Акмеизм в критике. 1913—1917
СПб.: Изд-во Тимофея Маркова, 2014.
Л. М.[править]
ДОКЛАД ЧУЛКОВА ОБ ИСКУССТВЕ[править]
Знаменателен тот лихорадочный интерес, какой вызывают сейчас всевозможные доклады и диспуты об искусстве. Особенно популярны доклады, имеющие какое-либо отношение к футуризму — здесь, впрочем, уже играет роль отчасти мода, отчасти даже ожидание экстравагантностей и скандалов.
Доклад Г. Чулкова «Пробуждаемся мы — или нет» в своей второй половине тоже коснулся футуризма (и акмеизма), первая же часть была посвящена разбору различных эстетических мироощущений и методов искусства.
Рассмотрев исторически три провозглашавшиеся в России формулы искусства — искусство для искусства, искусство для гражданственности и искусство для личности, — докладчик перешел к обоснованию символизма, беря символизм не как метод, а как мироощущение. Истинный реализм в искусстве — в противоположность реализму мнимому, — не может быть утверждаем вне символизма; самостоятельного значения реализм не имеет.
Эти тезисы г. Чулков подкрепил указанием на эстетическую теорию Вл. Соловьева («магическое искусство») и идеи Достоевского о реализме. Признание относительности земных вещей, обнаружение в знаках сущности мира, взгляд на земную красоту как на знак красоты абсолютной — вот свойства истинного реализма. Драматический «эпилог» Ибсена «Когда мы, мертвые, пробуждаемся» является прологом для современной души.
Переходя к символизму, докладчик отмечает, что для символизма важна не только адекватность формы и содержания, но и значительность предмета художественного изображения. Символизм делится, по докладчику, на идеалистическую и реалистическую грани; Ф. Сологуб, А. Белый, Вяч. Иванов и А. Блок — представители того и другого уклона в пределах символизма. Симпатии докладчика не на стороне крайнего субъективно-идеалистического мироощущения: свойственный крайнему идеализму пафос иллюзионизма опустошает душу художника.
Реакцией против некоторых крайностей символизма явились носители акмеизма и футуризма. Но акмеизм — это, в сущности, только страх поэта перед провалами мира, перед его трагедией. Футуризм же в его итальянской оболочке (Маринетти и его последователи) является следствием позитивизма и нигилизма современной буржуазии. Механическое миропонимание итальянских футуристов обездушивает и жизнь, и искусство.
Русские же футуристы — здесь спокойный тон докладчика временами изменяет ему — отрывают слово от его смысла, берут форму без ее источника — души. Футуризм внутренно пуст, но в нем есть таланты, в нем приятен его буйный, балаганно-мрачный задор.
«Наступило время переоценить аналитизм в живописи, метафоризм в поэзии и нигилизм в общественной жизни, — так закончил лектор свой доклад, — мы на пороге восстания из мертвых».
После перерыва состоялись прения, очень краткие в силу наступления «полицейского часа». На защиту реализма выступил г. Львов-Рогачевский, нападки на акмеизм отражали С. Городецкий и Н. Гумилев; возражали также из футуристов неизменный Н.Кульбин и молодой, страстный В. Шкловский.
Публику позабавило выражение г. Кульбина: «даже такой захолустный театр как московский художественный».
Печатается по: Л. М. Доклад Чулкова об искусстве // Речь. 1914. № 17 (18 января). С. 6.