Джон Мильтон
[править]Биографический очерк
[править]
Джон Мильтон. Потерянный и возвращенный рай.
Перевод А. Н. Шульговской, 1896
В начале царствования английской королевы Елизаветы, в Гольтоне, в Оксфордшире, жил зажиточный помещик по имени Мильтон. Это был дед Джона Мильтона, автора «Потерянного Рая». Предки Мильтонов владели значительным состоянием и занимали видное положение среди местного дворянства, но когда, во время войн Алой и Белой роз, партия, к которой они принадлежали, потерпела поражение, имение их было конфисковано и общественное положение стало быстро падать. Однако же Мильтон имел возможность послать своего сына Джона Мильтона — отца поэта — в Оксфордский университет. Молодой студент оставил веру своих предков, ревностных католиков, и объявил себя протестантом, за что отец лишил его наследства. Но молодой Мильтон, лишившись таким образом отцовской опоры, не упал духом. Он оставил Оксфорд и поселился в Лондоне, где нашел занятие в конторе маклера, а впоследствии сам сделался маклером. Около 1600 года он женился на Сарре Кастон; от этого брака было шесть детей, трое из которых умерло в раннем детстве. Джон Мильтон, автор «Потерянного Рая», был одним из оставшихся трех. Он родился на Брод-стрит, в Лондоне, 9-го сентября 1608 года. Большой пожар, случившийся в 1666 г., уничтожил дотла всю улицу Брод-стрит, но на месте сгоревших домов возникли новые, и таким образом улица эта сохранилась.
О своем отце Мильтон с гордостью (и это делает честь ему самому) говорит как о человеке высокой честности. «С детства, — пишет Мильтон, — благодаря неусыпным попечениям отца, — да наградит его Господь, — сведущие учителя в школе и дома обучали меня языкам и наукам, доступным моему возрасту». Также из других источников известно, что отец Мильтона обладал значительными познаниями и любил заниматься литературой. Кроме того, он пользовался репутацией даровитого композитора; до сих пор еще сохранилась музыка, сочиненная им для некоторых псалмов. Что касается подруги жизни этого достойного человека, то, по отзыву Мильтона-младшего, она была превосходная мать и была известка в окрестности своей благотворительностью.
Замечательные способности Мильтона обнаружились очень рано. Семья смотрела на него как на необыкновенного ребенка; всех поражали стихи, которые он сочинял, когда ему еще не было десяти лет. В тот религиозный век ничто не могло быть естественнее предназначения такого ребенка для церкви. Мильтон сам говорит о таком намерении его родителей и о том, что в раннем возрасте собственные его желания клонились к тому же. С этим намерением, без сомнения, он и был тогда определен в Грамматическую школу Св. Павла — заведение, пользовавшееся широкой известностью. Мильтону было около десяти лет, когда домашнее воспитание сменилось для него школьным. Его занятия в училище шли весьма успешно. «Моя страсть к ученью была так велика, — пишет он, — что, будучи двенадцати лет от роду, я с трудом отрывался от своих уроков и ложился спать не раньше полуночи. Это было первой причиной ухудшения моего от природы слабого зрения; кроме того, я часто страдал головными болями. Но все это не охлаждало моей любознательности. Когда я усвоил несколько языков и сделал довольно значительные успехи в философии, из училища Св. Павла отец послал меня в университет Christ’s College в Кэмбридже». Вот так перешел Мильтон от детства к юности, сохранив благодарное воспоминание о просвещенных взглядах отца на его образование и о той нравственной и материальной поддержке, какую тот постоянно оказывал ему. Свою благодарность отцу Мильтон впоследствии выразил в прекрасной латинской поэме «Ad Patrem».
Мильтон пробыл в Кэмбриджском университете семь лет, поступив туда на семнадцатом году и оставив его, со степенью магистра, на двадцать третьем, в 1632 г. Недруги Мильтона старались бросить тень на его университетскую жизнь и вообще на его характер, но вполне достоверные свидетельства убеждают в высокой нравственной чистоте всей жизни поэта. Его понятия о долге и призвании, скорее, могут показаться многим даже слишком идеальными и мистическими. Вот что говорит он в одном из своих сочинений («Apology for Smectymnuus»): «Я убежден, что тот, кто хочет писать о возвышенных предметах, сам должен быть истинной поэмой, то есть образцом всего чистого и хорошего, и приступая к восхвалению великих мужей и событий, должен заботиться о том, чтобы самому вмещать в себе все, достойное похвалы». По его понятиям, человек, посвятивший себя таким высоким идеалам, о каких мечтал он, «должен строго хранить святую чистоту души и всеми своими помыслами стремиться в мир высших существ, мир добра и высшей правды».
Еврейский язык Мильтон начал изучать, будучи совсем молодым. Первыми его поэтическими произведениями были переложения псалмов 114-го и 136-го. Тогда ему было пятнадцать лет, но величие и сила, уже проявившиеся в этих первых сочинениях, намечали черты его будущих творений. Во время пребывания в университете он написал много небольших поэтических произведений, уже тогда обнаруживавших в нем гениального поэта.
По окончании курса Мильтон, по-видимому, не торопился с избранием карьеры. Отец предназначал его к духовному сану, да и его собственные мысли, как он говорит, клонились к тому же, но впоследствии они приняли другое направление. Он считал, что духовные обязанности слишком связали бы его волю и совесть. Потому, желая сохранить за собой право свободной критики, он не соглашался с намерениями отца. Был короткий промежуток времени, когда Мильтон склонялся к юридической карьере, но уже первые произведения в стихах и прозе обозначили его настоящее призвание.
Между тем, отец Мильтона, оставив маклерские занятия, поселился в своем имении Гортоне, в Букингамшире. Молодой Мильтон, после окончания курса в Кэмбридже, провел пять лет в деревне отца, изучая греческих и латинских писателей. В эти пять лет он написал сонет «Соловей», «Allegro», «Penseroso», «Arcades», «Cornus» и «Lycidas». Темой «Соловья» служит простодушное верование сельского люда в то, что услышать весной соловья прежде кукушки — признак успеха в любви. Что касается «Allegro» и «Penseroso» («Веселый» и «Грустный»), то они занимают первое место в английской идиллической поэзии, и если бы Мильтон не написал ничего другого, то и этих произведений было бы достаточно, чтобы поставить его имя в один ряд с первоклассными английскими поэтами. «Arcades» и «Cornus» — драматические произведения; они имели в свое время большой успех и часто давались на домашних аристократических спектаклях. В «Lycidas» Мильтон оплакивает смерть своего друга Эдварда Кинга. В это же время Мильтон лишился своей превосходной матери. Письма Мильтона к другу Диодзти раскрывают внутреннюю жизнь поэта и его настроение. Изучение классиков наполнило его воображение картинами прошлого. Альпы, Италия манили его к себе с неотразимой силой; ему хотелось собственными глазами увидеть эти исторические страны, пройтись по той земле, которую попирали ноги великих мужей древности, посмотреть на чудесные памятники, оставленные древним миром. Все более и более слабеющее здоровье матери мешало исполнению его желания посетить чужие страны; но после ее смерти, с разрешения отца, он предпринял давно желанное путешествие, требовавшее довольно значительных издержек, так как он хотел путешествовать как дворянин, в сопровождении собственного слуги. В 1638 г. Мильтон переплыл канал. Благодаря рекомендательным письмам, какие он имел от некоторых знатных и известных лиц, он познакомился с первыми знаменитостями Франции и Италии. Так, в Париже он сблизился с знаменитым ученым Гуго Гроциусом, шведским посланником при французском дворе. При посредстве флорентийских друзей он удостоился чести посетить в инквизиционной тюрьме великого Галилея. В Риме Мильтон познакомился с Луккой Голыытейном, хранителем Ватиканской библиотеки. Дружеское внимание Голь-штейна к Мильтону перешло в восторг, когда он начал открывать в иностранце громадный запас знаний и необыкновенное уменье пользоваться ими. Он представил Мильтона знаменитому кардиналу Барбарини. В Неаполе Мильтон был представлен одним из своих дорожных спутников, Мансо, маркизу Вилле, человеку весьма влиятельному, ревностному покровителю наук и искусств. Всякому, кто знаком с грустной историей Торквато Тассо, известно имя Жана Батиста Мансо, его неизменного и великодушного друга. Мансо, в то время восьмидесятилетний старец, принял Мильтона чрезвычайно любезно, и лично показывал ему все достопримечательности Неаполя и его окрестностей. Возвышенный и оригинальный ум Мильтона, его обширные познания были везде замечены и оценены. Во Флоренции, бывшей в то время, как и несколько столетий раньше, средоточием итальянской культуры, Мильтон был принят во многих ученых обществах. При знании латинского языка, свободно и правильно говоря по-итальянски, он сразу встал на один уровень со своими новыми друзьями. Общество этих просвещенных людей доставляло Мильтону большое удовольствие. «Ничто, — пишет он в своей автобиографии, — не в состоянии изгладить из моей памяти приятные воспоминания о Якове Гадуи, Кароло Дати, Фрескобольдо, Культеллеро, Франциске и др.» Мильтон тщательно изучил великих итальянских писателей и часто подражал им в формах. Так как для поступления в какое-либо литературное общество необходимо было представить свое сочинение, он, будучи в Италии, написал около двадцати небольших произведений. Сохранилось несколько стихотворений, написанных итальянскими поэтами в честь Мильтона; хотя эти произведения и не обнаруживают большой гениальности в их авторах, но зато ясно показывают, какой восторг вызвал в них талант Мильтона.
Италия произвела на Мильтона глубокое впечатление. Мыслитель и поэт, он восторженно смотрел на страну, где на каждом шагу встречались ему великие люди. Именно там, при виде представления мистерий, предметом которых было первое ослушание человека, зародилась в нем мысль о большой эпической поэме, и он с гордостью пообещал, что «…присоединив к своим природным способностям прилежное изучение, упорный труд», который, как говорил он, был уделом его жизни, он оставит потомству памятник, достойный того, чтобы быть сохраненным." Эти слова заключали в себе зародыш «Потерянного Рая».
Между тем в Англии разгоралась революция. Карл I использовал всевозможные средства, чтобы управлять Англией без участия парламента, произвольно определял налоги, раздавал по своему личному усмотрению монополии по всем отраслям промышленности и торговли. Беспрестанные аресты действительно или мнимо недовольных увеличивали всеобщее волнение; никто не мог считать себя безопасным иначе, как с условием безмолвной покорности перед существующим порядком вещей. Положение церкви было не лучше. Церковное управление находилось преимущественно в руках Лоуда, архиепископа кёнтрберийского. Из всех прелатов английской церкви Лоуд больше всех удалялся от начал реформации и приближался к католицизму, упорно стремясь к одной цели — подавлению диссидентов и всякой свободной мысли. Большинство народа смотрело на римскую церковь с ненавистью, и английская церковь, которая с каждым годом становилась все более и более похожей на римскую, была предметом почти не меньшего отвращения. Наконец, в 1639 г., Шотландия восстала, волнение умов в Англии достигло высшей степени напряжения, готовилась роковая катастрофа.
Таким было положение, когда Мильтон возвратился в Англию, пробыв за границей год и три месяца. Когда лучшие люди страны боролись оружием и словом за свои права и свободу, такой человек как Мильтон не мог оставаться равнодушным зрителем этой борьбы и жгучих споров партий. Он с жаром предался полемике по богословским и политическим вопросам. Симпатии его, конечно, были не на стороне короля и Лоуда. Первый удар, направленный против церковной реформы и епископов, Мильтон нанес в начале 1641 г. своим сочинением «О реформации в Англии и причинах, задержавших ее». Это сочинение вызвало ожесточенную полемику против Мильтона, в которой его враги не щадили даже его личность. Однако Мильтон восторжествовал; статьи его произвели сильное впечатление, и первым последствием их было удаление епископов из Палаты лордов и, наконец, лишение их власти.
После бурных 1641 и 1642 годов, мы находим Мильтона за более мирными занятиями. Еще ранее, сразу после возвращения в Англию, поселившись в большом доме с садом, на улице Альдергат, он занялся воспитанием племянников, сыновей своей овдовевшей сестры, и некоторых молодых людей из семейств избранных друзей. Он не прерывал этих занятий и во время полемики с епископами, но теперь предался им еще с большим усердием. По некоторым данным, эта школа давала Мильтону хорошие средства для жизни, по другим — Мильтон не брал за свои труды никакого вознаграждения. Курс классического образования, который он вел в школе, изумителен по обширности программы. Кроме общепринятых классических авторов, ученики изучали восточные языки — еврейский, халдейский и сирийский, при этом занимались итальянским и французским и приобретали основательные познания в математике и астрономии. Впоследствии число его учеников уменьшилось, так как он не имел возможности заниматься со многими.
В тридцать три года Мильтон женился на Марии Пауэль, дочери Ричарда Пауэля из Оксфордского графства. Но через месяц после свадьбы жена, под предлогом поездки к родителям, бежала от него. Это обстоятельство в жизни Мильтона послужило поводом к его сочинению «Принципы и условия развода», где он выступает защитником семейной свободы, так же как в политических статьях — защитником свободы гражданской. Со свойственной ему убедительностью, он доказывал, что брак может быть расторжим на других, не общепринятых основах. Новый взгляд Мильтона вызвал целую бурю в среде пресвитерианцев. Они называли Мильтона развратителем общества и даже потребовали его к суду перед Палатой лордов. К счастью, почтенные лорды не разделяли ярости врагов Мильтона; подсудимый был с почетом оправдан. В следующем, 1645 г., Мильтон написал другой трактат о том же вопросе, под заглавием «Tetrachorden», излагавший четыре главные изречения Св. Писания, касающиеся этого предмета. Вслед за тем появилось последнее слово Мильтона в этом споре — «Colasterion» или «Мученики». Сочинения Мильтона создали целую школу последователей, которые так и назывались: «мильтонисты».
Неудачу Мильтона в выборе жены и ее бегство объясняли по-разному, как это и бывает в подобных случаях. Очень может быть, что живой характер девушки не согласовался с трудовой, строгой и замкнутой жизнью поэта, но, скорее всего, здесь можно предположить расчет со стороны семьи Пауэлей, ревностных роялистов. Как раз в то время, когда состоялась женитьба Мильтона, королевская партия имела большую возможность на успех, и племянник Мильтона, Филипс, предполагает, что именно это обстоятельство побудило Пауэлей порвать связь, которая, при возможном повороте событий, могла их сильно компроментировать. Несмотря на такой неблагородный поступок своей жены и ее семейства, Мильтон выказал к ним необыкновенное великодушие. Через два года, когда дело королевской партии было окончательно проиграно, и Пауэли увидели, что родство с Мильтоном не только безопасно, но даже может оградить от больших неприятностей, то их друзья устроили примирение Мильтона с женою. Мильтон сначала колебался, но потом не только простил жену, но даже взял к себе в дом тестя со всем многочисленным семейством, пока своим влиянием и ходатайством ему не удалось снова поправить его положение.
Во время своего двухлетнего одиночества, кроме вышеупомянутых сочинений о разводе, Мильтон написал еще «Трактат о воспитании». Но это сочинение не представляет собой ничего замечательного. Гораздо важнее другой его труд, появившийся в тот же период: «Areopagitica» или «Речь в защиту печати».
Эта речь была обращена к Парламенту. Среди прозаических сочинений Мильтона это самое сильное по красноречию и непобедимой логике. Впечатление, произведенное этой красноречивой защитой свободы слова, было столь сильно, что один цензор отказался от став-шей ему ненавистной должности, и во время Долгого Парламента цензура была значительно ограничена, а при Кромвеле и вовсе уничтожена.
В 1645 г. Мильтон издал собрание своих поэм, включив в него несколько сонетов, написанных в том же году. В течение 1648 г. он перевел девять псалмов. Этот год не благоприятствовал спокойным занятиям человека, которого живо затрагивали общественные интересы. Королевская партия везде была рассеяна; Карл был в плену, сначала у шотландцев, потом у английских пресвитериан, наконец, у независимых. Последние, и во главе их Кромвель, имели намерение не только оставить королю жизнь, но даже, если возможно, прийти с ним к какому-нибудь соглашению. Но поведение короля делало тщетными все подобного рода надежды; даже люди, готовые служить ему, приходили в отчаяние; все были убеждены, что жизнь короля будет только бесконечным рядом интриг и козней против тех, кто осмеливался ему прекословить. Что думал об этом Мильтон? Где был он в то время, когда Карл явился перед верховным судом, когда на эшафоте пала его голова? Об этом известно только, что Мильтон, как и большинство его соотечественников, боролся собственно не против монархии, — целью борьбы было установление монархии на конституционных началах, которые были бы совместимы со свободой. Это не удалось, оставалось избрать республику; на нее смотрели, как на неизбежный результат событий. Такой взгляд разделял и Мильтон.
После смерти короля пресвитериане подняли громкие вопли, осыпая горькими укоризнами независимых, как главных виновников происшедшего. Мильтон, легко извинивший бы подобное со стороны старых роялистов или невежественной толпы, не мог простить ее пресвитерианам. В ответ им, несколько недель спустя после смерти короля, он выпустил памфлет под заглавием «The Tenure of Kings and Magistrates» («Право королей и правительств»). Яркое доказательство фактов и непоколебимая логика этого сочинения нанесла пресвитерианам большой удар. Они и ранее были врагами Мильтона, теперь ненависть их еще более усилилась. Но автор не столько заботился о примирении с этой партией, сколько о том, чтобы заставить ее замолчать, доказав ее несостоятельность и неискренность.
Следующее сочинение Мильтона — «Замечания на условия мира с ирландскими мятежниками» — о том, что Карл, вопреки самым торжественным обещаниям, стремился к достижению своих целей при помощи ирландских католиков и всевозможных обманов. Это сочинение, также как и другие, отличается широтою и смелостью взглядов автора. В то же время Мильтон трудился еще и над составлением улучшенного латинского лексикона и «Истории Англии». Постоянно отвлекаемый другими занятиями, он не довел «Историю Англии» дальше норманского завоевания. Впрочем, как историческое сочинение, оно не имеет большой важности и интересно только потому, что принадлежит перу великого поэта. Труд его по составлению латинского лексикона также остался недоконченным; но собранных им материалов оказалось достаточным для трех больших томов in folio. Они вошли в состав кэмбриджского словаря, изданного в 1693 г.
Литературные труды Мильтона не давали ему большого обеспечения в материальном отношении; средства его были довольно скудны. Но, наконец, настало время, когда обстоятельства стали ему благоприятствовать. Кромвель, с таким мастерством умевший выбирать людей, не преминул воспользоваться талантами Мильтона. Правительство предложило ему занять должность латинского секретаря при министерстве иностранных дел, хотя он был уже почти слеп, а вскоре и совсем лишился зрения. Этому назначению придавали большую важность во всей Европе, а Кромвель в некоторых случаях пользовался слепотой Мильтона, как политической уловкой.
Между тем печальная политическая катастрофа, поразившая Англию, глубоко оскорбила народное чувство; в народе слышался ропот. Такое неблагоприятное для новой республики настроение еще усилилось появлением одного сочинения под заглавием «Eikon Basilike» («Образ короля»). Эта книга была сфабрикована с целью выставить несчастного короля человеком необыкновенно набожным и благочестивым во всех привычках его частной жизни. Даже в тот век, когда произведения печати распространялись черепашьим шагом, эта книга, издание за изданием, облетела всю страну с изумительною быстротой. В ответ на «Eikon Basilike» Мильтон написал одно из своих наиболее обработанных сочинений «Ikonoclastes» («Иконоборцы»), где с жаром защищал парламент, искусно опровергая приводимую в пользу короля защиту, и оказал этим сочинением огромную услугу республике. Но отношения парламента к королю возбудили негодование не только в самой Англии, но и за границей. Клод Сомез, известный более под именем Салмазия, профессор словесности в Лейденском университете, величайший ученый своего времени, по поручению Карла II, бывшего в изгнании, написал в защиту короля и монархии статью под заглавием «Defensio pro Regia pro Carlo Primo ad Carolum Secundum». Чтобы изгладить дурное впечатление, произведенное этой книгой, парламент поручил Мильтону написать ответ на нее. Мильтон блистательно исполнил свою задачу. Его защита прав человека против всякого притеснения, в какой бы форме оно ни выражалось, поражает своим благородством и силой. Понятно, что состязание двух таких знаменитостей возбудило в Европе внимание всех образованных людей. Мильтон одержал полную победу над своим противником. Голландский сейм, публично осудив статью Салмазия, запретил печатать ее, тогда как книга Мильтона сделалась популярной в стране. Салмазий был так потрясен, что через год умер, не будучи в силах вынести своего поражения. С этих пор слава Мильтона разнеслась по всей Европе. Книга его была переведена на иностранные языки; он получил множество поздравительных писем с разных стран мира. Правительство, в вознаграждение за его труд, назначило ему 1000 ф. с., что было в то время весьма значительной суммой. С другой стороны, смелые убеждения, высказанные автором в этом сочинении, подвергли его ожесточенным гонениям; в Париже и Тулузе книга его была сожжена, что, конечно, способствовало большему распространению ее в народе. Слава Мильтона равнялась разве только славе Кромвеля; многие знаменитые иностранцы специально приезжали в Англию, чтобы видеть протектора и Мильтона.
Когда Мильтон получил от правительства поручение возразить Салмазию, зрение его, значительно ослабевшее в течение последних двух лет, стало окончательно изменять ему; доктора убеждали его не брать на себя труда, угрожавшего ему потерей зрения — полной слепотой. Но это не остановило Мильтона. Предсказание сбылось: поэт ослеп, но до конца жизни для него была великим утешением мысль, что зрение его погибло ради служения народному делу, в благородной борьбе за свободу.
Само собою разумеется, что сочинение, подобное «Защите английского народа», наравне с поклонниками, прибавило автору и многочисленных противников. Из многих сочинений, направленных против него, Мильтон удостоил ответом только одно, под заглавием: «Regii Sanguinis Clamor ad Coelum adversus Parricida Anglicanos» («Кровь короля, вопиющая к небу против английских убийц»). Автором ее был некто Петр дю Мулен, француз по происхождению. Рукопись этого сочинения была послана Салмазию, а тот поручил напечатать ее некоему Моору, переименованному по-латыни в Моруса, — шотландцу, бывшему в то время президентом протестантской Коллегии в Лангедоке. Имя настоящего автора не было указано, и Мильтон, узнав, что книга издана Морусом, отвечал ему, как автору. Таким образом была написана его «Defensio Secunda» («Вторая защита»), изданная в 1654 г. Так как противник Мильтона использовал в этой полемике самые грубые выходки против частной жизни Мильтона, то он принужден был приводить здесь оправдания против возводимых на него клевет, потому сочинение это имеет очень важное биографическое значение. Морус пробовал ответить, но энергичное красноречие Мильтона в новом возражении с «Прибавлениями» положило конец спору.
В 1653 г. Мильтон овдовел; жена оставила его слепым, с тремя девочками, младшей из которых было всего два года, а старшей не более восьми. Материальные его средства были также не блестящи. Он сам писал, что все его труды на пользу отечества ничего не давали ему в материальном отношении. Средства его ограничивались секретарским жалованьем, не превышавшим 300 ф. в год, и небольшими частными средствами. Вскоре, вследствие необходимости по случаю слепоты иметь помощника, которым по выбору Мильтона был назначен его друг, известный поэт Андрей Марвель, это жалование вдвое уменьшилось.
При таких обстоятельствах, через три года после смерти жены, Мильтон вступил во второй брак с Екатериной Вудкок, дочерью капитана Вудкока из Хакнея. Но семейное счастье не было суждено Мильтону; вторая его жена умерла при родах через год после брака. Мильтон всю жизнь высоко чтил память своей второй жены, и выразил свои чувства к ней в прекрасном сонете.
Общественные вопросы по-прежнему не переставали занимать его. В 1659 г. он написал замечательный трактат «О гражданской власти в церковных делах» и энергичный памфлет «О средствах к удалению из церкви наемников». Несколько месяцев спустя появился его памфлет, озаглавленный «Скорое и легкое средство для восстановления свободы и общественного благоденствия», и ответ на проповедь д-ра Мэтью Граффита, капеллана покойного короля, написанную в крайнем роялистском духе. В этих двух статьях Мильтон высказал свой последний протест против возвращения Стюартов. Почти в ту самую минуту, когда ружейные выстрелы Дуврской крепости возвещали прибытие его величества Карла II, голос Мильтона громко ратовал за свободу. Но народ оставался глух к его увещаниям; страна и двор спешили исполнить худшие предсказания Кромвеля, так красноречиво подтверждаемые Мильтоном.
В течение восьми лет, предшествовавших реставрации, Мильтон жил в уединенном доме, в Петти Фрэнс. В этом скромном домике нередко собирались лучшие представители ученого и политического мира. Но с реставрацией все это изменилось. Мильтон должен был понимать, что жизнь его не вне опасности. Политическая карьера его была окончена; даже молчание в будущем не могло достаточно оградить его от последствий за прошлое. Он оставил Петти Фрэнс, найдя убежище у одного из своих друзей в Бертоломью Клоз, где он скрывался, пока не утихла буря. Вышло повеление о его аресте, однако его друзья смогли защитить его. Даже в числе его врагов находились люди, которые не могли не преклоняться перед его гением и не сострадать его несчастьям. Рассказывают, будто его друзья распустили слух о его смерти и даже устроили фальшивые похороны, чтобы прекратить преследования правительства. Правда это или нет, но, во всяком случае, надо думать, что сам Мильтон не принимал участие в этом невинном обмане.
В 1660 г. Нижняя палата издала приказ о сожжении «Иконоборцев» и «Защиты английского народа». Вышедшая вскоре амнистия всем политическим преступникам спасла жизнь Мильтона. Однако же, несколько месяцев спустя, неизвестно по какой причине, он был заключен в тюрьму, но скоро получил свободу, заплатив за себя выкуп. Характерные черты Мильтона — независимость и неустрашимость — проявились и при этом случае: он отказался платить выкуп, восстав против непомерности суммы, и она была уменьшена.
В пятьдесят пять лет, слепой, с очень ограниченными средствами, Мильтон вступил в третий брак. Ему посоветовал это его друг, доктор Паджет; он сам и сосватал ему дочь Роберта Миншуля, Елизавету. В то время старшей дочери Мильтона было восемнадцать, младшей — шестнадцать лет. Третья жена Мильтона была тридцатью годами моложе его. В своем беспомощном состоянии слепоты, Мильтон так долго оставался вдовцом, рассчитывая, очевидно, дождаться в своих дочерях помощниц и хороших хозяек, но, кажется, ожидания его не оправдались, хотя и самого Мильтона сильно обвиняли за его деспотическое отношение к дочерям, вопреки либеральным идеям, которые он так горячо проповедывал. Как всегда в подобных семейных перекорах, доля вины приходится, вероятно, на ту и другую сторону. Миссис Фостер, внучка Мильтона, утверждает, что, кроме всеми признанной жестокости в обращении с дочерьми, он был до такой степени эгоистичен, что не позволял им учиться писать даже на своем языке, заставлял их читать себе вслух на восьми языках чисто механически, не понимая ни одного слова ни на одном из них. Старшая дочь была избавлена от этого тягостного труда из-за дефекта речи. Филипс, племянник Мильтона, свидетельствовал, что когда молодые девушки стали жаловаться на невыносимую тягость своего положения, их отец отослал их всех из дома «выучиться какому-нибудь хорошему и прибыльному мастерству, приличному для женщины, в особенности шитью золотом и серебром». Уже тот факт, что Мильтон завещал все состояние жене, за исключением того, что дочери могли требовать после своей матери от Пауэлей, служит доказательством недружелюбных семейных отношений.
С другой стороны, Обрей, более добросовестный и беспристрастный свидетель, чем миссис Фостер, положительно опровергает, будто дочери его не умели писать; он говорит, что младшая, Дебора, была секретарем отца, и понимала латынь. Сама Дебора подтверждает, что хотя их не посылали в школу, но учили дома; из ее слов видно, что для этой цели была нанята для них гувернантка. Следовательно, Мильтон не жалел средств для воспитания своих дочерей; к этому надо еще прибавить позднейшие издержки на обучение их золотошвейному мастерству и помощь, какую он оказывал им в течение последних четырех или пяти лет своей жизни, когда они уже не жили в его доме. Мильтон горько жаловался на неблагодарность своих дочерей, но зато нашел полное счастье в своей молодой жене. Ей было 26 лет, когда ока вышла замуж за Мильтона, и Обрей описывает ее как особу очень миловидную, со спокойным и приятным характером. Она оказывала большое уважение поэту; часто, рано утром, она писала под его диктовку стихи, сочиненные им ночью, окружала его заботой, одним словом, была прекрасной женой во всех отношениях. Тем не менее, Филипс обвиняет ее в дурном обращении с падчерицами. Трудно судить, насколько справедливо такое обвинение. Вообще, из всех свидетельств о семейных отношениях Мильтона, нельзя считать его безукоризненным, но, вместе с тем, по многим обстоятельствам следует заключить, что, насколько он был виноват перед своими дочерьми и первой женой, настолько же были виноваты и они перед ним.
Мысль написать эпическую поэму, впервые зародившаяся у Мильтона во время его континентального путешествия, не оставляла его в течение всей жизни. Во Флоренции он высказал свое намерение некоторым из друзей. В Неаполе, в поэме к Мансо, он высказался об этом более определенно; но героем своей поэмы он думал тогда избрать короля Артура. В его трактате «О церковном управлении», написанном в 1641 г., вновь высказана мысль о поэме, с тем же предполагаемым героем, королем Артуром. Неизвестно, когда и под каким влиянием историческая тема уступила место библейской. Судя по некоторым отрывкам поэмы, читанным Филипсом и другими друзьями Мильтона, надо полагать, что этот новый сюжет поэт обдумывал в течение восьми или десяти лет. По словам Обрея, около 1658 г. он окончательно остановился на этой мысли, и в этом же году начал свое великое произведение. Первоначально Мильтон придал своему творению форму драмы, в роде старинных мистерий, но потом переделал ее в поэму.
Несмотря на преклонный возраст, — Мильтону было уже пятьдесят лет, — слабое здоровье, слепоту, он не остановился перед задуманным и всю жизнь лелеянным им дорогим трудом. Казалось бы, одна слепота должна была служить ему непреодолимым препятствием; и действительно, это ставило его в большую зависимость от других, хотя, обладая великолепной памятью и громадным запасом знаний, он мог почти обходиться без книг. Люди, близкие к поэту, замечали, что его поэтические способности были не всегда одинаковы. Филипс говорит, что его творческая сила бывала в наибольшей степени напряжения между осенним и весенним равноденствием, и вес, что он писал в другое время, никогда не удовлетворяло его, хотя он всеми силами напрягал свое воображение. Таким образом, можно сказать, что из семи лет, потраченных им на свое великое произведение, в действительности, он работал над ним только половину этого времени. Ричардсон, по-видимому, подробно знавший интимную жизнь Мильтона, рассказывает, что иногда он целыми ночами лежал без сна, не будучи в состоянии придумать ни одного стиха, а то вдруг поэтическое вдохновение находило на него с неудержимой силой, и тогда он немедленно призывал дочь, и та записывала вдохновенные строки. В другое время, он сразу диктовал строк по сорок, а потом сокращал их до половины. По его собственным словам, большая часть поэмы была сочинена ночью или утром, когда ум свободен от обыденных житейских забот.
«Потерянный Рай» был окончен в 1665 г., в Чальфонте, куда автор удалился от чумы, свирепствовавшей в то время в Лондоне. Г. Эльвуд, квакер, друг Мильтона, прочитав рукопись, сказал Мильтону: «Ты так много говоришь о потерянном рае, что же скажешь ты о возвращенном рае?» Когда, спустя некоторое время, Эльвуд посетил Мильтона, тот показал ему новую поэму — «Возвращенный Рай» и радостно заметил: «Я написал это благодаря тебе; ты своим вопросом в Чальфонте подал мне мысль, никогда не приходившую мне в голову». Эта вторая поэма далеко уступила первой, но сам Мильтон ставил ее выше «Потерянного Рая»; этого мнения никто не разделял с ним. Но, если вторая поэма, давно всеми забытая, и слабее первой, то она, во всяком случае, не лишена больших достоинств, и составляет одно целое с «Потерянным Раем», вполне заканчивая эту поэму.
Когда чума в Лондоне прекратилась, Мильтон поехал туда искать издателя своей поэмы. Всем известны условия, заключенные между Мильтоном и издателем его «Потерянного Рая», Самуилом Симмонсом. Автор получил 5 фунт. стерл. при заключении контракта; по продаже 1300 экземпляров он должен был получить еще столько же, и еще 5 фунт. по продаже такого же количества экземпляров второго и третьего изданий. Все три издания были ограничены 1500 экземплярами. Итак, бессмертная поэма, которая составляет гордость английской литературы, была продана за ничтожную сумму в 20 фунт. стерлингов. Первое издание «Потерянного Рая» вышло в свет в красивой обложке и продавалось по три шиллинга. Контракт с Симмонсом был заключен в апреле 1667 г. Через два года автор получил вторые 5 фунт., так как в эти два года были проданы условленные 1300 экземпляров. Второе издание не появилось до 1674 г. — Мильтон не дожил до него. Итак, все, что получил Мильтон за свой «Потерянный Рай» — это 10 фунт. стерлингов. Второе издание было распродано в течение четырех лет; при напечатании третьего издания, в 1681 г., Симмонс заплатил вдове Мильтона 8 фунт. за полное право издания. Великое произведение Мильтона, как видно из этого, было принято очень холодно. Поэт, говорят, утешался непоколебимым убеждением в будущности своего творения. Он умер с этой верой, и она не обманула его.
После «Потерянного Рая» вышла в свет «История Англии» Мильтона, произведение так сильно его занимавшее, но значительно искаженное цензурой. В 1671 г. появился «Возвращенный Рай» и «Самсон». Это были последние поэтические произведения Мильтона. Через три года после этого он написал «Трактат об истинной религии, ереси, расколе, веротерпимости и средствах против усиления папской власти». Страна опять приходила в волнение ввиду католического наследника престола, и, вследствие того, возможного усиления папизма. Мильтон взывал ко всем протестантам, убеждая общими силами действовать против этого общего врага. В том же году Мильтон вновь издал свои юношеские поэмы, с некоторыми примечаниями и поправками, и «Трактат о воспитании». В 1674, последнем году жизни Мильтона, вышли его «Латинские письма»; появившийся в том же году перевод с латинского «Декларация поляков в пользу Иоанна III» также приписывается Мильтону.
В последние годы жизни Мильтон сильно страдал подагрой, и умер от этой болезни на шестьдесят шестом году жизни, 8 ноября 1674 г. Его похоронили рядом с его отцом в церкви Св. Эгидея.
Мильтон сам оставил описание своей наружности: он был скорее ниже, чем выше среднего роста; в юности он отличался женственной красотой лица, но с годами черты его приняли более мужественный характер. На портретах он изображается со светло-русыми волосами, пробранными по середине и падающими до плеч кудрями. Серые глаза его были совершенно ясны, несмотря на слепоту. Он держался прямо и имел смелый и гордый вид. Один старый священник, посетивший Мильтона за несколько дней до его смерти, рассказывает, что он нашел поэта в маленькой комнатке с плесенью на стенах; он сидел в кресле, опрятно одетый весь в черном; лицо его было бледно, но не болезненно, руки и пальцы изуродованы подагрой. В ясную солнечную погоду он имел обыкновение сидеть на воздухе, у дверей своего дома; тут он принимал и посетителей, принадлежавших к избранному кругу литераторов и ученых. Подагра Мильтона была наследственной болезнью, он не мог получить ее от излишеств богатой жизни, так как умеренность была одним из его отличительных качеств. Он вел самый простой образ жизни, был необыкновенно воздержен в пище и почти не пил вина. В молодости он испортил свое зрение и вообще расстроил здоровье ночными занятиями; впоследствии он стал ложиться спать в десять часов и вставать летом — в четыре, зимой — в пять часов утра. Если же он не был расположен встать в эти часы, то обыкновенно кто-нибудь читал ему. Встав, он выслушивал главу из Библии (на еврейском языке) и занимался до полудня. Потом, после небольшой прогулки, обедал, играл на органе или пел, после чего до шести часов опять предавался умственному труду. Время от шести до восьми посвящалось приему друзей, между восемью и девятью часами ему подавался ужин, состоявший из оливок или чего-нибудь легкого, — так заканчивался его день. Перед сном он выкуривал свою трубочку и выпивал стакан воды. Один из биографов Мильтона пишет: «В его характере был отпечаток строгой важности, но его нельзя было назвать ни суровым, ни мрачным; это был возвышенный ум, не удостаивавший снисходить до мелких вещей». По словам Обрея, в разговоре Мильтон нередко принимал сатирический тон, иногда бывал очень оживлен и весел, даже во время припадок подагры. При своих обширных познаниях он был увлекательным собеседником и отличался утонченной вежливостью. Он до конца честно прожил свою жизнь, начавшуюся так блистательно и окончившуюся почти в изгнании, в бедном деревенском домишке с покрытыми плесенью стенами.
После смерти Мильтона осталось два его сочинения в рукописях — «История Москвы», которая вскоре была напечатана, и прекрасно разработанный трактат «О христианском учении». Последний был издан лишь в первой четверти нынешнего столетия.
Многие биографы Мильтона сетуют на то, что он в течение целого двадцатилетия заглушал свой поэтический дар в политических распрях. Но, если Мильтон прославил свое отечество как поэт, то и патриотические его заслуги были не менее велики. По его собственным словам, чтобы не подвергать себя неотступным упрекам совести, он должен был подчинить свою любовь к поэзии любви к своей родине и свободе. Впрочем, как выразился сам Мильтон, в этой литературной борьбе за общественные вопросы он действовал левой рукой, — правая была чужда этой сфере и служила лишь высочайшим вдохновениям. Политические сочинения Мильтона, каковы бы ни были их слабые стороны, сделали многое в пользу общественной свободы. Сам он не был, в строгом смысле слова, таким неумолимым республиканцем, каким принято его считать. В сущности, он стоял за правительство, находящееся в наиболее мудрых и честных руках, но будь это республика, олигархия, монархия или какая-либо иная комбинация, это было для него вопросом второстепенным, имеющим лишь значение средства относительно цели. Но он горячо восставал против всякого злоупотребления властью, откуда бы она ни исходила, и всю жизнь был неутомимым борцом за свободу совести и человеческие права.