзда заслуг твоих?
Тем вящще честь твоя блистает,
Что низкость платы презирает;
И злость бесчувственных сердец
Твой краше делает венец.
На злая человек течет,
Деяний множеством бесстудных
Небес удары правосудных
Вседневно на себя влечет.
Но сколь творца ни огорчает,
Творец нань милость расточает;
Дождит на плод земный из туч
И проливает солнца луч.
<1769>
Перевод Василия Петрова.
Примечания
[править]«Ни то ни сио», 1769, лист 8, 11 апреля, с. 57, подпись: В. П. Печ. по Соч. 1782, с. 194. Перевод оды А. Тома (1732—1785), французского поэта-просветителя, «Devoirs de la Société, ode addresseé à un homme qui veut passer sa vie dama la solitude» (1762).
Живого плакали тебя — оплакивали тебя живого.
Гуроны — индейское племя в Северной Америке.
Любви его предлог драгой — жена.
На злая человек течет — человек склонен ко злу. В первой публикации вместо этой строки: «Закона узы смертный рвет».
Воспроизводится по изданию: Поэты ХVIII века. Л., 1972. (Библиотека поэта; Большая серия).
Электронная публикация — РВБ, 2006—2014.
Время {1}
Рука Урании пространство измеряет.
О, время! но тебя ни мысль не обнимает;
Непостижимая пучина веков, лет!
Доколе не умчит меня твое стремленье,
Позволь, да я дерзну — хотя одно мгновенье
Остановиться здесь, взглянуть на твой полет!
Кто мне откроет час, в который быть ты стало?
Чей смелый ум дерзнет постичь твое начало?
Кто скажет, где конец теченью твоему?
Когда еще ничто рожденья не имело,
Ты даже и тогда одно везде летело,
Ты было все, хотя не зримо никому!
Вдруг бурное стихий смешенье прекратилось;
Вдруг солнцев множество горящих засветилось,
И дерзкий ум твое теченье мерить стал:
На то ль, дабы твою увидеть бесконечность,
На то ль, чтоб сих миров постигнуть краткотечность,
И видеть, сколь их век перед тобою мал!
Так что же жизнь моя в твоем пространстве вечном?
Что этот малой миг в теченьи бесконечном?
Кратчайший в молниях мелькнувшего огня:
Как мне тебя понять, как мне узреть — не знаю.
Вотще тебя, хоть миг, в уме остановляю,
И мысль моя с тобой уходит от меня!
Не я тебе один, весь свет и все подвластно!
Но сколь твое глазам владычество ужасно:
Здесь — гробы древние, поросши мхом седым;
Там — стены гордые, под прахом погребенны;
Истлевши города и царства потопленны, —
30 Все в мире рушится под колесом твоим!
О, веки бывшие и вы, вперед грядущи!
Явитеся теперь на голос, вас зовущий,
Представьте страшный час, которой я постиг,
Пред коим все его удары разрушенья,
Паденья целых царств, народов истребленья —
Равно как бы перед ним единой жизни миг!
Там солнце, во своем сияньи истощенно,
Узрит своих огней пыланье умерщвленно;
Бесчисленных миров падет, изветхнув, связь,
40 Как холмы каменны, сорвавшись с гор высоких,
Обрушася, падут во пропастях глубоких, —
Так звезды полетят, друг на друга валясь!
Всему судил творец иметь свои пределы:
Велел, да все твои в свой ряд повергнут стрелы;
Все кончиться должно, всему придет чреда,
Исчезнут солнца все, исчезнут круги звездны,
Не будет ничего, не будет самой бездны;
О, время! но ты все пребудешь и тогда!
Перевод Ивана Пнина.
Примечания
[править]Время. Напечатано в «Санктпетербургском Журнале» 1798 г., ч. I, январь, стр. 1-5, без подписи и без указания, что это стихотворение является сокращенным переводом одноименной оды французского писателя Антуана-Леонара Тома (1732—1785). Кроме Пнина, эту оду перевели: Н. А. Радищев («Периодическое издание Вольного общества любителей словесности, наук и художеств», ч. I, 1804, стр. 10-17), П-й К-ъ («Цветник» 1810 г., ч. V, № 1, стр. 1-6) и Ю. А. Нелединский-Мелецкий («Вестник Европы» 1813 г., ч. 69, № 9. стр. 18; также «Чтения в Беседе любителей русского слова» 1813 г., № 11). См. также анонимный прозаический перевод оды в книге «Переводы из творений Жан-Батиста Руссо и г. Томаса», Спб. 1771. В журнале Пнина, кроме оды «Время», был напечатан прозаический перевод «Послания к земледельцам» Тома (ч. III, август, стр. 22-31).