Зачем нескромностью двусмысленных речей, Руки всечасным пожиманьем,
Притворным пламенем коварных сих очей, Для всех увлаженных желаньем,
Знакомить юношей с волнением любви, Их обольщать надеждой счастья
И разжигать, шутя, в смятенной их крови Бесплодный пламень сладострастья?
Он не знаком тебе, мятежный пламень сей; Тебе неведомое чувство
Вливает в душу их, невольницу страстей, Твоё коварное искусство.
Я видел вкруг тебя поклонников твоих, Полуиссохших в страсти жадной;
Достигнув их любви, любовным клятвам их Внимаешь ты с улыбкой хладной.
Не верь судьбе слепой, не верь самой себе: Теперь душа твоя в покое;
Придётся некогда изведать и тебе Любви безумье роковое!
Но избранный тобой, страшась знакомых бед, Твой нежный взор без чувства встретит
И, недоверчивый, на пылкий твой привет Улыбкой горькою ответит.
Когда же в зиму дней все розы красоты Похитит жребий ненавистный, —
Скажи, увядшая, кого посмеешь ты Молить о дружбе бескорыстной?
Обидной жалости предметом жалким став, В унынье всё тебя оденет;
Исчезнет лёгкий рой веселий и забав, Толпа ласкателей изменит,
Изменит и покой, услада поздних лет! Как дщери ада — Евмениды,
Повсюду, жадные, тебе помчатся вслед, Самолюбивые обиды.
Немирного душой, на мирном ложе сна, Так убегает усыпленье,
И где для смертных всех доступна тишина, — Страдальца ждёт одно волненье!
