17 ноября
Сегодня на географии я по некоторым обстоятельствам изменил своему месту и перешел к окну, за тот стол, за которым сидели Павлушка, Медведев, Скуфьин и Тиунов. Урок прошел мирно и спокойно. Все сидели тихо, и, казалось, упади на пол лист бумаги, он произвел бы грохот.
— Борька, что это у тебя за значок? — спросил я у Медведева.
Тот посмотрел на свой ромб с буквой «С» и ответил:
— «Спартак».
— За «Спартака» болеешь?
— Ага.
— Ну, а как эта команда?— спросил я. — Побеждает всех?
— Побеждает!
— Знай, — сказал я, — что эта команда не должна позорить свое имя, она должна также побеждать своих врагов, как некогда побеждал своих полководцев великий полководец Спартак. Она должна быть достойна его имени[1].
— А она побеждает, — важно ответил Борис.
К Модесту Николаевичу[2] я пришел сегодня ровно в 5 часов вечера. Мы сейчас же сели заниматься. Между прочим, я показал ему то содранное место на кисти руки, которое я получил еще тогда, когда делал газету.
— Ай-ай-ай!— ужаснулся он. — Как же ты играть будешь?
— Ничего, буду. Это мелочь, она мне не помешает.
— А руки-то у тебя все же потрескались, — сказала М. Ив. — Ты перчатки-то носишь?
— Теперь уже ношу, — ответил я.
— Наконец-то!— вздохнула М. Ив.
— Да! Наконец-то поумнел! — улыбнулся я.
— Ну, а как твои доклады? — спросил М.Н.
— Да так, ничего… — ответил я. — Своим чередом идут. Трудно мне только. Боюсь, что не успею окончить свою «Италию» к поездке в Ленинград. Приходится по два рисунка в день делать.
— Тебе хоть по два приходится делать, а вот мне приходится по три вещи за день сочинять, — сказал мне мой учитель. — Прямо не знаю, что делать. Я сейчас ищу только крючок, чтобы повеситься.
— Да, — вздохнул я.
После занятий я почитал домочадцам свой дневник. Примерно через час открылась дверь и в комнату вошел добродушный седовласый старикашка.
— А-а! Профессор! — вскричал М.Н. — Ты знаешь?— обратился он ко мне. — Это профессор.
Я не буду вдаваться в подробности и описывать дальнейшее. Но скажу только, что этот добренький профессор, несомненно, обладающий удивительным юмористическим красноречием, интересно и живо рассказывал нам о своих летних приключениях. Сейчас я эти сжатые исповедания записал лишь из-за того, чтобы впоследствии иметь перед глазами более пространное представление о сегодняшнем дне, ну и чтобы не видеть в нем какие-либо пробелы.
Итак, вечером в 7 часов я уже был дома. Именно сегодня к нам вечерком заглянул Сухорученков со своей дочуркой. Последнюю читатель, очевидно, знает еще по 13-му октября. Как уже было сказано, Сухорученков — один из бывших (неразб.) — парторг, перешедший работать в райком. Его дочь по прозванию Галина, 7-и лет от роду, будучи чрезвычайно веселым существом, внесла к нам в квартиру вместе с собой смех и веселье.
Я в это время сидел и рисовал один из рисунков к «Италии». Сия дева расположилась около меня, чтобы посозерцать мое творение.
Собственно говоря, сегодня вечером ничего особенного не произошло. Я хочу только записать шутливый и комический разговор, который произошел между мною и вышеописанной Галиной.
В одну прекрасную минуту она случайно взглянула на окантованный рисунок, висевший на стене в комнате, на котором я изобразил ландшафт с бронтозавром. Я о нем, кажется, упоминал 11 ноября, когда мама принесла домой из театра после постановки вместе с другими рисунками.
— А что это такое, а?— спросила она меня, разинув рот.
— Это звери, — спокойно ответил я
— Звери??? А где они сейчас?
— Они сейчас там, где и находятся.
— Нет, правда. Где?
— Там, где должны быть.
— Ну что-о? Ну, правда, а?
— Их сейчас нет. Они вымерли.
— Почему? Как?— удивилась она.
— Умерли все, — пояснил я. — Не вечно же им жить.
— А почему они сейчас нигде не живут?
— Потому что не нашли нужным остаться в живых.
— Нет, правда!
— Но ведь должны они были когда-нибудь умереть, — сказал я. — Ведь всякий зверь, проживши свой век, умирает. Вот и они все умирали да умирали, ну и улетучились в конце концов, все до одного.
— А откуда знают, какие они были?
— А их сейчас в земле находят.
— Ну, что ты-ы! Да брось!
— Конечно. Ведь они, когда умирали, падали на землю, а ветер их постепенно заносил землей. Ясно?
— А-а-а!!! — протянула она. — А тогда люди были?
— Нет. Тогда людей еще не было.
— А откуда же они взялись?
— Да постепенно преобразились из обезьян, которые тогда жили.
— Ну, конечно. Ведь обезьяны-то похожи-то на людей-то, да?
— Вот в том-то и дело, — согласился я, улыбаясь.
— А почему раньше эти звери жили, а потом люди?
— Да потому что не наоборот.
— Да будет тебе, скажи!
— Ну, а если бы начали жить раньше люди, то ты бы спросила: почему раньше не жили звери.
— Ага! А что?
— Как что? — удивился я. — Поэтому-то люди и жили позже, потому что не раньше. Это уже дело природы.
— А «дефы» жили когда-нибудь? — спросила она.
— А что это такое?
— Ну, такие вот… с двумя головами… тремя… Во такие.
— Да что ты?— ужаснулся я. — Что это с тобой, голубушка! Чего ты! Брось ты!
— А скажешь, нет? — с особой интонацией проговорила она.
— Конечно, нет! Ты сама вникни в то, что говоришь: с двумя, с тремя головами! Может быть, ты еще скажешь, что жили на свете животные с сотней голов?!
— Ну, а если… — начала она. Но я ее перебил:
— Да ты пойми, что говоришь!
— Ну…
— Да нет! Ты пойми! По-ойми!!
— Да брось ты! А если…
— Да будет тебе болтать, — сказал я. — Пойми ты и все!
— Да перестань… — взмолилась она.
— Не могут такие вообще жить! Будет тебе зря болтать.
— А если они…
— Да брось ты! Пойми, что ты говоришь.
— Да будет тебе перебивать!
— Да не могут жить они вообще. Ты это откуда взяла-то?
— А мне одна тетенька говорила.
— А она-то откуда такая умная?
— Не знаю.
— А ты их видала сама, этих двухголовых дефов?
— Видала… да, — уверенно заявила она.
— Во сне?
— Не-ет! На сцене!
— Да это ведь неживые! Вот уж сказала!
— Да я знаю. А мне тетенька говорила, что такие есть.
— А ты ее не попросила, чтобы она их тебе показала?
— Нет.
— Жалко. Ну, они жили, значит, по-твоему?
— М-м… Ну, а что же тут такого?
— И ты веришь этой самой тетке? Мало ли, что тебе скажут.
Ведь не все говорят правду.
— Да брось ты! — снова взялась она за свое. Ну, а вдруг они жили, откуда ты знаешь?
— А ты мне докажи?— cпросил я. — Если докажешь, я сдамся.
— Да в земле…
— В земле? — удивился я. — Да их там нет.
— А ты разве их искал?
— Если бы я их искал, то это не была бы отговорка. Вот в том-то и дело, что их искали даже все ученые Земли и то не нашли.
— А они скушали друг друга, — вдруг сказала она.
— Конечно, ты права, — согласился я. — Первый «деф» съел второго, а второй, чтобы не обидеть друга, съел первого. Так от них и не осталось ничего.
— Ну-у!… А так не может быть.
— А если не может, то чего же ты так говоришь?
Наконец, она согласилась со мной, и на этом все окончилось. Сухорученков и эта веселая Галина остались у нас ночевать. И сейчас, когда я пишу эти строки, она уже поглощает кислород воздуха лежа.
Ибо она уже успела сну отдать на ночь свое сознание.
Все!!!