Дневник одной недели[править]
Суббота[править]
Уехали они, уехали друзья души моей в одиннадцать часов поутру… Я в след за отдаляющеюся каретою устремлял падающие против воли моей к земле взоры. Быстро вертящиеся колеса тащили меня своим вихрем в след за собою, — для чего, для чего я с ними не поехал?..
По обыкновению моему, пошел я к отправлению моей должности. В суете и заботе, не помышляя о себе самом, я пребыл в забвении, и отсутствие друзей моих мне было нечувствительно. Второй уже час; я возвращаюсь домой; сердце бьется от радости: облобызаю возлюбленных. Двери отворяются, — никто навстречу ко мне не выходит. О, возлюбленные мои! вы меня оставили. — Везде пусто — усладительная тишина! вожделенное уединение! у вас я некогда искал убежища; в печали и унынии вы были сопутники, когда разум преследовать тщился истине; вы мне теперь несносны! —
Не мог я быть один, побежал стремглав из дома и, скитаясь долго по городу без всякого намерения, наконец, возвратился домой в поту и усталости. — Я поспешно лег в постелю и — о блаженная бесчувственность! едва сон сомкнул мои очи, — друзья мои представились моим взорам и, хотя спящ, я счастлив был во всю ночь: ибо беседовал с вами.
Воскресение[править]
Утро прошло в обыкновенной суете.
Я еду со двора, еду в дом, где обыкновенно бываю с друзьями моими. Но — и тут я один. Грусть моя, преследуя меня безотлучно, отнимала у меня даже нужное приветствие благопристойности, делала меня почти глухим и немым. С тягостию несказанною себе самому и тем, с коими беседовал, препроводил я время обеда; спешу домой. — Домой? Ты паки один будешь, — пускай один, но сердце мое не пусто, и я живу не одною жизнию, живу в душе друзей моих, живу стократно.
Мысль сия меня ободрила, и я возвращался домой с веселым духом.
Но я один, — блаженство мое, воспоминание друзей моих было мгновенно, блаженство мое было мечта. Друзей моих нет со мною, где они? Почто отъехали? Конечно, жар дружбы их и любови столь мал был, что могли меня оставить! — Несчастной! что ты произрек? Страшись! Се глагол грома, се смерть благоденствия твоего, се смерть твоей надежды! — Я убоялся сам себя — и пошел искать мгновенного хотя спокойствия вне моего существа.
Понедельник[править]
День ото дня беспокойствие мое усугубляется. На одном часе сто родится предприятий в голове, сто желаний в сердце, и все исчезают мгновенно. — Ужели человек толико раб своея чувствительности, что и разум его едва сверкает, когда она сильно востревожится? О гордое насекомое! дотронись до себя и познай, что ты и рассуждать можешь для того только, что чувствуешь, что разум твой начало свое имеет в. твоих пальцах и твоей наготе. Гордись своим рассудком, но прежде воспряни, чтобы острие тебя не язвило и сладость тебе не была приятна.
Но где искать мне утоления хотя мгновенного моей скорби? Где? Рассудок вещает: в тебе самом. Нет, нет, тут-то я и нахожу пагубу, тут скорбь, тут ад; пойдем. — Стопы мои становятся тише, шествие плавнее, — войдем в сад, общее гульбище, — беги, беги, несчастный, все скорбь твою на челе твоем узрят. — Пускай; — но какая в том польза? Они соболезновать с тобою не будут. Те, коих сердца сочувствуют твоему, от тебя отсутственны. — Пойдем мимо. —
Собрание карет — позорище, играют Беверлея, — войдем. Пролием слезы над несчастным. Может быть моя скорбь умалится. — Зачем я здесь?.. Но представление привлекло мое внимание и прервало нить моих мыслей.
Беверлей в темнице — о! колико тяжко быть обмануту теми, в которых полагаем всю надежду! — он пьет яд — что тебе до того? — Но он сам причина своему бедствию, — кто же поручится мне, что и я сам себе злодей не буду? 1Исчислил ли кто, сколько в мире западней? Измерил ли кто пропасти хитрости и пронырства?.. Он умирает… но он бы мог быть счастлив; — о! беги, беги. — По счастию моему запутавшиеся лошади среди улицы принудили меня оставить тропину, по которой я шел, разбили мои мысли. — Возвратился домой; жаркой день, утомив меня до чрезвычайности, произвел во мне крепкой сон.
Вторник[править]
Спал я очень долго, — здоровье мое почти расстроилось. Насилу мог встать с постели, — лег опять, — заснул, спал почти до половины дня, — пробудился, едва голову мог приподнять, — должность требует моего выезда, — невозможно, но от оного зависит успех или неудача в делопроизводстве, зависит благосостояние или вред твоих сограждан, — напрасно. Я в такой почти был бесчувственности, что если бы мне пришли возвестить, что комната, в которой я лежал, скоро возгорится, то я бы не шевельнулся. — Пора обедать, — нечаянной приехал гость. — Присутствие его меня выводило почти из терпения. Он просидел у меня вплоть до вечера… и, подивитесь, скука разогнала несколько мою грусть, — сбылася со мною сей день пословица Русская: выбивать клин клином.
Среда[править]
Волнение в крови моей уменшилось, — я целое утро просидел дома. Был весел, читал, — какая нечаянная перемена! что тому причиною? О, возлюбленные мои! я читал живое изображение того, что ежечасно, ежемгновенно происходит, когда вы со мною. — О мечта, о очарование! почто ты не продолжительно? — Зовут обедать — мне обедать? С кем? одному! — нет — оставь меня чувствовать всю тяжесть разлуки — оставь меня. Я хочу поститься. Я им принесу в жертву… почто ты лжешь сам себе? Нет никакого в том достоинства. Желудок твой ослабел с твоими силами и пищи не требует, — пойдем, — едва в целой день мог я совершить столько пути, сколько в другое время совершаю один час, — возвратимся, — я лежу в постеле, — бьет полночь. О, успокоитель сокрушений человеческих! где ты? Почто я казнюся? Почто лишен тебя? — Едва заснул на рассвете.
Четверток[править]
Благая мысль, — исполним ее, — зашел в лавочку, купил два апельсина и крендель, — пойдем: куда, несчастной? В Волкову деревню. — —
На месте сем, где царствует вечное молчание, где разум затей больше не имеет, ни душа желаний, поучимся заранее взирать на скончание дней наших равнодушно, — я сел на надгробном камне, вынул свой запасной обед и ел с совершенным души спокойствием; — приучим заранее зрение наше к тленности и разрушению, воззрим на смерть, — нечаянный хлад объемлет мои члены, взоры тупеют. — Се конец страданию, — готов… мне умирать? — Да не ты ли хотел приучать себя заблаговременно к кончине? Не ты ли сие мгновение хотел ознакомиться?.. мне умирать? Мне, когда тысячи побуждений существуют, чтобы желать жизни!.. Друзья мои! вы, может быть, уже возвратилися, вы меня ждете; вы сетуете о моем отсутствии, — и мне желать смерти? Нет, обманчивое чувствие, ты лжешь, я жить хочу, я счастлив. — Спешу домой, — бегу, — но нет никого, никто меня не ждет. Лучше бы я там остался, там бы препроводил ночь…
Пятница[править]
Велел себя возить, — обедал безо вкуса. —
Ничто не помогает, — уныние, беспокойствие, скорбь, о как близко отчаяние! но на что толико грустить? еще два дни, — и они, они будут со мною, — два дни, — о ты, что можешь разлуку с друзьями души моей исчислить временем, о ты, злодей, варвар, змий лютый! Прочь толикое хладнокровие, — во мне сердце чувствует, а ты рассуждаешь. —
Едва я уснул… О возлюбленные мои! я вас вижу, — вы все со мною, сомневаться мне в том не должно, прижмите меня к своему сердцу, почувствуйте, как мое бьется, — но что! вы меня отталкиваете! вы удаляетесь, отворачивая взоры ваши! о пагуба, о гибель! се смерть жизни, се смерть души. — Куда идете, куда спешите? или не узнаете меня, меня, друга вашего? друга… Постойте… мучители удалились, — пробудился. Вон беги, удаляйся, — се разверста пропасть, — они, они меня в нее ввергают, — оставили, — оставь их, будь мужествен. — Кого? друзей моих? Оставить? Несчастной! они в твоей душе.
Суббота[править]
Утро прекрасное, — кажется, природа обновилась, — все твари веселее, — да веселье возраждается в душе моей. Возлюбленные мои возвратятся завтра, — завтра! год целой. Изготовим для них обед, — тут они сядут. Я сяду с ними, о веселие! о надежда! — но их еще здесь нет. Завтра будут они, завтра сердце мое не одно будет биться, — а если не возвратятся — вся кровь остановляется, — какое сомнение! Прочь, прочь, я счастлив быть хочу, я хочу быть блажен, о нетерпение! о колико солнце путь свой лениво совершает, — ускорим его шествие, осмеем его завистливость, уснем, — я лег в постелю до заката, заснул, и пробудился.
Воскресение[править]
До восхождения солнца, — о вожделенной день, о день блаженный! скончалося заранее мое терзание. Настлал приятный час. Друзья мои! сегодня, сегодня я вас облобызаю.
Пообедал я немного, — ускорим свидание наше, — ускорим, — о если им толико же скучно, как мне? О если бы они могли иметь отзвон моего терзания в душах своих, колико приятно будет для них зреть меня несколько часов прежде, — поедем им навстречу, — чем скорее поеду, тем скорее их увижу; в сей льстящей надежде не видал я, как доехал до почтового стана. —
Девятый час, — они еще не едут, может быть какое препятствие, — подождем. Никто не едет. — Чьим верить словам возможно, когда возлюбленные мои мне данного слова не сдержали? Кому верить на свете? Все миновалось, ниспал обаятельный покров утех и веселий; — оставлен. Кем? Друзьями моими, друзьями души моей! Жестокие, ужели толико лет сряду приветствие ваше, ласка, дружба, любовь были обман? — Что изрек? несчастной! А если какая непреоборимая причина положила на сей день препятствие свиданию вашему? Какое хуление! страшись, чтобы не исполнилось! о горесть! о разлука! почто, почто я с ними расстался? Если они меня забыли, забыли друга своего, — о смерть! приди, вожделенная, — как можно человеку быть одному, быть пустыннику в природе!
Но они не едут, — оставим их, — пускай приезжают когда хотят! приму сие равнодушно, за холодность их заплачу холодностию, за отсутствие отсутствием, — возвратимся в город; — несчастной, ты будешь один; — пускай один; — но кто за мною едет вослед? Они, — нет, их окаменелые сердца чувствительность потеряли; забыли они свое обещание сегодня возвратиться; забыли, что я им поеду во сретение; забыли меня. — Пускай забывают; я их забуду…
Понедельник[править]
Их нет, и я один! кого нет? Друзей… друзей моих? Нет друзей на свете более, коли они друзьями моими быть не захотели; чего их ждать? — Уедем в другой город — пускай они меня ждут; — но сегодня поздно, — исполним завтра.
Вторник[править]
Простите; вероломные, простите, бесчувственные, — простите… Куда едешь, несчастный? Где может быть блаженство, если в своем доме его не обретаешь? — Но я оставлен, — но я один, один — один!..
Карета остановилась, — выходят, — о радость! О блаженство! друзья мои возлюбленные!.. Они!.. Они!..
Примечания[править]
Напечатано впервые в «Собрании оставшихся сочинений покойного Александра Николаевича Радищева», том IV, 1811 г. Мы исправили в этом тексте одну ошибку: в главе «Понедельник» (стр. 140) в изд. 1811 г. напечатано «Карают Беверлея»; очевидно, что это ошибка чтения автографа вместо «играют»; и смысл и стилистический характер текста указывают на это. «Дневник» относится к раннему периоду творчества Радищева. Об этом, кроме общего стилистического характера и содержания повести, говорят следующие соображения. В главе «Понедельник», к тому месту, где Радищев говорит — «кто же поручится мне, что и я сам себе злодей не буду» кто-то, может быть сам Радищев, сделал примечание: «Сие сбылось чрез несколько лет». В начале повести говорится о службе автора-героя ее. В. В. Каллаш, редактор полного собр. соч. Радищева (1907) относит «Дневник» на этих основаниях к 80-м годам, вероятно, понимая выражение радищевского примечания «чрез несколько лет», в том смысле, какой это выражение имеет в языке XX в., т. е. через весьма немного лет, примерно, менее десятка. Однако в языке XVIII в. слово «несколько» понималось более широко и без сомнения могло обозначать и большее число. С другой стороны, то место главы «Понедельник», в котором идет речь о театре, наводит на мысль о более раннем написании повести. Постановка «Беверлея» в Петербурге относится к 1773 г. О постановке этой пьесы в 80-х годах мы имеем сведения, относящиеся лишь к Москве: повидимому, вне Москвы она в это время уже не шла (см. ниже). Между тем, действие «Дневника» протекает в Петербурге. Да и вообще, скорей всего Радищев говорил в повести о литературном и театральном явлении, еще новом, вызывавшем споры и интерес в обществе. Таким образом мы считаем возможным предположить, что «Дневник одной недели» мог быть написан в 70-е годы, начиная с 1773 г. (тот факт, что Радищев женился лишь в 1775 г. не противоречит этому, так как «друзья», о которых говорится в «Дневнике», — вовсе не обязательно жена или дети героя, а тем более — автора). Во всяком случае «Дневник» может быть датирован в пределах от 1773 г. до середины 80-х годов.
«Дневник одной недели», конечно, представляет собою не подлинный дневник Радищева, а являетея художественным произведением, повестью, характерной для литературной позиции Радищева. «Дневник» — одно из наиболее ярких и наиболее ранних проявлений сентиментализма в русской литературе.
Стр. 140 « Беверлей» — «Буржуазная трагедия в пяти действиях… в стихах» французского драматурга Сорена (Saurin) была поставлена в первый рая в Париже в 1768 г. Она представляет собой переделку английской драмы Эдуарда Мура «Игрок». На русский язык «Беверлей» был переведен И. А. Дмитревским в прозе и издан в 1773 г. в СПб. («Беверлей, Мещанская трагедия») «Обществом, старающимся о напечатании книг», организованным Н. И. Новиковым. Общество работало в ближайшем контакте с «Собранием, старающимся о переводе иностранных книг», для которого исполнял литературные работы и Радищев.
«Беверлей» был представлен в первый раз в Петербурге 11 мая 1773 г. Это был один из первых опытов перенесения на русскую сцену буржуазной драмы. «Беверлей» имел успех. Составитель «Драматического словаря» 1787 г. пишет: «Сия трагедия часто играется на московском театре с похвалою». Здесь же, в Москве, Новиков переиздал ее в 1787 г.
В трагедии представлен человек, подпавший под влияние ложного друга, стремящегося к его разорению и гибели и совращающего его при помощи карт. Страсть к игре заглушает в Беверлее все добрые наклонности. Ни жена, ни истинный друг не могут спасти его. Он попадает в ловушку, приготовленную злодеем, он разорен, он — в тюрьме за долги; он раскаивается; ему сообщают, что плутни злодея разоблачены и деньги будут возвращены ему, Беверлею: но уже поздно; он принял яд и умирает, завещая своему сыну ненависть к игре.
Стр. 142. "Внутри пределов города находится еще русская деревня Волково на Черной речке, а близь оной большое кладбище… " (ныне Волково кладбище). «Описание… Санктпетербурга… сочинение И. Г. Георги», пер. П. Безака, СПб., 1794, стр. 131.
1. Сие сбылося через несколько лет. (Примеч. в издании 1811 года.)