НА БЕРЕГУ МОРЯ
Утром 25 сентября мы распрощались с Такемой и пошли далее на север. Я звал Чан-Лина с собой, но он отказался. Приближалось время соболевания; ему надо было приготовить сетку, инструменты и вообще собраться на охоту на всю зиму. Я подарил ему маленькую берданку, и мы расстались друзьями[1][изд. 1].
От Такемы на север идут два пути: один — горами вдали от моря, другой — по намывной полосе прибоя. А. И. Мерзляков с лошадьми пошел первым, а я — вторым[изд. 2].
Путь А. И. Мерзлякова начинался от фанзы Сиу-фу и шел прямо на восток. Перейдя речку Шооми, он повернул к северо-востоку и через трое суток вышел на реку Кулумбе. Здесь, около скалы Мафа (что значит «Медведь»), он видел каменный уголь и привез с собой образец его. После перевала по другой безымянной горной речке он вышел на реку Найну прямо к корейским фанзам[изд. 3].
Как я уже сказал, мы избрали второй путь,— по берегу моря.
Подойдя к устью Такемы, я увидел, что, пока мы ходили в горы, река уже успела переменить свое устье. Теперь оно было у левого края долины, а там, где мы переезжали реку на лодке, около пастушеской фанзы, образовался такой высокий вал из гальки и песку, что трудно даже допустить, чтобы неделю тому назад здесь был выход реки в море. Такия перемещения устьев рек в прибрежном районе происходят очень часто, в зависимости от наводнений и от деятельности морского прибоя[изд. 4].
Большие обнажения на берегу моря к северу от реки Такемы состоят главным образом из лав и их туфов, а за ними будут полевошпатовые сланцевые породы и диорит[изд. 5].
Тип берега кулисный. Действительно, мысы выступают один за другим, наподобие кулис в театре. Вблизи берега нигде нет островов. Около мысов, разрушенных морским прибоем, кое-где образовались береговые ворота. Впоследствии своды их обрушились, остались только столбы — любимые места отдыха морских птиц.
После Такемы в последовательном порядке идут горные речки Коами (по-удэхейски — Агана, а на морских картах — Лоаенгоу), потом около мыса Большева будет речка Шооми (по-китайски — Соами, по-удэхейски — Соми). Долины их близ моря слились вместе и образовали обширную низину, покрытую редколесьем. Шооми длиною двенадцать верст; истоки ее находятся около горы Туманной (1051 фут) с перевалом на реку Такему, к местности Илимо.
Долина реки Шооми непропорционально широка, в особенности в верхней части. Горы с левой стороны так размыты, что можно совершенно незаметно перейти в долину соседней с ней реки Кулумбе. Здесь можно видеть такие же каменные россыпи, как и на реке Аохобе. Воронки среди них, диаметром около сажени и глубиною в два-три фута, служат водоприемниками. Через них вода уходит в землю и вновь появляется на дневной поверхности лишь около устья.
К северу от реки Шооми характер горной страны выражен очень резко. Быть может, это только так кажется вследствие контраста остроконечных сопок и ровной поверхности моря.
Между Такемой и Шооми находится мыс «Дингала-дуони». О нем у удэхейцев сохранилось следующее сказание. Раньше здесь были большие береговые ворота. Около них на берегу жил человек, у которого было так много вшей, что они утащили его в море. Когда вши тащили человека по берегу, то задели за скалу, и она обвалилась.
Редколесье, покрывающее склоны гор, состоит преимущественно из монгольского дуба, амурской липы и даурской березы. Главную массу кустарников составляют калина, таволга, леспедеца, шиповник и лещина. Здесь, на каменистых склонах, попутно я собрал не имеющий русского названия колокольчик (Platycodon grandiflorus. A. De.), одно из самых обычных и красивых растений формации орешников и лугов на местах выгоревшего леса. Видовое название этого колокольчика показывает, что цветки его крупной величины; потом — тимьян (Thymus Serpyllum. L.) с уже поблекшими жесткими фиолетовыми цветами; крупную веронику (Veronica grandis. Fisch.), имеющую бархатисто-опушенные стебли и короткие, остроконечные зубчатые листья. Каков цветок у нее — сказать не могу[изд. 6]. Судя по увядшим венчикам, мне показалось, что у нее были не белые, а синие цветки. Затем борец (Aconitium Fischeri. Rchnb.), пышное высокое растение с мелким пушком в верхней части стебля и с бархатистыми большими листьями. Засохшие цветы его, расположенные крупной кистью, вероятно, были темно-голубые. И наконец — мелколистную смолевку (Silene filiosa. Мах.); цветы ее уже опали, остались только бокалообразные чашечки с выдающимися наружу длинными тычинками.
Осмотр реки Шооми отнял у нас довольно много времени. После полудня мы повернули назад к морю и направились горами, расположенными с левой стороны долины. Горы эти удэхейцы называют Сахадуони и Кандадуони (мыс Черта Канда). Каждая из них высотою около 800 футов.
Часа через два с половиной мы подошли к реке Кулумбе. Ширина ее около устья 4-5 саженей, глубина 3-4 фута и быстрота течения 6 верст в час. Южный мыс с правой стороны заслуживает внимания геологов. Здесь можно наблюдать великолепные образцы столбчатого распадения базальтов. С левой стороны реки подымается высокая терраса, свидетельствующая об отрицательном движении береговой линии.
По берегам реки и на островах растет тонкоствольный ивняк, а на террасе — редкий липовый и дубовый лес. За ним высится высокий утес, которому дали название Ян-тун-лаза[2].
Переправившись через Кулумбе вброд, мы взобрались на террасу, развели огонь и начали сушиться. Отсюда сверху хорошо было видно все, что делается в воде.
Только что начался осенний ход кеты. Тысячи тысяч рыб закрывали дно реки. Иногда кета стояла неподвижно, но вдруг, словно испугавшись чего-то, бросалась в сторону и затем медленно подавалась назад.
Чжан-Бао стрелял и убил двух рыб. Этого вполне было достаточно для нашего ужина.
У северного края долины, в том месте, где береговая терраса примыкает к горам, путь преграждается высокой скалой. Тут надо карабкаться вверх, за камни хвататься нельзя, они качаются и вываливаются из своих гнезд. По ту сторону утеса тропа лепится по карнизу на высоте двадцати метров над морем. Идти прямо по тропе опасно, потому что карниз узок, можно подвигаться только боком, оборотясь лицом к стене, и держаться руками за выступы скалы. Самый карниз неровный и имеет наклон к морю. Здесь погибло много людей. Удэхейцы скалу эту называют Куле-Гапани, а китайцы — Ван-Син-лаза, по имени китайца Ван-Сина — первой жертвы неосторожности. В сапогах по карнизу идти рискованно: люди обыкновенно идут босые или надевают обувь мягкую и сухую. Ван-Син-лаза нельзя переходить в дождливую погоду, утром после росы и во время гололедицы.
После перехода вброд реки Кулумбе наша обувь была мокрая, и потому переход через скалу Ван-Син-лаза был отложен до другого дня. Тогда мы стали высматривать место для бивака. В это время из воды, близко от берега, показалось какое-то животное. Подняв голову, оно с видимым любопытством рассматривало нас. Это была нерпа (Phoca foetida. Fabr.), относящаяся к отряду ластоногих (Pinnipedia). Тело ее длиною футов шесть и весит около пяти пудов. По берегам Уссурийского края нерпы встречаются повсеместно, но чем севернее — тем больше, что объясняется безлюдностью побережья. Окраска тела животного светлосерая с серебристым оттенком и с ясно выраженными темными кольцевыми пятнами. Животное большую часть времени проводит в воде, но иногда для отдыха вылезает на прибрежные камни. Сон нерпы тревожен: она часто просыпается и оглядывается по сторонам. Слух и зрение у нее развиты лучше других чувств. Насколько она неповоротлива на суше, настолько проворна в воде. В своей родной стихии она становится смелой до дерзости и даже нападает на человека. Отличительной чертой ее характера является любопытство и любовь к музыке. Охотники-инородцы подзывают ее свистом или ударами палки по какому-нибудь металлическому предмету.
Дерсу что-то закричал нерпе. Она нырнула, но через минуту опять появилась. Тогда он бросил в нее камень. Нерпа погрузилась в воду, но вскоре поднялась снова и, задрав голову, усиленно смотрела в нашу сторону. Это вывело гольда из терпения. Он схватил первую попавшуюся ему под руку винтовку и выстрелил. Пуля всплеснула совсем близко от животного.
— Эх, брат, промазал ты, — сказал я ему.
— Моя его пугай, — ответил он. — Убей не хочу.
Я спросил, зачем он прогнал нерпу. Дерсу сказал, что она считала, сколько сюда на берег пришло людей. Человек может считать животных, но нерпа… Это очень задевало его охотничье самолюбие.
Остаток дня мы распределили следующим образом: Чжан-Бао и Дерсу пошли осматривать скалу — они хотели обвалить непрочные камни и, где можно, устроить ступеньки, а я почти до самых сумерек вычерчивал маршруты.
Покончив работу, я окликнул свою собаку и, взяв ружье, пошел немного побродить по берегу.
День только что кончился. С облаками на небе играли красные лучи. Когда они потухли, на землю стала спускаться ночь. Атмосфера над материком и морем находилась в состоянии равновесия. Царившая кругом тишина изредка нарушалась только всплесками рыбы в воде. Где-то высоко вверху летели гуси. Их не было видно; слышно было только, как они перекликались между собою.
Дойдя до реки Кулумбе, я сел на камень и стал слушать тихие, ночные, едва уловимые, как шепот, звуки, которыми всегда наполняется тайга в часы сумерок. Безбрежный океан, сонная земля и глубокое темное небо с миллионами неведомых светил одинаково казались величественными.
В такие минуты человек облагораживается и как бы входит в общение с Богом. Этого нельзя передать словами — это надо перечувствовать. Это доступно только тому, кто созерцание природы ставит выше всяческих городских удовольствий. Я чувствовал себя легко и понимал, что счастье заключается не в накоплении богатств, а в здоровье, свободе и в тесном общении с природой.
Собака моя сидела рядом со мной и, насторожив уши, внимательно прислушивалась к лесным звукам. Вдруг она встрепенулась и стала смотреть вверх по реке. Вслед за тем позади себя я услышал сопение. Я быстро обернулся. Какая-то темная масса двигалась около реки. Это был большой медведь. Урок, данный мне в прошлом году на реке Мутухе, был еще памятен, и я воздержался от выстрела. Но Альпа не выдержала и стала лаять. Медведь остановился, понюхал воздух, затем повернул назад и с ворчанием пошел опять в тальники.
Я встал и поспешно направился к биваку. Костер на таборе горел ярким пламенем, освещая красным светом скалу Ван-Син-лаза. Около огня двигались люди; я узнал Дерсу, он поправлял дрова. Искры, точно фейерверк, вздымались кверху, рассыпались дождем и медленно гасли в воздухе.
Через четверть часа я был вместе со своими товарищами. После ужина мы долго сидели у огня и разговаривали: говорили больше Дерсу и Чжан-Бао, а я слушал. Время летело незаметно. Когда мы кончили беседу, созвездие Близнецов уже показывало полночь. Подбросив еще раз дров в огонь, мы завернулись в одеяла и легли спать. Бивак этот почему-то оставил во мне неизгладимое впечатление.
На другой день, 26-го сентября, вышло как-то так, что мы все встали очень рано. Утренняя заря была багровая, солнце взошло деформированное; барометр показывал 758, температура+6° С.
Греясь у костра, мы пили чай. Вдруг Чжан-Бао что-то закричал. Я обернулся и увидел мираж. В воздухе, немного выше поверхности воды, виднелся пароход, две парусные шхуны, а за ними горы, потом появилась постройка, совершенно не похожая ни на русский дом, ни на китайскую фанзу. Явление продолжалось несколько минут, затем оно начало блекнуть и мало-помалу рассеялось в воздухе.
Все принялись обсуждать. Чжан-Бао сказал, что явление миража в прибрежном районе происходит осенью и большею частью именно в утренние часы. Я пытался объяснить моим спутникам, что это такое, но видел, что они меня не понимают. По выражению лица Дерсу я видел, что он со мной не согласен, но из деликатности не хочет делать возражений. Я решил об этом поговорить с ним в дороге.
Когда мы выступили с бивака, я стал его расспрашивать. Сначала он уклонялся от ответов, и я уже терял надежду узнать от него что-нибудь, но одно слово, сказанное мною, дало толчок[изд. 7]. Я сказал «тень» и попал как раз в точку. Однако слово «тень» он понимал в смысле тени астральной, в смысле души. После этого Дерсу принялся мне объяснять явление миража очень сложно. По его представлению, душу-тень (ханя) имеют не только люди, животные и птицы, рыбы, насекомые, но и растения, и камни, и вообще все неодушевленные предметы.
— Люди спи, — говорил Дерсу, — «ханя» ходи; «ханя» назад ходи — люди проснулся.
Душа оставляет тело, странствует и многое видит в то время, когда человек спит. Этим объясняются сны. Душа неодушевленных предметов тоже может оставлять свою материю. Виденный нами мираж, с точки зрения Дерсу, были тени (ханя) тех предметов, которые в это время находились в состоянии сна и покоя. Так первобытный человек, одушевляя природу, просто объясняет такое сложное оптическое явление, как мираж.
Переправа через скалу Ван-Син-лаза действительно была очень опасна. Я старался не глядеть вниз и осторожно переносил ногу с одного места на другое. Последним шел Дерсу. Когда он спустился к берегу моря, я облегченно вздохнул.
Сейчас же за скалой течет маленький ключ Дзалянкуни (на картах — Талянкуни), рядом с ним гора Уонгу и затем две речки — Момокчи и Асектани (на картах — Остегни). От устья Кулумбе до Асектани десять верст.
Места эти очень интересны в зоогеографическом отношении. Здесь находится последний естественный питомник пятнистых оленей (Cervus Dybowskii. Tasz.).
Животное это по своим размерам занимает промежуточное место между козулей и изюбрем и является единственным представителем хвостатых оленей. Летняя окраска его весьма пестрая: общий тон шерсти красно-кирпичный; по сторонам тела расположено семь рядов белых пятен величиной с яблоко; по спине проходит черный ремень; хвост животного, которым оно постоянно помахивает, украшен длинными черными волосами. Зимой олень становится буро-серым, и пятна почти совсем исчезают. Мускулистая шея его покрыта довольно длинной шерстью, которая спереди и на груди несколько темнее, чем на остальных частях тела. Рога самцов не имеют нижних глазных отростков, как у изюбрей; панты ценятся очень высоко (от 800 до 1200 рублей пара).
В Уссурийском крае пятнистый олень обитает в южной части страны. Северной границей его распространения в бассейне Уссури можно считать реку Иман и на берегу моря реку Амагу (мыс Арка). За последние двадцать лет площадь обитания оленей сократилась раз в десять. В тех местах, где раньше они бродили стадами, поселились степняки-малороссы[изд. 8] и начали уничтожать леса. Бедные животные стали отходить на север, но не могли выдержать жизни в хвойных лесах и погибли очень скоро. В настоящее время во всем Уссурийском крае есть только три естественных питомника: 1) остров Аскольд в заливе Петра Великого, 2) горная область с правой стороны в верховьях реки Судзухе (местность Юм-бей-си) и 3) небольшой участок на побережье Японского моря между реками Кулумбе и Найна (мыс Арка). Как только зверопромышленники пронюхают об этом, они быстро перебьют всех оленей. Местным властям в крае следовало бы позаботиться об охране существующих питомников теперь же, пока еще не поздно.
Примечания автора
Примечания издательства и редактора
- ↑ Данное примечание сделано В. К. Арсеньевым при окончательной правке текста. — Примечание издательства «Альманах „Рубеж“», 2007.
- ↑ Крупный фрагмент последующего текста (от слов «Путь А. И. Мерзлякова начинался…» до «…высокий утес, которому дали название Ян-тун-Лаза») в изданиях 1926 и 1928 годов был заменен одним абзацем:
«Часа через два с половиной мы подошли к реке Кулумбе. Переправившись через нее вброд, мы взобрались на террасу, развели огонь и начали сушиться. Отсюда сверху хорошо было видно все, что делается в воде».
В. К. Арсеньев при правке вычеркивает этот абзац и восстанавливает текст 1923 года издания, значительно редактируя и сокращая его. — Примечание издательства «Альманах „Рубеж“», 2007. - ↑ Текст этого абзаца в первом издании, 1923 г.: «Путь А. А. Мерзлякова начинался от фанзы таза Сиу-Ху и идет прямо на восток, пересекая несколько маленьких перевальчиков. Дойдя до речки Хуля, тропа поворачивает к северо-востоку, затем пересекает еще одну реку Шооми (в верховьях) и подходит к р. Кулумбе. Здесь она верст пять идет горами, с правой стороны долины и около скалы «Мафа» (Медведь) подымается по ключику до водораздела. Ниже скалы «Мафа», в долине р. Кулумбе, А. И. Мерзляков где-то видел выходы каменного угля на дневную поверхность. После перевала по другой безымянной горной речке тропа выходит на р. Майну, в четырех верстах от моря, прямо к корейским фанзам.» —
в оригинале: «Путь А. А. Мерзлякова начинался от фанзы таза Сіу-Ху и идет прямо на восток, пересѣкая нѣсколько маленьких гіеревальчи-ков. Дойдя до рѣчки Хуля, тропа поворачивает к сѣверо-востоку, затѣм пересѣкает еще одну рѣку Шооми (в верховьях) и подходит к р. Кулумбе. Здѣсь она верст пять идет горами, с правой стороны долины и около скалы «Мафа» (Медвѣдь) подымается по ключику до водораздѣла. Ниже скалы «Мафа», в долинѣ р. Кулумбе, А. И. Мерзляков гдѣ-то видѣл выходы каменнаго угля на дневную поверхность. Послѣ перевала по другой безымянной горной рѣчкѣ тропа выходит на р. Майну, в четырех верстах от моря, прямо к корейским фанзам.» — Примечание редактора Викитеки. - ↑ Приведён вариант из редакции первого издания, 1923 г., в современной орфографии. Этот и предыдущий абзацы отсутствовали в изданиях 1926 и 1928 годов, в окончательной авторской редакции (точный текст которой не опубликован) В. К. Арсеньев восстановил этот фрагмент одним абзацем:
«Я выступил в поход несколько позже. Подойдя к устью реки Такемы, я увидел, что оно переместилось по крайней мере на полкилометра к левому краю долины. Такие перемещения устьев рек в прибрежном районе бывают очень часто и зависят от наводнений и деятельности морского прибоя.»
В изданиях, опубликованных в СССР после смерти автора (в частности, Географгиз, 1960, Мысль, 1972, Дальневост. кн. изд-во, 1983), этот фрагмент имеет такую редакцию:
«Как я уже сказал, я избрал второй путь — по берегу моря.
Подойдя к устью Такемы, я увидел, что, пока мы ходили в горы, река успела переменить своё устье. Теперь оно было у левого края долины, а там, где мы переезжали реку на лодке, образовался высокий вал из песка и гальки. Такие перемещения устьев рек в прибрежном районе происходят очень часто в зависимости от наводнений и от деятельности морского прибоя.» — Примечание редактора Викитеки. - ↑ В издании 2007 года после этого абзаца имеется абзац «Целый ряд незначительных и мелких речек встретился нам на пути. Из них некоторого внимания заслуживает только река Шооми, впадающая в море около мыса Большева.» Данный абзац был включён в издание 2007 года на основе авторской рукописи с «окончательным» вариантом текста, по-видимому, абзац был составлен В. К. Арсеньевым при сокращении текста взамен абзаца «После Такемы в последовательном порядке…» (см. ниже), так как автор был вынужден приводить текст как к требованиям цензуры, так и к требованиям издательства к объёму книги (см. выше примечание 2) — Примечание редактора Викитеки.
- ↑ В первом издании — «сказать я не могу» — Примечание редактора Викитеки.
- ↑ В изданиях 1923 и 1928 годов данная фраза заканчивалась словами: «…и расположило его в мою пользу». В. К. Арсеньев при окончательной правке вычеркивает это окончание. — Примечание издательства «Альманах „Рубеж“», 2007.
- ↑ Определение «степняки-малороссы» — из текста 1923 года издания. В 1926 году — «степняки-переселенцы». — Примечание издательства «Альманах „Рубеж“», 2007.